Маринка только сейчас разглядела, что кончики крыльев оканчиваются у него крохотными тёхпалыми ладонями, а под клювом над перьями пушится борода.

– Что смотришь? У нас по-простому. Подходи да ломай кусок. Есть-то охота?

– Охота, – пробормотала Маринка и бочком подобралась к одному из трёх пеньков, выстроившихся вдоль стены.

Водрузив хлеб на соседний пенёк, голбешка уукнул и пропал.

– Разносолов не держу, – из застиранной тряпицы Тоська достала несколько светлых корешков. – Вот, у лопуха накопала. Пробуй. И вкусно, и польза большая.

Маринка с опаской откусила кусочек и медленно принялась жевать. Корень оказался сочным да хрустким, немного напомнил любимый сельдерей.

– Я его и в суп бросаю, и строгаю в салат. Очень меня выручает.

Разломав тугой каравай, Тоська присыпала шматок солью, протянула Маринке.

Ноздреватый, с чуть липнущим мякишем, хлеб оказался настолько вкусным, что Маринка попросила ещё.

– Нравится? – улыбнулась хозяйка. – Это бездрожжевой, на закваске. Мне с мельницы мучицу передают. Она отсюда недалеко, на болоте.

– От шишиги? – проявила осведомлённость Маринка.

– Всё-то ты знаешь, – усмехнулась Тоська. – От неё закваска. Гераська таскает по надобности.

– Я не понимаю про изнанку, – призналась Маринка. – Вокруг ведь простой лес, и болото, и деревня. Всё знакомое, обычное…

– Обычное? – приподняла тонкие брови Тоська. – Ну-ну.

– Не совсем, конечно, – поправилась Маринка, покосившись на нахохлившегося на печи голбешку. – Он вроде домовика, да?

– Домовик и есть. Их много, разных-то. Как и дворовых, и овинных с сарайными…

– Я по бабы Ониному дворовому соскучилась, – улыбнулась Маринка, вспомнив неугомонного кота.

– Мой вазила тоже из дворовых. Приблудный он. Провинился перед родичами. Те его на изнанку и отправили.

– А кто его родичи?

– Так из дворовых. Лошадей любят, присматривают за ними.

– А почему вазилу отправили именно сюда?

– Изнанка их мир, – пояснила Тоська. – Тут их корни, тут их родня. Шастают через границу, шмыгают туда-сюда, любят отираться среди людей. Нечистикам везде хорошо. А вот люди на изнанке жить не смогут.

– А как же вы?

– Это совсем другая история, – помрачнела Тоська и сразу перевела разговор. – Ты-то зачем в Ермолаево собралась? В гости или по надобности?

– По надобности! – встрепенулась Маринка. – Мне нужно спасти Альку!

– Что за Алька? Подружка?

– Знакомая. Соседка. Её в зеркало утянуло!

– Как так? – нахмурилась Тоська.

– Она с девчонками прошлой ночью призыв делала.

– На что призыв?

– Как – на что? – Маринка непонимающе уставилась на Тоську.

– Для каких целей звали? За каким интересом?

– Не знаю. А это важно?

– Ещё бы! Наверняка на тёмное желание! Для такого подношение нужно. Вроде жертвы.

Маринка тихонько ахнула.

«Это всё Катька хотела, это она виновата» – вспомнила она слова Вики. Неужели это было задумано специально? И Катька заранее знала, чем должен закончиться обряд??

– Мне нужно в Ермолаево! – Маринка вскочила с пенька. – Спасибо вам за всё. Я пойду.

– Сама не пройдёшь, граница закрыта.

– Но сюда же я прошла.

– И это очень странно. Пыльца работает справно. Доставляет прямо по назначению. Ты всё правильно сделала?

– Вроде… Меня обо что-то ударило в конце, потом отбросило.

– Ударило… Отрикошетило, что ли? Нехорошо это. Очень нехорошо.

– Почему? – испугалась Маринка.

– Если такое случилось, значит не попасть в деревню. Вроде как закрыта она. Отрезана от внешнего мира.

– Давайте проверим. – попросила Маринка. – Пожалуйста, проводите меня!

– Нет мне туда ходу. Да и сама бы не пошла!

– Но почему, почему? Там же баба Оня, девчата! Вдруг, с ними что-то случилось?

– Девчата, – с горечью передразнила Тоська. – Предали они меня, понимаешь? Столько лет дружбы разом отрезали. На Аньку-чужачку променяли!

– Ну, пожалуйста! – взмолилась Маринка. – Вы же хорошая, добрая! Лизу мою спасли!

– Я знакомую спасала, ячичну, – отвела глаза Тоська и грубовато припечатала. – Не проси! Сказано – не поведу!

– Но как же… – Маринка не сдержала слёз. – Может, им плохо сейчас! Может, им помощь нужна!

– Не ной! Я вазилу попрошу. Как вернётся с поля, проводит тебя до границы.

В комнате внезапно потемнело. В крошечное окошко больше не попадал свет.

Резко распахнулась дверь. В дом залетел свежий ветер, пронёс запахи леса и близкого дождя.

– Гроза идёт! – сообщила Тоська, выглянув наружу. – Отменяется твой поход. По грозе не отпущу. Опасно это.

– Но как же!.. – завела было Маринка, да Тоська оборвала, велела замолчать.

– Гроза шутки не любит! Как закончится, так и пойдёшь.

***

Дед Семён прибежал в Ермолаево ранним утром, солнце ещё не успело взойти после длинной колдовской ночи.

Растрёпанный и трясущийся, ввалился он в дом и выпалил сходу:

– В капкане мы, Оня! Деревню колпаком накрыло!

– Доброе утро, Семён, – зевнула хозяйка. – Откуда ты в такую рань?

– Да ты спала что ли? – ужаснулся дед.

– Спала, – снова зевнула бабка. – Да так хорошо! Без маяты, без снов.

– А как же гульба ваша?

– Какая гульба, Семён. – отмахнулась Оня. – Старая я уже, устаю сильно. Без травок, вон, и сон не идёт.

Дед вздохнул и присел на лавку. Из-под печки выкатилась кика, завертелась шустрой юлой, загремела посудой.

– Согрей нам чайку, кикуня, – попросила бабка. – Станем гостя угощать.

– Оня! – опомнился дед. – Слышишь, что говорю-то? Накрыло Ермолаево! Не выйти – не войти! Я как увидал, так сразу к тебе побёг. Решать что-то нужно, спасать деревню.

– А ну-ка рассказывай! – бабка наконец-то справилась со сном. – Да по порядку, ничего не упусти.

– От брательника я. На границе свиделись. Потрещали маленько. – зачастил дед. – Вот ведь жизня наша… Я девятый десяток мотаю, а Мирон огурец огурцом – не берут его годы!

– Не отвлекайся, Семён! По делу говори!

– К тому и веду! – слегка обиделся дед. – Поговорили мы. Я гостинцы вручил, от него получил передачку. И домой засобирался, чтобы половину свою не волноватить. Мирон мне табачку отсыпал, дак я не удержался – притормозил у околицы да козью ножку свернул. Тут-то и шумнуло! Вроде вздоха пронеслось, следом быдто волной плеснуло… Я за тачкой сунулся, а взять и не могу! Мешает что-то, не пущает! Я и так, и эдак – не пробиться! Как стена вокруг выросла, нету ходу и всё тут! Я в обход попытался – всё одно. Накрыло разом всю деревню!

– Так может табачок виноват? – подмигнула бабка. – У Мирона он крепкий, забористый.

– Не до шуток мне! Я к тебе за помощью мотнул, думал, может вы с девчатами что затеяли. А ты спишь… Эх, Оня-Оня!

– Твоя правда, Семён. Постарела я. Сноровку почти растеряла.

– Не говори так! – испугался дед. – Ты у нас главная сила в деревне! Вон, давеча, с колдуном по щелчку расправилась, обезвредила гада!

– Вместе мы его одолели. Спасибо твоей подсказке.

– Что делать-то теперь, Оня? Как деревню вызволять?

– Вот попьём чайку и проводишь меня до места. После девчат позовём, станем держать совет.

– Дался тебе тот чай!

– Укрепляющий он. Хорошая поддержка на день. – бабка разлила по чашкам янтарный душистый напиток. – Попробуй Семён, проверь на себе.

– Пошли хоть кошака с разведкой.

– Нет его. На мельнице загостился. Там к свадьбе готовятся, а он первый советчик.

– От шустрые девки! – дед поскрёб в бороде и отхлебнул чай. – Нет бы, тебе подмогнуть, опыт перенять. А они только хвостами и крутят!

– Не ворчи, Семён. Шиша на невестушек не нарадуется. И работящие, и покладистые.

– То до поры! – хрюкнул в бороду дед. – Вот окольцуют мужиков, тогда и поглядим.

Чуть позже к Оне подтянулись девчата. Пока дед в красках живописал им свои приключения, хозяйка смотрела на воду, пытаясь определить причину произошедшего. Но вода оставалась прозрачной, не показывала ничего.

– Да что ж такое на наши головы! – возмущалась Грапа. – Только с одним закончили, как новые напасти!

– И прочный колпак возвели! – поддакивал Семён. – Как теперь жить станем? Как накрывашку уберём?

– И котей загулял! – сокрушалась Матрёша. – И Клавка с Варваркой не у дел. У обеих от счастья мозги потекли.

– А ты не завидуй. – не сдержался дед. – Хорошие пары из них составились, пусть живут в радости.

– И не думала даже. Что за жизнь такая – на мельнице век вековать, – фыркнула Матрёша. – Я в город уеду. Начну с чистого листа.

– Да подожди ты с городом своим, – в сердцах шикнула Грапа. – Не до того теперь.

Баба Оня в разговоре не участвовала, продолжала работать с водой – сыпала сверху порошочек, водила руками, что-то шепча.

– И Аньки с Тимкой нет, – Матрёша подошла поближе, пристроилась сбоку от бабки.

– К июню собирались вернуться. Как раз к свадьбе.

– Что-то зачастила Анна к своим, – вздохнул Семён. – Совсем про нас забывать стала.

– Боится она за дочку. – пояснила Грапа. – Сила у крохи множится, а ум за ней не поспевает. Вот и увозят Ладушку подальше от греха, чтобы не натворила чего.

– И связь пропала! И сеть не ловит! А с вечера интернет ещё фурычил. – Матрёша потрясла бесполезным телефоном. – Вот же засада! Не так я себе майские представляла, не так их планировала.

– Ну что там, Оня? – шепнула Грапа. – Есть подвижки?

– Нет! – бабка протёрла глаза и отодвинула плошку. – Кто-то сильный сработал. Крепкий заслон создал. Ничего не получается разобрать!

– Растеряли вы умение, девки! – попенял дед Семён. – От раздраю всё, от твоих фортелей! – он покосился на Матрёшу, но продолжил. – Как спуталась с немчурой, так мозги и усохли. Зачипурилась без меры, о новой жизни возмечтала.

– Умолкни, старый, – нахмурилась Матрёша. – А то ведь кузнечиком обращу. Пойдёшь по полям скакать.

– Не обратишь, – отмахнулся дед. – Была сила, да вышла!

– А ведь Семён прав, – Грапа склонилась над водой, задумчиво провела по поверхности пальцем. – Только не в одной Матрёше дело. Как Тоську на изнанку отправили, так потихоньку и пошло. Не нашлось для неё замены. У Аннушки другие заботы, Варя вон замуж собралась…

– Обидели мы Таисию. – покивала и Оня. – А ведь как дружно жили, как хорошо работали!

– Слаженная была команда. – согласился с ней дед. – Справная да крепкая.

Грапа всё водила и водила пальцем по воде, выписывая немыслимые узоры. В какой-то момент та взялась чернотой, а из-под пальца словно из-под карандаша проступило светлым контуром лицо.

– Никанориха! – громко взвизгнул Семён и разом спугнул видение.

– Неужели, её проделки?? – не поверила Матрёша глазам.

– Может и её, – пробормотала баба Оня. Мыслями она была далеко, прикидывала, как отправить весточку Тоське.

Глава 4

Алька не сразу сообразила, где оказалась.

Придя в себя на пыльном полу, долго сидела, оглушённая, среди сумрачной туманной мути, не в силах даже шевельнуться.

Я в зеркале. Внутри! – неожиданная мысль полоснула шоком.

Алька вспомнила всё.

Подскочив, она попыталась прорваться обратно – в отчаянной надежде, что получится выбраться, пролезть через узкую щель к себе.

Мутная тугая стена спружинила под руками и не пустила назад, не позволила даже увидеть, что там.

Заскулив, Алька закрутилась вокруг, не зная, что делать, что предпринять.

– Катя! Вика! – прошептала она, уже понимая, что девчонок здесь нет.

Та тварь… Побирушка… она тоже здесь? Прячется среди тумана, наблюдает… а, может, готовится схватить!

Липкий холодный ужас опутал Альку. Нужно было что-то решать. Двигаться! Пытаться спастись!

Вот только куда идти, как не пропасть в этом густом тумане?