Позже мне пришлось долго просить прощения у обиженной до глубины души Душечки и в знак примирения преподнести перстень с рубином, подаренный мне отцом на тринадцатый день рождения. По правде говоря, избавиться от него я была даже рада. С тех пор каждую нашу встречу дочь Шурале обзаводилась новым украшением и становилась на удивление сговорчивой. Вот и сегодня я не нарушила традицию и достала из кармана штанов золотую брошь в виде ящерки.

На лице Душечки расплылась радостная улыбка, и цепкие пальцы выхватили у меня подарок. Она вертела в руках несчастную ящерку, рассматривала, примеряла к мешковатым лохмотьям, громко звавшимся платьем, и даже попробовала на зуб. Прицепив брошь на ткань, под которой болталась обвисшая грудь, Душечка осталась довольна.

– Я даже знаю, о чем ты хочешь меня расспросить, – ее голос вновь зазвучал у меня в голове.

Дочь Шурале говорила неясными скрежещущими звуками. Со мной же она предпочитала общаться мысленно.

– У границ Вароссы убивают девушек. Молодых, здоровых и невинных. Их тела иссушены, и сделано это темной магией. Я подозреваю, что жертвы выбраны неслучайно. Еще и змеи сползаются к городу, будто где-то здесь поселился их царь. Наверняка чуют тьму.

Душечка слушала меня, по-птичьи склонив голову, и задумчиво кусала бескровные губы. Ей не нравилось происходящее. Ой как не нравилось.

– Змеи ползут через наш лес больше месяца, и нет им конца, – процедил ее голос. – Ты права, Малечка, скверна манит их, зовет к себе в объятия. Она исходит от колдуна, бродящего по окрестностям. Он скрыт черным плащом и ни разу не показал лица. Вокруг душегуба витают темные сущности, они и скрывают своего хозяина от чужих глаз.

– Он прячется в лесу? – с надеждой спросила я.

– Нет, что ты! Папенька удавил бы его собственными руками, если б поймал! Он у меня хоть и злобный, но молодых девок ни за что ни про что не трогает! Им еще детей рожать! Убивец держится ближе к городским стенам и к лесу не суется. Чувствует, что здесь смерть его ждет.

– Тогда где он? – мое сердце тревожно замерло.

– В городе. Он всегда появляется оттуда, – Душечка с готовностью подтвердила мои худшие опасения.

– То есть у меня под носом уже полтора месяца прячется нечистая сила?! А мы, дураки, рыскаем за пределами Вароссы!

Дочь Шурале картинно вздохнула и заломила руки.

– Если бы я могла поговорить с тобой раньше, то непременно все рассказала бы.

– Я знаю, Душечка, знаю, – заверила ее я, понизив голос. Шурале отпускал свою драгоценную дочурку из заколдованного сердца леса лишь в полнолуние, когда ту могла защитить напитавшаяся силой нечисть. – Скажи, не бывало ли в лесу странных путников в последнее время? К моему двору прибился бродяга. Говорит, что пришел из Миреи.

– Был тут один. Путь держал из Лирая. Побитый, как собака, спал прямо на земле.

Значит, не врал перебежчик. Лирай ютится на границе с Миреей. Дальше – горы, которые бродяге пришлось преодолеть в одиночку.

– Могущественный колдун попросился тебе ко двору, – добавила Душечка. – От него исходит большая сила. Еще и существо это…

– Какое существо? – насторожилась я.

– Рядом с колдуном держалось… нечто. То ли тень, то ли морок, облачавшийся в разные обличья. Я никогда не видела ничего подобного. Это какой-то… сгусток чистой силы… и одновременно будто неупокоенная душа.

– С чего ты взяла, что существо держалось рядом с путником? Может, оно пыталась сожрать его?

– Нет. Тень помогала мальчишке, остановила кровь, показала брод через реку и отгоняла от него моих названых братьев и сестер. Она прячется от солнца и не показывается под его лучами.

Я задумчиво почесала голову, силясь припомнить что-нибудь похожее в прочитанных книгах о нечисти. Неупокоенная душа и морок. Ни о чем подобном никогда прежде мне слышать не приходилось. Что за темное мирейское колдовство?!

– Существо несет в себе зло? – выдавила я, терзаемая дурным предчувствием.

– Оно обладает скверным характером, но нечистой силой не пахнет. Это какая-то неведомая мне магия, только и всего, – беззаботно ответила Душечка. – Путники разбавили нашу скуку, а то в последние несколько лун ни одна живая душа и носа не кажет в чащу от страха. Сколько трусов в округе развелось! Ни одного смельчака!

Я согласилась с дочерью Шурале и, поблагодарив ее за помощь, направилась прочь. Душечка исчезла так же неслышно, как и явилась. Лишь на прощание чмокнула меня в щеку, чем вызвала неистовое желание сейчас же умыться.

Огненный сгусток висел перед глазами, но я почти не видела его. В голове, будто потревоженный улей, роились дурные мысли. Надежда, что встреча с Душечкой даст мне ответы на вопросы о твари, орудующей у городских стен, умерла в муках.

Неясное шуршание, раздавшееся совсем неподалеку, вырвало меня из размышлений. Я повела рукой вниз, направляя огонек к земле, и зарычала от злости. Снова змеи! Неужели все гады материка сползлись к моей Вароссе?!

Сжечь их в лесу значило проявить неуважение к Шурале. Хозяин леса питал бесконечную любовь ко всему живому… кроме людей, конечно же. За убийство змеи в своих владениях Шурале жестоко накажет. И плевать ему, кто перед ним – крестьянка или правительница Вароссы.

Я перешагивала через ползучих гадов, мысленно обещая испепелить каждую, стоит им покинуть границы Нечистого леса. Змеи держались на почтительном расстоянии, признав во мне ведьму. Мы – продолжение матери-природы, ее дети. Все живые существа тянутся к ведьмам и ведьмакам, никогда не причиняя вреда, в отличие от нас самих.

Деревья редели, и впереди потихоньку проступали огни на городских стенах. Неподалеку я разглядела группу Беркута. Тайфун одиноко брел за ними, ведомый Михелем за поводья.

Я громко свистнула, привлекая внимание. Беркут отпустил Тайфуна, и тот послушно потрусил в мою сторону, ведомый даром друга подчинять животных своей воле. Благодаря таланту Михеля мое поместье славилось необычными крылатыми почтальонами – устрашающими, но на удивление надежными беркутами.

Взобравшись в седло, я создала еще два огонька и зашипела от боли. Беркут прав – мои руки сегодня ни на что не годились. Сгустки пламени осветили землю под копытами коня. Змеи еще не покинули лес. Что ж, подождем.

– Ты цела? – опасливо спросил Михель, приблизившись. За ним последовали и оставшиеся двое солдат.

– Со мной все хорошо, но дела у нас хуже некуда, – мой голос звенел от гнева. – Тварь все это время скрывается в Вароссе. Змеи тянутся к темной силе, поэтому и ползут к городу. Сегодня мы их уничтожим. Снова.

Беркут тяжело вздохнул и покачал головой. Уже в который раз за прошедшие шесть недель нам приходилось убивать полчища ползучих гадов. Они стекались к Вароссе огромными группами, но появлялись не каждый день, а лишь по их собственному расписанию. Никто не мог предугадать, когда незваные гости нагрянут вновь. Неизменным оставалось одно: змеи покидали лес лишь во тьме и отчаянно стремились к городу, но мои солдаты истребляли их с неистовой жестокостью.

Каждый раз Беркут уговаривал меня остаться в поместье, и каждый раз я не слушала. Уничтожение змей стало для меня делом чести. Если хоть одна тварь проникнет в город, там поднимется паника, и это станет началом конца. Не хватало еще, чтобы о происходящем узнал отец…

Все двадцать солдат, собранные Беркутом, рассредоточились по пустоши в ожидании гадов. Я потеряла счет времени, погрузившись в молчание и ожидание. Наконец огонек выхватил из темноты едва заметное движение в траве. Что ж, добро пожаловать в преисподнюю.

Солдаты действовали слаженно. Мы проделывали этот финт не раз и не два. Ведьмаки силой мысли плели воздушные стены, не выпуская змей из нашего круга. Они гнали гадов в мою сторону – навстречу мучительной гибели в пламени.

Никому из ведьмаков отряда огонь не служил так верно, как мне. Из четырех природных стихий воздух и земля поддавались чаще. Вода слыла капризной силой, а уж огонь и подавно. Мне он покорился с пугающей легкостью, чего не скажешь об оставшихся трех гранях ведьмовской силы. Воздух слушался неохотно, и то лишь соприкасаясь с огнем.

Впрочем, не существует ведьмы или ведьмака, кому все четыре стихии покорились бы одинаково. Одна всегда преобладает. Во мне главенствовало пламя, и это было… пугающе. Ожоги, ставшие моими верными спутниками, отличали меня от других ведьм и ведьмаков, которым подчинилась эта своенравная стихия. Я обладала необычайной огненной мощью, но и платила за нее сполна. Заплачу и сегодня…

Четверо мастеров заклятий сосредоточенно сплетали появлявшиеся из ниоткуда нити магии, что светились холодным светом, будто далекие звезды. Сила колдовства ширилась, ползла по земле и сгоняла змей все ближе к их гибели. Они шипели, выворачивались, но оказались не в силах противиться неведомой мощи. Тайфун недовольно переминался с ноги на ногу и фыркал, мотая головой. Его возмущало такое соседство.

Когда змей вокруг скопилось достаточно, я на миг зажмурилась, готовясь к боли, и выпустила пламя наружу. Оно сорвалось с ладоней, кожа на которых в тот же миг запузырилась.

Огонь пожирал змей вместе с травой, служившей им убежищем. Я вопила от боли, не в силах сдержаться. Запахло паленой кожей. Надеюсь, это воняли ползучие гады, а не мои сожженные руки…

Творец, как же больно! Но я стерплю. Не могу не стерпеть.

Перед глазами плясали мушки, а руки пульсировали огненной болью. Я почувствовала, что заваливаюсь на бок, носильные руки Беркута подхватили меня и помогли удержаться в седле. Как и всегда.

– Я предупреждал, – мягко попенял он и с братской заботой убрал с моего потного лба налипшие пряди. – Когда-нибудь ты сожжешь себя дотла, наине.

– Мой город сегодня может спать спокойно, – пробормотала я заплетающимся языком.

– Зато тебе спать уж точно не придется. Целитель Гаян удавит меня собственными руками.

* * *

Я откинулась на мягкую спинку топчана и аккуратно поставила на маленький деревянный столик чашку с крепким кофе. Он божественно пах корицей, а нежнейший лукум своей сладостью на пару мгновений позволил забыть о жжении под черными шелковыми перчатками. Старый раскидистый каштан днем скрывал мое излюбленное место отдыха от палящих солнечных лучей, но сейчас, когда мягкий закатный свет окрасил сад и крышу дома в благородное золото, дерево погрузило топчан в полумрак.

Зной отступил до утра, и долгожданные дуновения прохладного ветра ласково прикоснулись к открытой шее и ключицам. Приятная прохлада шелкового платья не спасала от нарамской жары.

Сегодня, оказавшись неспособной даже согнуть пальцы рук, я вынужденно доверила свое тело рукам прислуги. Две молодые девушки умыли и одели меня, причесали и даже заплели приличную косу. Не каждая могла справиться с моей копной кудрявых волос. Не забыть бы лица этих девочек на случай следующего ожога.

Лекарь Гаян пришел в бешенство, осмотрев мои истерзанные пламенем руки. Никогда прежде я не обжигала их несколько дней подряд. Кожа попросту не успевала восстанавливаться и после каждой ночной вылазки выглядела все плачевней. Даже шелковая материя перчаток сегодня причиняла мне боль, как и маленькая чашка, поднимать которую приходилось с особой осторожностью.

Весь день я старательно гнала от себя чувство голода, но сдалась на закате, когда тоскливое ожидание в компании с книгой прервало жалобное урчание живота. Пришлось сцепить зубы и потревожить руки. Просить о помощи с едой было бы слишком унизительно для правительницы Вароссы. Не хватало еще, чтобы Амаль Кахир кормили с ложечки!

Чашка опустела до неприличия быстро, как и расписная тарелочка с лукумом. Украдкой оглядевшись, я прижалась измазанными в сахарной пудре губами к внутренней стороне локтя и вытерла их о голую кожу. Никто не видел, а значит, ничего не было.