Она даже говорила и думала идеально. Мне хотелось, чтобы она не останавливалась никогда-никогда, и я готов молчать всю жизнь, только чтобы ни в коем случае не перебить ее. Знаете, как кошки, когда лягут на вас, и вам настолько приятно и тепло, что вы боитесь пошевелиться, чтобы она не ушла, даже если вам куда-то надо – будете терпеть. У нас была кошка, но недолго, пришлось обменять ее ради выживания на более полезные вещи, например на напитки из забродивших фруктов и ягод. Вот тут было то же самое, она уютно поселилась в моих ушах. А впрочем, пусть там и сидит, пока не надоест.

– Почему ты молчишь?

– Мне не нравится говорить, мне нравится слушать.

– Ты странный, – она улыбнулась на этом слове и с интересом заглядывала мне в глаза, а они убегали от нее куда подальше, стараясь сосредоточиться больше на ощущениях, нежели на красивой картинке.

– Я особенный.

– И скромный, должно быть. Тебе не очень подходит моя футболка, даже если ты думаешь, что ее не видно из-под старого истерзанного тряпья.

– Я пойду искать свою футболку.

– А я пойду заниматься делами, до скорого! Хоть на этот раз не попади в передряги! Если что, кричи! – она вприпрыжку попятилась назад и помахала мне, а я долго стоял, наблюдая вслед ее кудрявым белокурым локонам, после чего неспешно пошел по отпечатанным на земле ступням на выход с территории прямо в дикую уличную среду.

Я шел, вспоминая угол, где все началось. Тень скакал от счастья вокруг моих ног, будто хотел их запутать. Я не выдержал и взял его на руки, а он снова начал извиваться и урчать от нетерпения, чтоб его… Отпустил, он ломанулся от меня в сторону высокого ограждения, прямо к мусорным бакам, и инстинктивно начал копаться в них, чтобы удовлетворить голод. Я вспомнил, что поел, а вот пса, интересно, кто-нибудь кормил? Надеюсь, что Аделаида позаботилась о нем, как ее отец обо мне. Я попытался отогнать Тень от объедков, но он с довольной моськой только и делал, что удирал от меня и думал, что это смешно. Я опрокинул взгляд на грунт. Красные пятна. Да, именно здесь на меня напали эти слюнявые твари. Огляделся по сторонам, но рюкзака не нашел. Интересно, куда он подевался?

– Классная футболка, чел, – раздалось за моей спиной. Я медленно обернулся и увидел черноволосого парня с моим рюкзаком в руках. Он как-то странно недружелюбно улыбался, отчего мне стало жутковато.

– Эт-то-о м-мой рюкзак, отдай, пожалуйста, т-там м-моя од-дежда, – мой мозг снова начал устанавливать свои порядки и выставлять меня не в выгодном свете, путая мой язык и заставляя челюсть трястись из-за того, что ему просто захотелось показать себя главнее меня.

– Да? Неужели? Я его нашел, значит, он мой!

Так вот почему отец Иды решил, что это моя собака. Потому что я его нашел! До этого он не был моим.

– Он не был твоим до этого! – я взмолился и почувствовал, как нос щекочется от обиды.

– А пес? Он твой, нюня? – он показал пальцем на Тень и агрессивно посмотрел на меня.

– П-пес мой.

– А он не был твоим до этого, так ведь? – Тень заскулил и забился за бак. – Черный, ко мне! – Он шлепнул по ноге.

– Это твой пес? – опустил я глаза и все понял.

– А чей еще, идиот? Ты знаешь, сколько я искал его после налета?

– После налета?

– Да, после налета, – он передразнил меня и еще раз шлепнул по ноге ладонью, но после безуспешных попыток решил перейти в наступление.

– Не трогай его! – я понял, что пацан хочет сделать, и потянул его за куртку, но этот баран оттолкнул меня, как пушинку, и я повалился на землю. Все болячки дали о себе знать моментально. Он кинул мне мой рюкзак и велел убираться прочь, но я встал, оседлал его, как бычка, и не отпускал, несмотря на многочисленные удары рук и головы. Он много ругался и кричал, пока не услышал шаги. И я отпустил врага.

Тень привел отца Аделаиды.

– Люмьен, так ты благодаришь меня за доброту и гостеприимство?

– Сэр, он хочет забрать Тень, говорит, что это его пес.

Мужчина так строго посмотрел на черноволосого растрепанного паренька, что тот сделал испуганное лицо и попытался дать деру, но я схватил его и гордо передал на короткий поводок отцу Иды. Тот взял его за шкирку, и мы отправились домой. Если бы у меня был хвост, то я бы им завилял.

– Сейчас сюда прибудут либерты, и я передам тебя им. Они знают, что делать с такими, как ты. На кого ты работаешь? – Тень начал тявкать со всей своей грубостью, которую смог найти у себя в запасах.

Парень опустил глаза и пробубнил:

– Я ни на кого не работаю.

– Не лги мне и смотри в глаза. Я знаю, что таких, как ты, используют для воровства. Ты обучил свою собаку красть кур и яйца, а за них дают хорошие привилегии. Я слышал об одной подпольной организации, которая разводит скотину и управляет сектором, но никак не думал, что они опустятся так низко, заставляя детей воровать ради обещаний лучшей жизни. Ты же в курсе, да, что рано или поздно тебе бы все равно от них ничего не досталось?

– Они не врут.

– Значит, все-таки работаешь и мои догадки верны. Твоя собака была там, и, скорее всего, у нее получится отвести меня и либертов прямо в сердце вашей нелегальной группировки. Я видел, как ты шнырял по моей территории, но не видел лица. Твое поведение выдало тебя, им следовало бы обучать новичков лучше. А ты меня узнал сразу, значит, долгое время шпионил за мной, моей семьей и домом.

– Если эта чертова непослушная псина предаст своих, то я убью ее, – плюнул в Тень парень, и мне захотелось его ударить.

– Не стоит, Люмьен, он свое еще получит, а тебе руки марать не стоит, тем более перед приездом сотрудников правосудия. Кстати, вот и они.

За окном послышался цокот копыт и хлюпанье по сырой земле от тяжелой обуви мужчин в форме. Они привязали животных и зашли в дом.

– Добрый день, офицеры, полюбуйтесь, один из юнитов ячейки раскрыт благодаря этому храброму мальчику и этой маленькой шавке.

– Тени.

– Его зовут Черный, идиот, – выругался пацан.

– Боюсь, что мы будем вынуждены конфисковать собаку и приговорить ее к службе, Жан. – Так вот как его зовут!

– Жан, сэр, не забирайте собаку, прошу, – пропищал я от сжимавшегося сердца.

– Прошу, друг, оставь псину мальчишке, она мне кур задолжала, пусть нам пользу приносит.

– Это моя собака! Вы не имеете права! – не унимался черный.

– Вообще-то мы и есть право, дружок. Боюсь, что в том месте, куда тебя отведут, у тебя не будет возможности содержать питомца. Вставай, пойдем, ты арестован.

Руки парня сковали наручниками, а затем повели на выход. Черноволосый очень долго сопротивлялся и бросал грязные ругательства в мой адрес, а также Жану и, конечно, собаке, которая преспокойно лежала у моих ног и зевала.

– Подожди, а вы нашли того убийцу?

– Нет, женщина говорит, что это был несчастный случай, но их ребенка до сих пор нет. Точнее, приемного сына. О биологических родителях ничего не известно. Если что-то будет, сообщу.

– Спасибо, офицеры, – он с улыбкой проводил мужчин за дверь и не закрыл ее, пока они не покинули территорию, а затем посмотрел на меня и строго сказал: – Ну что, рассказывай.

Я чуть не сходил в туалет на этом самом месте, честное слово.

– Можно я сначала отойду ненадолго?

Он облизнул губы, вытер их рукой и указал на лестницу, не посмотрев на нее:

– Быстро!

Так быстро в туалет я еще не ходил и на этот раз даже не пробовал струей смывать пылинки. Я чувствовал, что Жан не сильно печален или расстроен, я ощущал любопытство и немного жалость, поэтому не переживал, а сердце, наоборот, радовалось. Он любезно заварил чай и указал на мягкий старый диван, чтобы я приземлился. Пока я разглядывал чаинки и кусочки фруктов, Жан смотрел на меня не моргая и ничего не говорил. Наверное, ждал, когда начну я.

– Он напал на маму, – сквозь слезы начал я. – Она ему не нравилась, он не любил ее, бил, гулял и называл ее некрасивой. Он ее душил, она краснела, а потом белела от недостатка кислорода, но я успел толкнуть его со всей дури. Он был пьяный, шатался и ушатался об угол стола. Я не хотел причинять боль, я хотел, чтобы он не убил маму, потому что она мне нравится. Она выгнала меня и сказала не возвращаться, потому что я не ее сын, – на колени прыгнул Тень и уткнулся носом в мой живот, а затем начал ловить зубами руки.

– Они усыновили тебя официально?

– Были какие-то бумаги, но я не знаю, насколько они правдивые.

– Что ты имеешь в виду?

– При устройстве в школу меня не хотели брать без каких-то бумажек, и мама попросила кого-то их «нарисовать».

– Понятно. Если хочешь, можешь жить с нами. Тут не так много еды и воды, но, я думаю, что ты сможешь помочь нам по хозяйству, и мы быстро раскрутимся. Честно говоря, не хватает мужских рук тут, – он огляделся, я тоже. – Наверное, в коровнике, скоро придет. Ну, или можешь прогуляться до туда и потихоньку вникать в нашу жизнь, что скажешь? – он слегка улыбнулся, из глаз ушла тень строгости. Он смотрел на меня как на сына и похлебывал горячий напиток, скрестив ноги.

– Я буду рад, сэр, для меня большая честь, сэр, – глаза загорелись, и я быстро допил чай, чтобы побежать к Аделаиде, но вслед услышал одно:

– Только имей в виду, мою дочь не трогать, и даже не смотри в ее сторону, ты понял?

– Вообще не смотреть? – погрустнел я.

– Это образное выражение. Надеюсь, ты меня понял.

– А, вы имеете в виду не любить?

– Ее любят все.

Я удивился. Она не была похожа на девочку, которую любят все подряд, во всяком случае, никакого намека даже не было. Я не представляю, чтобы кто-то любился с ней, она была слишком чиста для этого.

– Я ее люблю, поэтому желаю ей только самого лучшего, – уточнил Жан, и мне стало дурно. Я спрашивал у родителей про это, и они сказали, что это ужасно.

– Вы ее любите? А разве так можно? – сморщился я от отвращения.

– Не понял, – поймал глубокое удивление врач, как будто мы говорили на разных языках. После недолгой паузы он сделал понимающее лицо и расслабился. – Скажи мне, Люмьен, что такое любовь? – он улыбался, будто издевался надо мной, видя, как я краснею. Меня всегда выдавали топырящиеся уши, как у Тени. Мы с ним похожи. – Люмьен? – с вызовом затянул Жан, и я понял, что придется отвечать.

– Ну, это когда мужчина и женщина любят друг друга. Можно все же переодеться?

– Что такое любовь, Люмьен? Любовь это… – уже строже проговорил доктор и подталкивал меня к ответу интенсивнее.

– Любовь – это когда орган мужчины оказывается в женщине, – набрался мужества я и выпалил. – Кстати, у вас на зеркале написано: «Люби себя» – это как?

– Вот ты дурень, – посмеялся от души Жан, краснея и шлепая ладонями по коленям.

– А что я сказал?

Доктор сделался странно милым, душевным, что ли, и присел рядом со мной:

– Тебе никто никогда не говорил, что любит тебя?

– А как можно любить без тела?

– Любить можно только сердцем. В идеале это чувства, это сила притяжения двух душ, когда жизнь готов отдать за человека и не можешь ни дня прожить без него. То, что ты называешь любовью, – это соитие, от этого могут получиться дети, но, как правило, люди занимаются этим, когда есть притяжение тел или много свободного времени и сил, чтобы потратить или обменяться энергией. С самим собой тоже можно, конечно, загляни в журналы в библиотеке и все поймешь, – он подмигнул.

– Мама запрещала мне играть с моим органом, говорила, что отвалится.