Медали, висевшие на груди князя Разгильдеева, были другие. Одна называлась: «За освоение Урала», вторая: «За северный поход». Понятно, Петруша новые игрушки сделал. Как он писал в одном из своих писем: «Страна должна знать своих героев». А ведь князь Разгильдеев горд, этими медалями, вон, как грудь выпячивает. Да и есть чем гордиться, практически не потеряв своих людей, они с Петром Дмитриевичем, где бы ни появлялись, везде горы из поверженных врагов укладывают. Ещё бы несколько таких вояк и враги Руси кончились бы.

– Скажи мне, князь Разгильдеев, как бы ты с ляхами за Смоленск воевал? – ради этого вопроса царь Баюша и вызвал в Москву.

– Я бы, Великий Государь, позвал на помощь людей князя Петра Дмитриевича Пожарского, они обучены крепости без пушек брать, – низко поклонился татарин.

– А если без людей Петруши, то что бы делал, – усмехнулся Михаил, ясно кто Ям и Ивангород без пушек взял.

– Нужно обмануть ляхов. Они попытаются вылазку сделать ночью или под утро, чтобы пушки захватить. Так надо перед позицией пушкарей редут построить и стрельцов, там, обученных метко стрелять, в засаду поместить, а ещё перед позицией чеснок разбросать, чтобы кавалерию остановить и мелкие пушки замаскировать и картечью зарядить. Как ляхи на приступ осадных орудий пойдут, тут по ним в упор из спрятанных мелких пушек картечью и садануть. И ещё, Великий Государь, они ведь из Витебска войска пошлют, чтобы нашу армию, город, осаждающий с тылу атаковать, так нужно вёрстах в десяти от Смоленска в сторону ляхов поле найти и там такую же засаду организовать. И главное, не надо с ними в конные схватки вступать, нужно из пищалей и пушек выбивать у них людей, да в тыл к той армии, что пойдёт на выручку Смоленска послать казаков, чтобы обозы грабили да сжигали, нужно их продовольствия и фуража лишить.

Обо всём этом как-то разговаривал Баюш с Петром, и вот теперь довелось передать эти мысли царю.

Михаил слушал очень внимательно. И правда, хитрости. Жаль нельзя поставить этого князя войском командовать. Бояре не дадут. Дума утвердила командовать осадой Смоленска князя Одоевского меньшова. Тот тоже побеждал во всех сражениях, даст бог и сейчас управится. Надо будет их свести, как Одоевский доберётся из Казани, пусть поговорят, решил Михаил.

– Есть ли, князь, у тебя, где остановиться? И сколько людей с тобой? – спохватился вдруг Михаил.

– Со мною сын Богдан и двадцать человек с мушкетами и одвуконь. А вот где остановиться не знаю.

– Тут месяц назад выслали в Томск дворянина Колтовского, так ты его подворье занимай, я сейчас скажу, чтобы грамоту тебе выписали, – царь кивнул дьяку Фёдору и отпустил этого боевого князя.

Только на этом удивительные события этого дня не закончились. Михаил сидел в кресле и размышлял о словах татарского князя, когда его снова отвлёк дьяк Борисов.

– Великий Государь, к тебе посольство прибыло от короля франков Людовикуса.

Вот это да. Михаил Фёдорович, знал о Франции только то, что она на западе, за ляшскими и немецкими землями, что король там Людовикус, и что это большая и богатая страна. Ну и ещё, что в бушующей в Европе войне Франция пока участия не принимает, у них там свои разборки идут, католики с гугенотами воюют. Что же им нужно от нас.

– Зови. И рынд позови. А с толмачом, что? – поинтересовался Михаил, здесь доктор Бильс со своим голландским и латынью не помощник.

– У них свой толмач, из купцов, что в немецкой слободе проживает, – успокоил дьяк Фёдор и, кланяясь и пятясь, вышел.

Через несколько минут в грановитую палату вошли четверо мужчин. Один и правда, был купцом, а вот остальные выглядели как павлины: парики, кружевные воротники и коротенькие штанишки, тоже оканчивающиеся кружевами. В Вершилово приехало уже много не бедных иностранцев, но таких вычурно одетых Государю ещё видеть не доводилось.

После долгих расшаркиваний и приседаний слово взял высокий одетый в чёрный бархат мужчина в седом парике.

– Ваше Величество, мой король Людовик шлёт вам и вашей стране пожелание благоденствия и процветания, – опять расшаркивания и приседания.

– Передайте моему брату, королю франков, благодарность за пожелания и наше желание видеть его здоровым и счастливым, – Михаила утомляли эти пустые фразы, на его счастья французы видно поняли это и перешли к делу.

– Ваше Величество, сейчас в Париже открылся банк, который выдаёт ссуды в рублях. Его Величество король Франции не имеет ничего против этого, тем более что ваши монеты такого высокого качества, что их практически невозможно подделать.

Михаил об этом и понятия не имел. И туда Петруша руки свои запустил, ещё и из Франции будет деньги качать.

– Кроме того, Ваше Величество, – продолжал посол, – во Франции огромный спрос на изделия из фарфора и цветного стекла, что производят в Пурецкой волости, а сейчас появились и восхитительные зеркала.

Михаил получил недавно из Вершилова несколько зеркал разного размера в подарок, но церковь на Руси не одобряла зеркал, и Михаил эти подарки убрал от отца с матушкою.

– И что же хочет от меня мой брат король Людовик? – уже начал догадываться царь.

– Меня, Ваше Величество, мой король Людовик уполномочил передать вам следующее: в обмен на секрет производства фарфора, цветного стекла и зеркал Франция признает Россию империей, а вас, Ваше Величество императором, кроме того, зная о готовящейся войне Вашего государства с Речью Посполитой, мой король посылает вам пятьсот бочонков с порохом и двести французских мушкетов, лучших в мире.

– Вот до этого момента, господин посол, всё было замечательно, – вздохнул, наслаждаясь будущим шоком этого петуха, Михаил, – Только русские мушкеты гораздо лучше французских. Фёдор, занеси мушкет, что князь Долгоруков из Вершилово прислал.

Посол без сомнения был военным. Он долго рассматривал замок мушкета и непонятное устройство на конце ствола, взвешивал его в руке и прикидывал под мышку намереваясь прицелиться.

– Этот мушкет стреляет без фитиля и здесь не колесцовый замок, который дорог и ненадёжен. Здесь стоит батарейный замок, – пояснил Михаил послу.

– Мы пробовали такой замок, но он даёт очень много осечек и ещё хуже колесцового, – снисходительно улыбнулся француз.

– Мне писали, что осечек не больше одной на двадцать выстрелов, и держите вы его, господин посол, неправильно. Его нужно прикладывать к плечу и целиться вон через ту прорезь на мушку, что на конце ствола.

Француз перестал улыбаться и попробовал прицелиться, как говорил царь и даже щёлкнул курком, промелькнула искра.

– Вынужден признать, Ваше Величество, что ваши мушкеты и впрямь великолепны. Что же вы скажите на предложение моего короля?

Михаил Фёдорович не знал, что сказать. Было огромное количество «но». Хотя бы просто потому, что нужно вынести это предложение на обсуждение в боярскую Думу. Потом ведь, что ещё скажет батюшка. Ну и самое главное, что скажет Пётр Пожарский? Это ведь его секреты. И эти секреты приносят стране огромные деньги в виде пятины, сколько же денег они приносят семейству Пожарских. Михаил решил сказать послу правду.

– Господин посол, мы обсудим предложение моего брата короля Франции Людовика на боярской Думе на следующей неделе, тогда вас известят о следующем визите, а сейчас вы свободны.

Опять расшаркивания и поклоны, быстрее бы уж ушли, нужно подумать обо всём в тишине и покое. Вопрос, ой какой не простой.

Событие тридцать первое

Прибыли двадцать пятого августа. В разгаре была уборка урожая. Пётр посвятил сутки жене, и в перерывах спорам с тестем. Вот, что за человек, по любому вопросу сразу начинает спорить. Пётр даже попробовал, перешёл в споре незаметно на позицию князя Долгорукого, так тот начал спорить сам с собой, а когда Пожарский указал ему на это, то начал спорить, что это не его позиция, а «мальчишка просто старается его запутать». Спорили о Смоленске. Князю Долгорукому не терпелось пойти туда всеми вершиловскими «войсками» и захватить его без артиллерии.

– Не получится, Владимир Тимофеевич, город к тому времени уже будет осаждён и на стенах и днём и ночью будут сотни ляхов, даже если и удастся забраться на стену, а она больше десяти метров, то потом очень многие погибнут, ведь ляхов в разы больше, – пытался отговорить князя от безумной идеи Пётр.

– Они успеют открыть ворота, и ворвётся в город основное войско, – упорствовал тесть.

– Это ещё хуже, в городе, наверное, не меньше тысячи воинов, даже если каждый убьёт одного нашего, то это значит, что умрёт по-глупому тысяча русских воинов.

– На то она и война, чтобы вои погибали, за царя батюшку, – Долгоруков искренне полагал, что так и должно быть.

– Владимир Тимофеевич, у меня есть другое предложение. Речь Посполитая ведь не только Смоленск себе по договору 1618 года прирезала, но и Чернигов, да и ещё городов и крепостей не мало. Вот пока основное войско будет у Смоленска воевать и к себе все силы ляхов приковывать, мы захватим сначала Трубчевск, потом Стародуб, потом Чернигов. Нужно будет только как-то с Государем договориться, чтобы он по нашим следам стрельцов послал, чтобы они после нас эти города занимали и к обороне готовили.

– Хитро! – наконец сдался боярин и опять начал спорить, что от Чернигова нужно повернуть на север и выйти к Смоленску с юга.

– Зачем нам Смоленск. Ляхи и сами попросят нас забрать его, – опять пытался настроить на переговоры упёртого тестя Пожарский.

– Как это? – оставил пока Смоленск боярин.

– Мы не пойдём на север, мы пойдём на северо-запад. После Чернигова возьмём Гомель, Рогачёв и Пропойск. Везде будем захватывать крепости уничтожать польские гарнизоны, а народу говорить, что Великий Государь даёт всем волю и панскую землю раздаёт. Потом сжигаем все костёлы, убиваем ксёндзов и идём дальше.

– Да ты в уме ли зятёк? – князь даже спорить не стал, настолько это было дико с его точки зрения.

– Конечно. Всю остальную работу за нас сделают крестьяне, они поубивают всех ляхов и литвинов на своей территории и будут истреблять пришедших наводить порядок мелкие отряды ляхов. Большие отряды Сигизмунд послать не сможет, у него на севере шведы, на востоке русские, а на юге турки с крымчаками. Уж те-то ситуацией воспользуются. В результате, когда Сигизмунд попросит забрать у него все города и крепости, отторгнутые у Руси по договору 1618 года, мы будем требовать всю Украину вместе с Киевом или пригрозим не заканчивать войны, пока жив хоть один лях. Только это уже конец плана, а есть ещё и середина. После Пропойска, Владимир Тимофеевич, вопреки вашему невысказанному желанию, идти на Смоленск, мы пойдём на Витебск. Вот уж где нас точно не ждут. И когда мы его захватим, нужно чтобы царь и туда гарнизон послал сильный. Вот тогда Смоленск окажется в глубоком тылу, и не будет надеяться на помощь извне. Они сами сдадутся. Но мы им опять не дадим. Защитники Смоленска потребуют, чтобы их выпустили из города и дали уйти с оружием. Нам этого не надо, нам надо, чтобы они во Владимире и Казани дробили камень на наши новые дороги, а жены их оплакивали в Польше. Нужно, чтобы Польша так боялась Русь, что даже при звуках русской речи у шляхтича понос начинался.

– Ну, ты, Пётр Дмитриевич, и нагородил, а сможем ли. У нас всего четыреста пятьдесят человек, – боярин теперь уже с испугом глядел на Пожарского, но и с надеждой.

– Нет, сами, конечно, не сможем. Нужно в занятых городах и крепостцах гарнизоны оставлять. Поэтому надо тебе Владимир Тимофеевич срочно ехать к Государю и получить у него грамотки с приказом к воеводам Владимира, Переяславля, Тулы и прочих городков, что нам по пути встретится, половину гарнизонов за нами вслед посылать и самим эти отряды возглавлять, и города нами захваченные под свою руку брать. Только об этом царь пусть даже отцу своему патриарху Филарету не говорит и грамоты, чтобы писал не дьяк, а вы с царём вдвоём. Ясно ли, князь? – Пётр выдержал гневный взгляд боярина и повторил вопрос, – Ясно ли тебе, Владимир Тимофеевич?

– Страшно мне даже представить, что потом начнётся! – через пару томительных минут прохрипел боярин.