17

После промывания желудка я дрожу и зеленею, как зомби недельной давности, так что жалостливый Вадим отводит меня обратно в дом и наливает кофе из термоса.

Я не совсем уверена, что после таких процедур можно пить кофе, но отказаться от любимого «3 в 1» выше моих сил – тем более что стажёр уже нацедил напиток в одноразовый стаканчик. В прошлый раз, помню, мне наливали чай в крышку от термоса – похоже, дело идёт к тому, что менты просто заведут для меня отдельную кружку и будут всюду таскать её с собой.

Глотая кофе на злосчастном диване, я жду, когда менты закончат свои дела, и постепенно отогреваюсь. Когда они запирают дачу и рассаживаются по машинам, я согреваюсь настолько, что вновь понимаю – жизнь прекрасна и удивительна.

Причём удивительна куда больше – меня почему-то сажают в одну машину с Людмилой-Литературой. За руль усаживается Хучик, на заднем сиденье размещается Вадим вместе с нашей мадам Борджиа, а мне достаётся сиденье рядом с водителем – что вовсе не мешает Людмиле всю дорогу прожигать меня взглядом. Сквозь спинку сиденья, наверно, не очень удобно, однако она справляется.

За окном опять начинается дождь, но Хучикова «Нива» уверенно форсирует кочки и скачет по лужам в туче брызг. Другие ментовские машины – всего их три –предусмотрительно держат дистанцию. Асфальт неожиданно заканчивается, потом не менее неожиданно начинается, и, ещё чуть-чуть попетляв, мы наконец-то выскакиваем на приличную дорогу.

Насколько я помню, нас ждёт ещё полчаса пути по трассе, и ещё столько же по городу. Но это в том случае, если менты отвезут меня домой – однако, учитывая, что никаких объяснительных я ещё не подписывала, мы наверняка держим путь в отделение. Быстрей бы, конечно – я снова начала мёрзнуть. Одно из двух – или у «Нивы» сломалась печка, или коварный Хучик не включает её из вредности.

А что, это вполне вероятно. Учитывая, что мент уже полчаса не читает мне нотации на вечную тему «Марина, когда вы прекратите создавать нам проблемы» и «почему вы опять суёте свой нос в расследование», он явно что-то задумал.

Однако всю меру его коварства я ощущаю только тогда, когда машина заезжает на заправку, и Фёдор Иванович, недовольно кряхтя, вылезает под дождь и направляется к кассе. Под взглядом его блёклых глаз Вадим тоже покидает не очень тёплый, но пока ещё сухой салон. Мы с Людмилой остаёмся вдвоём.

Мы. С Людмилой. Остаёмся вдвоём.

Остаёмся вдвоём с этой коварной преступницей, с этой зловредной особой, блуждающей по чужим дачам и без малейших колебаний подсыпающей в чай отраву.

Но я не успеваю возмутиться по этому поводу. Как только менты исчезают из виду, указанная разносторонняя личность хватает меня за плечо и шипит:

– Марина! Ни слова про Валя!..

С трудом вспоминаю, что «Валь» это физик. Несостоявшаяся миледи Винтер с мольбой закатывает глаза, однако я далеко не Портос и не собираюсь вестись на этот дешёвый развод. К тому же Хучик всё равно уже в курсе.

– С чего это вдруг?

– Вы ничего не понимаете!.. – она трагически машет руками в опасной близости от моего глаза. – Валентину угрожает опасность! Он перешёл дорогу одному могущественному человеку…

– Какому? – торопливо спрашиваю я, но Людмила лишь округляет глаза:

– Я не могу сказать!.. Я не знаю!..

Не знает она, ага.

Похоже, что криминальная учительница перечитала мыльных романов и решила защищать своего «возлюбленного» до последнего. Но я-то знаю, куда заводят такие идеи. По закону жанра она непременно должна стать следующей жертвой неведомого убийцы.

Впрочем, Людмила считает детективы второсортным чтивом и может не знать некоторых нюансов, поэтому я решаю её просветить:

– Да вы шизанулись! Наверно, вы ждёте, пока вас убьют.

– С чего это вдруг?.. – окрысивается Людмила. – Кому я нужна?..

Злорадно пожимаю плечами:

– Законы жанра, ничего не попишешь. Тех, кто знает, но молчит, всегда убивают в первых рядах!

Литература ощутимо нервничает – похоже, что наша тургеневская девица и не задумывалась о таком исходе. Я открываю рот, чтобы проинформировать её о других деталях, но тут двери распахиваются, и машина наполняется ментами (в количестве два).

Первое, что делает Хучик – берёт телефон с приборной панели и что-то там нажимает. Секунду я размышляю, к чему бы это… потом доходит: ой-ей! Похоже, что нашу беседу записали на диктофон! Я сильно сомневаюсь, что это доказательство можно использовать в суде, но ведь сам факт!

Вообще-то я могла догадаться, что дело нечисто: с чего бы вдруг Хучику оставлять нас вдвоём? ещё и Вадима забрал… в общем, я шляпа. Хотя Людмила шляпа ещё больше, она до сих пор ничего не заметила.

Повосхищавшись Хучиковым коварством, я снова начинаю следить за дорогой. Мы заезжаем в город – асфальт под колёсами «Нивы» сразу становится лучше – и вскоре добираемся и до Следственного комитета.

Мент выбирается из салона и предлагает пройти в кабинет. Вздыхаю, но подчиняюсь. Конечно, я вовсе не против помочь родной полиции, только хотелось бы забежать домой и поесть, благо отсюда недалеко. Голодный желудок едва утешает светлая мысль о том, что Следственный комитет тут, под боком, а вот до дома, как ни крути, пришлось бы бежать минут двадцать. А ведь на улице по-прежнему моросит мелкий дождь, а я замёрзла, как десять собак… есть всё равно нечего, придётся готовить… в подъезде наверняка сидит бывший муж… да ну его, этот дом!

Немного утешившись по принципу «зелен виноград», решительно карабкаюсь по крутой скользкой лестнице.

Помню, помню я эту лестницу ещё со времён моего ранения. Как же там было? Ночь, улица, фонарь, аптека, недобитая уборщица на ступеньках, бессмысленный и злобный мент… ну и так далее. Не суть.

Вадим и Людмила поднимаются впереди, и я имею сомнительное удовольствие любоваться напряжённой спиной мадам Борджиа. Не менее сомнительное удовольствие любоваться моей спиной выпадает Хучику, который идёт в арьергарде; по счастью, вскоре мы забирается внутрь и попадаем в небольшую прихожую, за которой просматривается узкий, едва освещённый тусклыми жёлтыми лампами коридор.

Пока угрюмый полицейский на проходной записывает наши контактные данные, я пытаюсь сообразить, почему относительно новое здание изнутри выглядит так, словно построено в середине прошлого века. Одно из двух: или я ошибаюсь и здание старое, но с хорошим наружным ремонтом, или строители этого дома знали какой-то советский секрет, позволяющий наводить ужас на посетителей.

Немного поплутав по коридорам и преодолев ещё одну лестницу, мы попадаем в кабинет Хучика. Обстановка наводит тоску и ужас: выцветшие желтоватые обои на стенах, массивный железный стеллаж, заваленный толстыми желтоватыми папками, пузатый железный сейф у двери, обшарпанный деревянный стол, забранное решёткой окно (и это на втором этаже!) и высокие потолки (уверена, если обрезать их до нормального уровня, запросто можно собрать ещё один этаж).

Картину безысходности несколько портит высокотехнологичное офисное кресло, а ободранный диван в углу наводит на мысли о том, что Хучик ночует на работе не только в переносном смысле.

Налюбовавшись мрачным ментовским логовом, перевожу взгляд на его хозяина. Хучик критически разглядывает нас с Людмилой. Особенно Людмилу – благо та почему-то начала улыбаться и махать ресницами в его сторону.

Выглядит это не столько интригующе, сколько жалко, но результат налицо – мент явно заинтересовался. Может, мне тоже попробовать? Я не строила глазки с замужества, но ведь когда-нибудь надо начинать! В смысле, возобновлять.

Как же там полагается?..

Одним глазом беру на прицел Хучика, другим то и дело кошусь на Литературу, чтобы не сбиться. Несчастный мент выдерживает наш перекрёстный огонь не дольше минуты. Потом он поспешно ретируется за дверь, прихватив Людмилу для допроса, и просит Вадима взять объяснения у меня. стажёр вздыхает, усаживается в кресло и начинает бодро стучать по клавиатуре. Спокойно пересказываю всё то, что обсуждала с Хучиком. стажёр не задаёт дурацких вопросов – он просто записывает мои слова, распечатывает объяснение на еле живом струйном принтере и сует подписать. Оставив свою закорючку, поднимаюсь с неудобного ментовского стула, снимаю со спинки пакет, заменяющий сумку…

Однако не тут-то было. Вадим очень вежливо просит дождаться Хучика – возможно, у того есть какие-то вопросы. То есть появятся после допроса Литературы.

Ну ладно. В ответ я прошу раздобыть еды. стажёр ненадолго задумывается, после чего извлекает из ящика стола упаковку бомжатинки:

– У него сигареты, вермишель быстрого приготовления и растворимый кофе из банки. Что будете?

Я буду всё. Разумеется, кроме сигарет.

Сочувственно посмотрев на голодную экс-уборщицу, готовую наброситься на копеечную китайскую лапшу, Вадим щёлкает древним электрическим чайником (это покрытое накипью чудо техники размещается на сейфе). Вскоре кабинет наполняется знакомым резким запахом (между прочим, амбре бомжатины придает ему почти домашний уют), и я с позволения стажёра перемещаюсь на диван.

Благодаря обжигающей лапше (причём обжигающей не столько за счёт температуры, сколько из-за большого количества специй) я вроде бы согреваюсь. Ещё бы одежду просушить… только где? Едва ли Хучик оценит, если я завалю его строгий кабинет предметами женского гардероба.