– Здравствуй, – тянет он в ответ, отложив планшет в сторону и улыбнувшись. – Какая неожиданная гостья в моей палате сегодня! Рад видеть тебя, разбойница.

– Я по делу, – кидаю и сажусь на стул рядом с его кроватью. Делаю это без его разрешения, потому что без того, зачем я сюда пришла, я не уйду. Пусть даже не надеется.

– Извиниться, что оставили меня одного умирать?

– Умирать ты точно не собирался, – одариваю его улыбкой. – Я слышала твой разговор с отцом насчёт наследника, – бесстыдно признаюсь и закидываю ногу на ногу, что не укрывается от внимания Громова. И этот ловелас, даже с перебинтованной головой, решает заглянуть и узнать, что у меня под юбкой.

– М-м-м, так вот почему меня огрели! – привлекаю его взгляд вновь к моему лицу. – Сара спасала твою матку от моего чада? Ты, небось, решила, что блондинка в том разговоре ты? Ты слишком высокого мнения о себе, Милена. Заводить бейбика от девчонки, которую я не знаю? Я, по-твоему, настолько безответственный?

– Ну… – складываю губы бантиком, задумчиво. – Хм-м… Да, я так и решила.

– Нет уж, извини! У меня другая блондинка на примете. И куда более безопасный вариант. Без сумасшедших подруг.

– Ну прости, – хмыкаю, улыбнувшись. – В общем, у меня к тебе деловое предложение, – заявляю и открываю сумочку, доставая из неё увесистую пачку евровых купюр.

– Хочешь откупиться?

– Хочу за эти деньги купить у тебя расписку о том, что не будешь заявлять на меня и мою подругу, – иначе формулирую свой вклад в наше с Сарой будущее. Его определение мне вовсе не нравится.

– И ты думаешь…

– Я слышала весь разговор. Отец заблокировал твои счета и забрал у тебя машину. Здесь несколько тысяч евро, – указываю на пачку. – После выздоровления я ещё заплачу тебе такую же сумму.

– За что?

– На реабилитацию, – посылаю ему улыбку. – Я хочу продолжить своё обучение в академии, и Сара тоже. За эти деньги ты просто забудешь о том, что случилось. И никогда не будешь связывать нас со своими травмами.

– Просто расписку написать? – задаёт вопрос, хитро блеснув глазами.

Что-то мне его взгляд не нравится. Обмануть меня решил или что-то иное придумал? Чувствую подвох, но уловить его не могу.

– Да, – киваю, вопреки собственным мыслям. – За дверью нотариус, и он заверит расписку.

– Ты так подготовилась?

– Вынужденные меры, – пожимаю плечами, так и мечтая ему сказать: шах и мат!

– И откуда у тебя такие деньги, Милена? – неожиданно спрашивает, сбивая с толку своим вопросом. – Я знаю, что у нас в академии небедные люди учатся, не считая тех, кто на бюджете. Но… это огромная сумма, – указывает на деньги, которые я ему принесла. – Богатые родители? Или любовник? Мужа у тебя нет, – по его лицу расползается довольная улыбка. – Да-да, я влез в базу и прочитал твою анкету. Так что? Родители или любовник?

– Ни одни, ни вторые, – бросаю, понимая, что могу так спалиться. Моя фамилия на слуху из-за папы. И это чудо, что Егор не додумался связать нас. – На квартиру копила. Но придётся временно отказаться.

– Долго копила.

– С самого рождения.

– Зови своего нотариуса, – произносит и я, встав, открываю дверь другу отца, которому рассказала о случившемся втайне от папы, и тот согласился помочь. Даже подсказал, что делать.

В палате дядя Кирилл помогает Егору Даниловичу написать и изложить всё чётко и без подводных камней в нашу с Сарой сторону. Подсказывает, что именно сказать и как правильно сформулировать.

После они оставляют свои подписи, и дядя Кирилл, взяв один из экземпляров, уходит, оставляя меня наедине с больным человеком, к травмам которого я теперь официально не имею никакого отношения.

– Деньги, – протягиваю Егору, напоминая о своей части сделки.

– Мне неинтересны деньги в таком положении, – указывает на свою ногу в гипсе.

– И что ты хочешь?

– Мне нужна компания и сиделка, – произносит, хитро и довольно ухмыляясь. – Будете с Сарой приходить по очереди и приглядывать за мной. Веселить меня. Рассказывать о себе. Скучно здесь, – обводит рукой палату. – А этот планшет мне дали для того, чтобы я туда все свои дела внёс. Вадим их на Влада переложил. Вечером уже заберут. Телефон нельзя, ноутбук нельзя, планшет нельзя. Буду, значит, как в древности, развлекать себя женщинами.

– Ты серьёзно? – переспрашиваю, сомневаясь в его адекватности. Может быть, Сара всё же приложила его больше, чем я думаю? И там крыша… потекла?

– Да!

– Просто приходить к тебе? – уточняю, вздёрнув бровь.

– Да, но после пар, – уверенно отвечает. – Не хочу, чтобы вы пропускали учёбу. Вы вообще эти два дня были на парах?

– Нет, – мотаю головой. – Сара боялась. И мы решили…

– Дуры! – перебивает меня. – Отрабатывать придётся! А преподы у нас жёсткие, если их любые лекции пропустить. Ух вы! Ну ладно! Всего один раз вас выручу и навру им. Скажу, что вы по моим поручениям ездили. Но чтобы больше мне не пропускали. Ясно?! – рявкает, и я даже пугаюсь такого Егора Даниловича.

– Но как мы…

– Да не сдал я вас, – вздыхает раздражённо и недовольно. – Я что, дурак, чтобы упускать возможность над вами поиздеваться?

– Поиздеваться?

– Я пока здесь лежал, придумал план, как буду вам мстить. Заставлю работать на себя. Будете мне кофе носить. Рабами моими станете. И в больнице, и в академии. Думал, как бы это всё провернуть, а здесь ты со своим сказочным предложением.

– Мы тебя покалечили, а ты думаешь лишь о том, что тебе здесь скучно? – недоумеваю от его поведения.

Ну точно, Сара не пожалела, когда била.

– Есть немного, – лениво растягивает. – Я вот помню, как меня по голове треснули, а вот ногу… Вы реально мне швейную машинку на ногу кинули?

– Сара случайно.

– Ах, Сара, – тянет он. – Как я не догадался! Главный убыток нашей академии! Сколько стульев и парт списано из-за этой особы. Удивляюсь, как ещё Вадим не придумал причину отчислить её. Всё же, думаю, из-за отца. Тот тоже нам привилегии всякие дарит.

– Да… – вздыхаю. – А ты, вообще, уверен, что хочешь, чтобы Сара за тобой приглядывала? Не боишься, что она тебя ещё больше покалечит?

– Как-нибудь разберусь! Но с ней хоть весело! Она как что-то вытворит, так потом неделю вспоминаешь с улыбкой. Навсегда запомню, как она проверяющую из женского туалета выперла, решив, что это мужчина. А то была женщина. И как метлой эту женщину гнала. Но особо лицо брата запомнилось. Злое. Ох, времена! Но вообще… реально проверяющая на мужика была похожа.

– Ну… тебе решать, – отвечаю, мысленно сочувствуя ему. – Но я не всегда смогу. У меня дочь и няня ушла недавно.

– Дочь доконала няню?

– Нет, – мотаю головой. – Алёна у меня настоящая принцесса. Няня от неё в восторге была. Но Зинаида уже по своему состоянию здоровья и возрасту не справлялась. Семьдесят лет, как-никак.

– Ну, будешь менять подругу, как сможешь, – разрешает «барин», и я окидываю его насмешливым взглядом. – Ну, или с малой приходи.

– Она тебе ногти накрасит и кудри завьёт. Ты уверен?

– Кудри? Ногти? Хм-м… Поменять имидж? А что… Сотрясение мозга было? Было! Если приду накрашенным, никто не удивится.

Глава 11

Вадим

Закончив со всеми делами в академии, захожу в магазин. Покупаю Егору фруктов в больницу и любимые им ватрушки. И со всей этой ношей отправляюсь в клинику.

Приветствую медсестёр на посту, которые меня здесь как облупленного знают, и поднимаюсь на лифте на этаж брата. Иду вдоль коридора на пути к нужной палате, когда посреди огромного пустого коридора вижу ребёнка. Маленькую одинокую девочку во взрослом отделении.

Откуда здесь ребёнок? Их не пускают сюда. Мне сам Дмитрий Александрович говорил, что детей не пускают, чтобы они не шумели и не причиняли дискомфорт пациентам.

Проходя мимо малышки, невольно разглядываю девочку лет четырёх-пяти, а может, даже трёх лет. Не очень я в этом разбираюсь. Да и дети сейчас пошли, что возраст не определить.

Светло русый волос, почти белый. Огромные голубые глаза. Милые пухлые щёчки. Маленькие, изящные для ребёнка ручки. Длинные худые ножки. Одетая в платьице и кофточку девочка расслабленно рисует в альбоме карандашами.

Приостанавливаю шаг, вглядываясь в её рисунок. Это уже профессиональное – искать таланты и смотреть на работы других.

– Не смотрите так, – заговаривает она, странно выделяя букву «Р», даже не поднимая головы. – Не готово ещё!

– Не готово? – переспрашиваю и, решив, что Егор немного ещё подождёт, прохожу и сажусь рядом с ней.

– Я только начала, – важно заявляет.

– Неплохо для начала.

– Это будет лес с животными, – посвящает меня в свои тайны и немного разворачивает картинку, чтобы показать. – Вот уже одно деревце. И белочка, – указывает аккуратным пальчиком на животное, которое и правда похоже на белку.

– У тебя хорошо получается.

– Меня мама научила рисовать белочку, – произносит и начинает улыбаться. – И зайчика, – листает альбом до нужного рисунка. – Красивый? Но у мамы всё равно лучше получается. Я пытаюсь-пытаюсь, но пока не выходит. Но я смогу!

– Очень красиво! У тебя талант!

– Знаю, – кидает со вздохом. – Я, когда вырасту, стану, как мама, художницей. Буду учиться и буду самой-самой крутой! – наконец поднимает на меня взгляд и одаривает такой улыбкой, от которой сам улыбаться начинаешь. Вид на маленькое, миленькое личико завораживает. Невозможно взгляд отвести от этой будущей красотки, от которой у мужчин голову сносить будет.

– А можно альбом твой посмотреть? – прошу её, протянув руку к рисункам.

– Конечно, смотри, – спокойно отдаёт мне свои наработки. – Я могу тебе даже подарить зайчика. Я всем дарю рисунки, кто мне нравится. А ты мне нравишься. Ты как мой дедушка. Добрый и красивый, – произносит, довольно хохотнув.

Листаю альбом и понимаю, что девочка невероятно талантлива. Я бы сказал, что такое даже невозможно, но я сам видел, что это именно её рисунки. Именно из-под её карандашей выходило это всё.

У малышки даже не талант! Она словно с карандашами в руках родилась. Разве такое бывает? У детей из моей детской художественной школы и четверти таланта этой девчонки нет. Нет!

И теперь я хочу её себе! Хочу стать частью её пути к славе! Видеть, как из неё получится просто… звезда!

– А тебя не учили, что с незнакомыми разговаривать нельзя? – спрашиваю её между делом.

– А я вас не боюсь. Меня никто не даст похитить и обидеть. Медсестра на посту знает, что я тут. А дедушка Дима вон в той палате, – указывает на дверь напротив. – Я бы с ним пошла, как в остальные палаты. Конфетки бы собрала, – открывает кармашек и показывает свои поборы. – Но в этой палате дядя, и ему укол сейчас делать будут. А я такое не люблю. Фе, – морщит носик.

– Дедушка Дима? – переспрашиваю.

– Да. Он врач здесь. Лечит людей, – по-прежнему выделяет «Р», словно только научилась её выговаривать.

– Хм-м… – задумчиво тяну. – Дмитрий Александрович?

– Не знаю. Он папа тёти Сары, – пожимает плечиками. – И мне сказал его дедушкой Димой называть. Он меня всегда лечит, и я его даже не боюсь. Ни разу не плакала, когда он мне горлышко смотрел, – болтает, по-детски рассуждая и хвастаясь.

– Ясно, – бросаю. – Значит, ты здесь с дедушкой Димой.

– Ага.

– А мама?

– А мама пошла по делам. Здесь, в больнице, дела у неё. Поэтому я с дедушкой Димой. Он всегда меня берёт к себе. И даже разрешает молоточком по его коленке стучать.

– Хм-м, – тяну. – Значит, вот, – залезаю рукой в карман и достаю оттуда визитку. – Вот, отдашь своей маме. Скажешь, чтобы позвонила сюда. Это детская художественная школа, где я преподаю. Она позвонит, и я тебя буду учить рисовать ещё лучше. Хорошо?

– Зачем?

– Ну… будешь потом самой-самой крутой, – повторяю её слова.

– Надо по номеру позвонить? И я буду крутой?

– Да!