Она не произвела на меня сиюминутного впечатления, поскольку на ней был мешковатый рыбацкий свитер синего цвета, но я сразу приметил высокий рост, плечи пловчихи и решил, что передо мной воплощение простоты: лоб бледный и высокий, нос крупный, но не костлявый и не крючком, а под носом – симпатичный широкий рот. И никакого макияжа: губы бледно-розовые, а на переносице и щеках – перечная россыпь мелких веснушек.

Волосы туго стянуты в толстую косу, мерцают оттенками черного в электрическом свете, а брови тоже черные, круто изогнутые над глазницами, так что и глаза показались мне черными, пока в них не заиграли отблески ламп, и я понял, что глаза у девушки такие же призрачно-синие, как воды Мозамбикского течения в сиянии полуденного солнца.

Несмотря на бледность, девушку окутывала аура, свойственная людям без каких-либо проблем со здоровьем. Кожа ее отличалась эластичностью и тем особым блеском, благодаря которому может показаться, что человек светится изнутри, если рассмотреть его поближе – чем я, собственно говоря, и занимался, – казалось, под этой кожей можно было видеть приливы чистейшей крови к шее и щекам. Девушка коснулась шелковистого завитка, сбежавшего из косы и ныне дрейфующего у височного побережья. Обаятельный жест, но по нему я сразу понял, что девушка нервничает, и не купился на безмятежный взгляд темно-синих глаз.

И еще до меня вдруг дошло, что она необычайно приятная женщина. Хотя по виду ей исполнилось лет двадцать пять, она была уже не девушка, а состоявшаяся женщина, сильная, зрелая, исполненная внутреннего спокойствия. Меня это заинтриговало.

Обычно я выбираю дамочек попроще – не люблю растрачивать энергию на ухаживания. Но то, что я сейчас видел, выходило за рамки моего опыта, и впервые за многие годы я растерял присущую мне самоуверенность.

Мы довольно долго смотрели друг на друга, не двигаясь и не говоря ни слова.

– Вы Гарри Флетчер, – наконец спокойно произнесла она, негромко, тоном человека культурного и образованного.

– Какого черта?! – оторопел я. – Откуда вы знаете?

– Входите. – Она сняла цепочку, открыла нижнюю половинку голландской двери, и я повиновался. На кухне было тепло, уютно, и пахло вкусной едой.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – снова спросил я.

– Ваше фото напечатали в газете, рядом со снимком Джимми, – объяснила она.

Мы опять умолкли и стали рассматривать друг друга.

Она была даже выше, чем казалось поначалу. Мне по плечо, длинноногая, в темно-синих брюках, заправленных в черные кожаные ботинки. Я разглядел тонкую талию, а под теплым свитером – намек на вполне достойную грудь.

Поначалу я решил, что она простушка, а десятью секундами позже пришел к выводу, что передо мной необычайно приятная женщина. Теперь же, по прошествии некоторого времени, до меня дошло, что такой красавицы я, пожалуй, еще не встречал.

– Вы поставили меня в невыгодное положение, – наконец сказал я. – Ведь ваше имя мне неведомо.

– Я Шерри Норт, – представилась она, и пару секунд я глазел на нее, пытаясь оправиться от шока, так как она кардинально отличалась от той Шерри Норт, с которой уже свела меня злая судьба, и в конце концов спросил:

– Вы в курсе, что вы не одна такая?

– Не поняла? – Она нахмурилась и взглянула на меня обворожительно-синими глазами из-под опущенных ресниц.

– Долго рассказывать.

– Извините. – Только сейчас она поняла, что мы стоим друг против друга посреди кухни. – Прошу, садитесь. Не желаете ли пива? – Принесла из шкафчика пару банок «Карлсберга» и устроилась напротив за кухонным столом. – Вы собирались рассказать что-то долгое. – Щелкнув колечками обеих банок, она подтолкнула одну в мою сторону и стала выжидающе смотреть на меня.

Я принялся излагать тщательно купированную версию моей биографии, начав с тех пор, как на Сент-Мэри прилетел Джимми Норт. Она с интересом слушала меня, и говорить с ней было легко, как со старым товарищем. Вдруг мне захотелось поведать ей всю правду, не вымарывая ни единого слова: я решил, что с самого начала все должно быть честно и правильно, без оговорок.

Передо мной сидела незнакомка, совершенно чужой мне человек, но почему-то оказалось, что я доверяю ей как самому себе, и я рассказал ей все без утайки.

Когда стемнело, она накормила меня безупречной кассеролью, запеченной в глиняном горшке, с домашним хлебом и фермерским сливочным маслом. Я по-прежнему говорил, но уже не о недавних событиях на Сент-Мэри, а она молчала и слушала. Наконец-то мне встретился человек, которому я мог излить душу.

Упомянул свое прошлое, а потом со мною случился катарсис, и я рассказал ей, как все начиналось, и даже о том сомнительном способе, которым я раздобыл деньги на «Танцующую по волнам», и еще – как мои добрые поначалу намерения дали неминуемую течь.

Было уже за полночь, когда она сказала:

– Честно говоря, верится с трудом. Все это совсем на вас не похоже, ведь вы такой… – она поискала нужное слово, – такой положительный…

Но я видел: на самом деле она хотела сказать что-то другое.

– Много работаю над собой. Но иной раз нимб скособочивается. Сами понимаете, наружность бывает обманчива, – объяснил я.

– Да, бывает, – кивнула она. Это было сказано со значением – так, словно ей хотелось предостеречь меня. – Зачем вы обо всем рассказали? Это, знаете ли, не самый мудрый ваш поступок.

– Наверное, пришло время с кем-то поделиться, и выбор пал на вас. Простите.

– Переночуете в комнате Джимми, – улыбнулась она. – Не выпускать же вас на улицу. Не ровен час, разоткровенничаетесь перед кем-то еще.

Прошлой ночью я не спал, а теперь вдруг понял, что у меня совершенно нет сил. Сомневался даже, что смогу подняться в спальню, но все же задал последние вопросы:

– Зачем Джимми прилетел на Сент-Мэри? Что он искал? Вам известно, с кем он работал? Что это за люди?

– Не знаю, – покачала головой она. И я понял, что это правда: теперь, когда я безгранично доверился ей, она не стала бы мне лгать.

– Поможете выяснить? Поможете их найти?

– Да, я помогу вам. – Она встала из-за стола. – Но давайте вернемся к этому разговору завтра утром.

Джимми жил под самой крышей, чей скат придавал комнате неправильную форму. На стенах – фотографии, полки, тесно заставленные книжками, серебряные спортивные кубки и прочие безделицы, милые сердцу любого мальчишки.

Кровать высокая, матрас мягкий.

Пока я ходил к «крайслеру» за сумкой, Шерри стелила чистые простыни. Потом показала мне, где ванная, и ушла.

Я лег, пару минут вслушивался в дробь дождя по крыше, а потом уснул. Проснулся среди ночи и услышал где-то в доме негромкий разговор.

Босой и в одних трусах приоткрыл дверь спальни, тихонько подкрался к лестнице и выглянул в прихожую. Там горела лампа. Шерри Норт стояла в тоненькой ночной рубашке у настенного телефона и говорила в трубку какие-то слова – тихонько и прикрыв рот рукой, поэтому я не разобрал, о чем речь, зато разглядел за просвечивающей тканью контуры ее тела так хорошо, будто Шерри была обнажена.

И обнаружил, что глазею на нее, словно вуайерист. В электрическом свете кожа ее сияла слоновой костью, а потайные впадинки и тени под прозрачной материей окончательно меня заинтриговали.

Не без труда я оторвался от этих созерцаний и вернулся в кровать, где со смутным беспокойством задумался о телефонном разговоре Шерри, но вскоре опять провалился в сон.

Утром дождь перестал, но, когда я выскочил во двор подышать прохладным свежим воздухом, земля оказалась слякотной, а трава – тяжелой и мокрой.

Я ожидал, что после вчерашних душеизлияний говорить с Шерри будет неловко, но ошибался. За завтраком мы затеяли непринужденную беседу, а потом она сказала:

– Я обещала помочь – так что я могу для вас сделать?

– Ответить на пару вопросов.

– Ладно, спрашивайте.

Джимми Норт был скрытный парень, и Шерри не знала, что брат отправился на Сент-Мэри: он сказал, что получил заказ на установку подводной электроники на плотине Кахора-Басса в Португальском Мозамбике. Собрал необходимое оборудование и попросил сестру подбросить его до аэропорта. Насколько ей известно, вылетел из Англии один. Позже в брайтонский магазин пришли полицейские, сообщили, что Джимми убит, позже об этом писали в газетах. Вот, собственно, и все.

– Писем от него не получали?

– Нет, ничего не было.

Я кивнул. Должно быть, волчья стая перехватывала его корреспонденцию, потому что фальшивая Шерри, вне всякого сомнения, представила мне подлинное письмо.

– Совершенно ничего не понимаю. Я, наверное, глупая?

– Нет. – Я достал чируту и почти уже зажег ее, но вовремя опомнился. – Ничего, если я закурю?

– Я не против, – сказала она, и я был рад, потому что без сигар жизнь моя превратилась бы в сущее мучение, и стал курить, вдыхая ароматный дым.

– Похоже, Джимми наткнулся на что-то крупное. Ему понадобились спонсоры, и он обратился к людям, которых лучше сторониться. Решив, что Джимми навел их на нужное место, они тут же убили его и попытались убить меня, а когда не вышло, прислали ко мне ту самозванку. Она же подумала, что ей теперь известно, где находится искомый предмет, и устроила мне ловушку, а сама отправилась домой. Теперь эти люди вернутся к острову Большой Чайки, где их будет ждать новое разочарование.

Шерри налила нам по второй чашке кофе, и я заметил, что сегодня утром она накрасилась, но совсем слегка, и на лице ее по-прежнему проступали веснушки. Я пересмотрел свои вчерашние выводы – и утвердился в мысли, что передо мной одна из прекраснейших женщин, что я когда-либо встречал. Даже несмотря на раннее утро.

Задумчиво хмурясь, она глядела в кофейную чашку, и мне страшно захотелось коснуться ее изящной, но сильной на вид руки, которая покоилась на скатерти совсем рядом с моей.

– Что они ищут, Гарри? И кто они такие – те, кто его убили?

– Две загадки, и обе непростые. У меня имеются кое-какие соображения – но давайте отвечать на вопросы в том порядке, в каком вы их задали. Во-первых, что хотел найти Джимми? Если узнаем, сможем выйти на его убийц.

– Вообще без понятия, в какую сторону думать. – Она взглянула на меня. Сегодня глаза ее выглядели светлее, чем вечером: голубели, как редкий сапфир. – Вы сказали, у вас есть соображения. Какие?

– Судовой колокол. Вернее, сохранившийся на нем герб.

– Что он означает?

– Не знаю, но выяснить будет несложно. – Не в силах совладать с искушением, я накрыл ее руку своей. Как и предполагал, на ощупь она оказалась крепкая, сильная, теплая. – Но сперва надо осмотреться в брайтонском магазине. И в комнате Джимми. Вдруг найдется что-то полезное.

– Хорошо, – кивнула она, не убирая руки. – Значит, сперва в магазин? Полицейские его обыскали, но могли что-то проглядеть.

– Отлично. Заодно угощу вас обедом. – Я сжал ее руку, и в ответ Шерри, перевернув ее ладонью вверх, сжала мою.

– Ловлю на слове, – сказала она.

И я, оторопевший от собственной реакции на ее рукопожатие, не сумел отшутиться, потому что в горле пересохло, а сердце билось так, словно я только что пробежал целую милю.

Шерри осторожно высвободила руку и встала.

– Надо бы посуду помыть, – вздохнула она.

Если бы девчата с Сент-Мэри увидели, как мистер Гарри вытирает тарелки, моя репутация разбилась бы вдребезги и разлетелась на тысячу осколков.

В магазин проникли через черный ход в конце крошечного закрытого дворика, почти целиком заполненного необычными предметами, – все они без исключения так или иначе относились к дайвингу и подводному миру: отслужившие свое воздушные баллоны, портативный компрессор, медные оправы иллюминаторов и прочие трофеи с затонувших кораблей, и даже челюсть косатки с полным комплектом зубов.