– Вы не понимаете – он узнал голос германского генерала, он был выше остальных и какой-то напряженный – это отговорки. Про наследие капитализма можно было бы говорить, если бы речь шла о капиталистах, используемых нами на ответственных государственных постах или их детях. Тогда можно говорить о каком-то наследии. Проанализируйте происхождение пойманных взяточников – оно почти всегда либо крестьянское, либо пролетарское. Как, в какой момент они перешли на сторону наших врагов? В чем заключается изъян? Точно не в происхождении – оно у них безупречно. В воспитании? Я не знаю ни одной школы и даже ни одной семьи, где молодых учили бы воровать и брать взятки. Значит, что-то происходит с ними уже во взрослом возрасте, что они выбиваются из рядов и становятся червоточинами, и даже не червоточинами – а настоящими червями. И мы должны признать это, а не отговариваться наследием прошлого. Слишком много времени прошло, и даже наследие прошлого – опять таки недоработки нашего воспитания.

– Может, управляющие работники должны получать выше заработную плату

– Какая бы заработная плата не была, украсть получится все равно больше! Это не вопрос мелких, частных недостатков, это принципиальный вопрос.

– Товарищ Вальтер прав – теперь Николай узнал голос своего генерала – ускоренными темпами идет моральное разложение всего общества, происхождение теперь уже не имеет никакого значения. Дети крестьян и рабочих могут быть рабами наживы точно так же как дети министров. Мы должны это признать и поставить следующие вопросы.

…

– Вопрос первый. Как могли наши партии допустить такое состояние дел, и что послужило этому причиной. Либо изъяны теории, либо изъяны практики. А точнее – практиков, людей применяющих эту теорию.

…

– И второй. Что мы, военные, должны в связи с этим предпринять.

– Что ты предлагаешь? – незнакомый голос

– Я пока ничего не предлагаю. Но не надо быть великим теоретиком марксизма – ленинизма, чтобы спрогнозировать, что произойдет, если мы не предпримем ничего. Если мы будем просто молчать, делать под козырек и молчать.

…

– Рано или поздно – воспитается поколение – а оно уже воспитывается – для которого деньги заменят все. Честь, любовь к Родине – абсолютно всё. Это поколение будет в принципе не способно к службе, так как служба предполагает отдачу долга Родине, и если потребуется – не щадя собственной жизни. Это же поколение предпочтет при первых неприятностях жизнь свою спасать. В том числе и ценой проигрыша – боя, сражения, может быть войны.

– А ты не преувеличиваешь, товарищ Николай? У вас у власти теперь сторонники жесткой линии…

– Ничуть!

…

– Я бы посоветовал всем прочитать, что югославский мыслитель Джилас говорит о технократах. Это люди, которые во имя нормальной работы экономики готовы на все, включая и жертвовать революционными принципами. Нельзя сказать что эти люди так уж неправы – мы живем в мире, где проигрыш капиталистическим странам в технике может привести и рано или поздно приведет к военному поражению. Но я бы задумался о том, что проигрыш может произойти и если при самой современной технике ею будет распоряжаться трус, для которого высшей ценностью будут деньги и собственная жизнь…

…

Половцев вернулся примерно в два часа ночи. Их деревянное бунгало было простым – две комнаты и коридор по центру. Постоял в коридоре, но комнату Николая проверять не стал. Зашел в свою…

…

Утром они позавтракали и поехали в охотничье хозяйство, по-видимому – на настоящую охоту.

План охоты был такой – с подхода, из-под собак. Можно так или нет – Николай не знал. Но подозревал, что и правила охоты – они нарушают.

Место, куда они приехали – было где-то получасе езды от закрытого горнолыжного курорта, более точно он установить не смог. Здесь было намного ровнее. Невысокие холмы, поросшие лесом, полянки, кое-где лесосеки – но старые. Снега пока еще много, хотя весь он водой пропитан. Места глухие, он и не знал, что такие вообще бывают в Европе…

Подошел егерь, выстроил всех в цепь. Винтовку Николай повесил за спину, потому что стрелять не собирался. Просто шел в цепи, присматривал за генералом. Впервые он наткнулся на что-то похожее на заговор. Хотя смысла его он решительно не понимал. Подобная болтовня – могла закончиться пенсией или тем что задвинут при присвоении звания, но и только.

Тем временем – то ли болгары, то ли румыны – начали громко перекрикиваться в лесу на своем языке и Николай тоскливо подумал – хрен мы что сегодня наохотим. Это не охота, а полное дерьмо. Интересно, кто только придумал такое…

Идти было легко, не так как вчера – но это потому, что после Афганистана любой лес – как прогулка. По крайней мере, тут нет пыли и легко дышать…

Тем временем, тональность лая собак впереди изменилась – теперь они лаяли зло, с подвизгом и подвывом. Неужели – нашелся какой-то зверь, который еще не услышал этих придурков и не сбежал?

Отрывисто грохнул выстрел.

Николай вопросительно посмотрел на генерала, тот кивнул – пошли, посмотрим…

…

Они подошли – как раз тогда, когда польский генерал шумно принимал поздравления. Егеря отгоняли собак, Николаю бросилось в глаза – Вепрь, которого пристрелили –не был свободен. Он был привязан за ногу к дереву, рвался на волю – вон, вся земля изрыта¹⁹

Поверить невозможно. И это охота?

…

Егеря были плохие, дисциплину они не поддерживали, и после еще пары так же привязанных и подстреленных кабанов – последовал отдых на полянке, на которой оказалось что-то вроде шатра. Горел костер, было свежеподжаренное мясо и было спиртное. Это при том, что охота не кончилась. Рядом с Николаем расположился русскоговорящий румын – живчик из делегации, и после первых же минут знакомства, Николай понял что тот почему то задался целью его напоить.

Цель конечно благородная. Да только Николай вырос в семье дипломата, а умение пить не напиваясь, одно из профессиональных умений любого дипломата. Умел он и понемногу отливать из стакана…

После третьего – он поднялся, пьяно шатаясь. За генеральским столом кое-кого не было…

– Щас приду… немножечко только…

Николай шагнул в лес и растворился в нем…

…

Подмосковный лес, много лет назад.

Лето, лето раннее, долгожданное. Свежая зелень, еще небольшие лопухи, счастливое пенье птиц, переживших зиму и холода. Трава по колено, в этом году весна ранняя была. В ложку задорно журчит небольшой ручей…

Господин Секу Асегуру, технический работник посольства Японии в Москве сейчас не похож на себя самого. Прежде всего – еще, когда выходили из машины, он снял обувь, оставил ее в машине. Трое мальчишек – двое японцев и европеец – сняли обувь, но остались в носках. Впрочем, господин Асегуру заставляет их для тренировки ходить по гальке.

Сам он может ходить по стеклу.

– Этот лес – наконец говорит он – лучший лес из всех, какие я видел в жизни. Этот лес щедрый он даст укрытие, даст пищу, поможет сделать оружие – здесь есть из чего.

,..

– Лес надо уметь слышать. И слушать.

…

– Вы должны уметь сливаться с любой природой, быть ее частью. Не производить ни малейшего шума. Посмотрите…

Господин Секу Асегуру снимает с травы божью коровку

– Разве мы слышим, как она передвигается?

– Нет, учитель – говорит европеец

– Правильно. Потому что она часть природы. Точно так же должны уметь и вы.

Господин Секу Асегуру надевает на голову черный колпак без прорези, поворачивается несколько раз и садится на землю.

– Приблизьтесь ко мне – говорит он – приблизьтесь и коснитесь меня. Но я не должен слышать вас, не должен слышать ваши шаги. Лучше, если я вас не поймаю.

Мальчишки переглядываются. Европеец понимает японский и официально – он сейчас и учит японский язык. Его родители рады, что при японском посольстве нашелся учитель для их сына – знание сложного японского языка открывает дорогу в МИМО с перспективой назначения в одно из самых лучших советских посольств – посольство в Японии. Попасть в Японию хотя бы на год – мечта любого дипработника

Жестами распределив обязанности – один должен нарочно шуметь но так чтобы сенсей не поймал – мальчишки начинают сжимать кольцо…

…

В лесу народу хватало, охота, как никак, несколько генералов с самых разных стран – потому Николай едва отойдя от стола почувствовав присутствие человека, неладное не заподозрил. И только когда он почувствовал движение, прямо за спиной – и только тогда прыгнул в сторону, разворачиваясь к угрозе…

А угроза была.

Человек который на него нападал, был в обычном охотничьем костюме, в каком тут были все. Правда, он почти один в один повторял полевую форму СС. На голове у него была маска, но не обычная, черная – а из сетки, что придавало его виду какой-то инфернальный оттенок.

Он попытался выполнить классическое «снятие часового» – но «часовой» оказался ловчее, чем он думал – и через секунду они оказались лицом к лицу. Перехватив нож, убийца попытался выполнить повторную атаку – не разрывая дистанцию и пытаясь «решить проблему» как можно скорее. Это было ошибкой – Николай чуть отклонился, пропустил нож мимо себя, зафиксировал – и нанес ответный удар. Противник захрипел и начал валиться на землю… пришлось выпустить руку с ножом…

Осмотревшись, он понял, что нападавший был один. Он не двигался, пульса не было…

Черт…

Запоздалая мысль – надо было брать живым. Сработал инстинкт – в Афганистане, где полно было духов и прочей мрази, желающей поиграться с ножом – они живых не оставляли. Он ударил инстинктивно, не сдерживая силу…

Черт, плохо.

Наскоро обыскал. Ни денег ни документов – в кармане только складной нож для снятия шкуры, а может и еще для чего, и пистолет. Пистолет не наш, германский Вальтер-ППК.

Еще раз проверил пульс – действительно мертв. Подобрал нож, с которым нападавший напал, завернул, чтобы следы остались. Потом взвалив убитого на плечо, пошел к охотничьему лагерю. Никаких сомнений в том, что старшие увидят и разберутся в произошедшем у него не было…

В конце концов, НАТО тоже никуда не девалось, и они могли вполне прислать диверсанта.

И тут он услышал вдалеке голос генерала Половцева.

По тону, он понял, что разговор идет на повышенных тонах.

Что происходит?

Положив труп на землю, он решил подобраться поближе и послушать. Только тут ему пришло в голову, что нападение на него может быть и не случайным…

…

– Если начнем сейчас, потеряем всё. Военное положение – это безумие

Это был голос генерала Половцева

– Останавливаться поздно.

Николай сделал еще несколько осторожных шагов – и наконец нашел то место, с которого просматривалась поляна.

Половцев стоял к нему спиной, он узнал его по фигуре и по костюму. Напротив него стоял венгерский офицер, имя которого он не запомнил по причине сложности и офицер из ГДР, которого он впервые увидел на аэродроме.

– В таком случае я выхожу из игры.

– Никогда не думал что русские трусы… – подал голос немец

Николай не понимал, о чем он говорит – но тональность разговора была таковой, что он потянул на себя СВД, висевшую за спиной

И – не успел…

Первым выстрелил венгр, от пояса, не поднимая руку с пистолетом. Он успел выстрелить дважды – а третий не успел, винтовочная пуля отбросила его на землю. Немец странно присел на месте, рукой с пистолетом ища цель и что-то крича… вторая пуля опрокинула и его…

…

В Афганистане времени на раздумья нет, решения принимаешь мгновенно. И еще одному важному качеству учит Афганистан – не верить ни своим, ни чужим. Сколько было случаев бунта в частях АНА? Сколько предателей работало на моджахедов, и были выявлены предатели даже среди офицеров СА²⁰.

Половцев был ранен, причем настолько серьезно, что шанса ему помочь не было. Николай вытащил его с той поляны, подгоняемый криками «охотников», оказавшихся убийцами – но когда он попытался оказать первую помощь, генерал уже умер. Умер, унеся с собой в могилу все свои тайны и все что теперь у него было – обрывки подслушанных разговоров, мертвый советский генерал и убитые им же военные – стран членов ОВД. И он понимал, что его объяснениям – вряд ли кто-то поверит. Он бы сам наверное, не поверил.

Времени хоронить Половцева не было. Он прекрасно понимал, что поступает не по уставу, оставляя тело… врагам, а кому же еще. Но и выхода у него не было – ему надо было уйти, выжить, дойти, предупредить. Хоть кого-то.

…