Майли не боялся. За каждого из своих парней он мог ручаться головой хоть перед главнокомандующим, хоть перед Господом Богом, хоть перед директором ЦРУ, визит которого со дня на день ожидали в разведшколе. О том, что в школу с официальным визитом прибудет Ричард Хелмс, знали и будущие агенты, и командно-преподавательский состав. Не знали лишь, в какой конкретно день, но знали, что прибыть он может в любой момент, поэтому и не расслаблялись офицеры, и не было покоя будущим агентам. Вот и сегодня один за другим парни выбегали на плац, чтобы пройти обязательную перекличку и начать долгий, полный трудностей день. Почти каждый из парней хотел как-то подбодрить капитана, выразить свою солидарность, но мало кто на подобную вольность решался. Разве что бывший морской пехотинец (как поговаривали, земляк капитана Майли), латиноамериканец Беллуски. Имя Беллуски морской пехотинец получил в разведшколе, настоящие имена здесь были под строгим запретом, но кое-кто из агентов считал, что на Беллуски данное правило не распространялось.

– Хорошее утро, сэр капитан? – пробегая мимо Майли, бросил Беллуски, как всегда, присовокупив к обязательному «сэр» неуставное «капитан», вольность, которую также мог себе позволить только он.

– Неплохое, агент, – Майли сдержал улыбку.

Беллуски ему нравился: воспитанный, образованный, в меру старательный, перед начальством не лебезит, со сверстниками держит себя ровно, к тому же программу усваивает на порядок быстрее остальных. С первого дня, как Беллуски появился в группе, Майли решал вопрос, как лучше использовать парня – как агента-одиночку или в группе из трех-четырех человек, где Беллуски, несомненно, займет место лидера.

– Сегодня Судный день, сэр капитан! – Беллуски успел отбежать от входа в казарму довольно далеко, поэтому ему пришлось кричать.

– Кончай трепаться, Беллуски, – оборвал его Майли.

– Это не треп, так и будет. Вы и сами это чувствуете, верно, сэр капитан?

Майли не ответил. Отчасти потому, что не хотел давать повод остальным агентам думать, что в школе приветствуются вольности, отчасти потому, что был согласен с Беллуски. Проснувшись в четыре тридцать утра, он тоже почувствовал: день сегодня особенный. В предчувствия Майли не верил, а потому отмахнулся от мысли, как от назойливой мухи. Но, придя в казарму, он снова пережил то же ощущение: что-то должно произойти, что-то важное, глобальное. Казалось, это что-то витало в воздухе, отражалось от казарменных стен, этим ощущением был пропитан каждый клочок земли на плацу.

– Подразделение, стройсь!

По команде капитана Майли рекруты выстроились в шеренги. Началась перекличка.

– Арчибальд.

– Я, сэр.

– Глейхесис.

– Я, сэр.

– Диас.

– Я, сэр.

– Мануэль.

– Я, сэр.

Майли выкрикивал имена, под которыми рекруты числились в разведшколе, не заглядывая в список. Ему это было не нужно, за десять месяцев несложно запомнить сотню имен, пусть и по алфавиту. В ответ с плаца летели четкие ответы агентов.

– Я, сэр. Я, сэр. Я, сэр!

Перекличка закончилась, Майли отдал бразды правления первому в строю, тот выкрикнул команду «бегом», и строй дружно сорвался с места. Спустя несколько минут крайний рекрут скрылся за воротами разведшколы. Путь будущих агентов лежал в перелесок, расположенный в трех километрах от базы, затем вдоль реки вниз по течению до понтонного моста и обратно. Всего пятнадцать с половиной километров.

Пробежка занимала ровно час, такие нормативы установил капитан Майли, причем забег считался успешным только в том случае, если к финишу группа приходила одновременно. Физическая подготовка рекрутов оказалась настолько разной, что выполнить требование капитана казалось задачей невыполнимой. Поначалу будущие агенты с трудом укладывались в два с половиной часа, но через пару месяцев общая скорость выросла вполовину, а еще через три месяца, когда им удалось уложиться в вожделенные шестьдесят минут, капитан впервые встретил группу пусть скупыми, но все же аплодисментами.

Теперь, спустя триста дней тренировок, марш-бросок уже не вызывал у рекрутов ни раздражения, ни усталости, а воспринимался как возможность пообщаться вне пристального взора капитана и его коллег.

– Беллуски, зачем ты дразнил Волкодава? – вопрос латиноамериканцу адресовал агент по имени Мануэль, худощавый кубинец лет тридцати, вечно недовольный и не слишком общительный.

– Тебе этого не понять, Манн, – отмахнулся Беллуски.

– Я и не прошу объяснений, лишь хочу, чтобы ты не лез со своими шуточками к капитану.

– Брось. Мануэль, никто капитана не обижал, – в разговор вступил агент Жеронимо, весельчак по жизни, помешанный на всеобщей любви и взаимовыручке.

– Мне так не показалось, – Мануэль скосил взгляд на Беллуски, наблюдая за его реакцией. – Жеронимо, неужели ты думаешь, что Беллуски действительно что-то там почувствовал?

– Почему бы нет? Такое случается. Вот моя тетушка, например, в один из дней проснулась с ощущением неминуемой беды. Она даже из дома выходить не стала, весь день пролежала в постели, боясь того, что может произойти. И что вы думаете?

– С ней ничего не произошло, – смеясь, проговорил Мануэль.

– Так и есть. С ней ничего не произошло, зато ее кузен Тори попал под машину!

– И что это доказывает? – не понял Мануэль.

– Да то, что беду можно предчувствовать, как и радостное событие, – подвел итог Жеронимо.

– Но ведь беду почувствовала тетушка, а попал под машину кузен, – Мануэль еле сдерживал улыбку.

– И что с того? Ах да, я забыл добавить: тетушка предупредила всех родственников, за исключением Тори. Она про него просто-напросто забыла и вспомнила только тогда, когда позвонила его соседка и сообщила дурную новость. А ты говоришь «такое невозможно».

– Так, значит, наш Беллуски тоже умеет предсказывать будущее, так, Жеронимо? – веселился Мануэль.

– Спроси у него, – предложил Жеронимо и, не дожидаясь Мануэля, сам обратился к Беллуски: – Скажи, друг, ты правда что-то почувствовал?

– А ты разве нет, Жеронимо? – Беллуски с серьезным видом смотрел на Жеронимо, и тот, несмотря на месяцы тренировок, не мог определить, шутит тот или говорит серьезно.

– Послушай, может, я что-то и чувствую, но объяснить не могу, – схитрил Жеронимо. – Опиши, что чувствуешь ты?

– Хочешь знать, чего нам ждать, Жеронимо?

– Конечно, хочу, Беллуски. Этого все хотят.

Беллуски прервал бег, Жеронимо пришлось тоже остановиться, чтобы не пропустить ответ приятеля. Те, кто бежал за Беллуски, останавливались один за другим, собираясь вокруг троицы, Беллуски, Жеронимо и Мануэля, ровным кругом.

– Что происходит, парни?

– Почему встали? Хотите норматив завалить?

– Эй, не задерживайте группу, Волкодав нам головы пооткусывает!

– Какого черта стоим? – возмущенные голоса слились в один вопрос.

– Да что тут вообще происходит?

Беллуски молчал. Он стоял, низко опустив голову, глядя на ботинки. Жеронимо смущенно улыбался, но тоже молчал, ожидая ответа от бывшего морпеха.

– Что происходит? Я вам скажу, – голос подал Мануэль. Он скрестил руки на груди и не сводил взгляда с Беллуски. – Сейчас Беллуски нам расскажет, чем закончится этот день.

– Я вам и без него могу рассказать, чем закончится день, если мы не поторопимся и не прибавим скорость, – проворчал парень по имени Бенсон. – Волкодав таких вещей не прощает.

– Нет, Бенсон, ты не понимаешь. У Беллуски предчувствие, а с предчувствием спорить бесполезно. Давай, Беллуски, вещай. Народ ждет, – Мануэль резко хлопнул в ладоши перед лицом Беллуски. – Ну, что же ты молчишь? Забыл, о чем хотел сказать, или еще не придумал?

– Злой ты человек, Мануэль, – Беллуски наконец поднял лицо. – Злой и неумный.

– Если ты умный, так скажи нам, что за предчувствие тебя одолело? – здоровяк по имени Трент отодвинул в сторону Мануэля. – Не ему скажи, а нам, чтобы мы знали, ради чего стоим и ради чего всей группой будем штрафной марш-бросок отрабатывать.

– Не будет марш-броска, – Беллуски посмотрел прямо в лицо Трента. – И точно не будет в этом составе. Пришло время нас разделить, Трент. Готовься. Думаю, ты попадешь в первую группу для отправки.

– Для отправки куда? – Трент подтянулся, будто готовился услышать приказ из уст Беллуски.

– А вот это узнает только тот, кто попадет в первую группу, – произнес Беллуски. – Погнали, парни, Волкодав до бесконечности ждать не будет.

Он развернулся и, продолжая движение по маршруту, затрусил вперед. Парни в недоумении смотрели ему вслед. Им хотелось верить в то, что Беллуски прав, всем до смерти надоела муштра, всем хотелось перемен, настоящего задания, чего-то стоящего, важного, поэтому они с такой легкостью поверили словам Беллуски.

– Ерунда это все, – высказался первым Мануэль. – Натрепал языком Беллуски, а мы и уши развесили.

– Ты так говоришь, потому что тебя не будет в первом списке! – прокричал Беллуски, услышав слова Мануэля.

– Да пошел ты, – разозлился Мануэль, сорвался с места, в два счета обогнал Беллуски и скрылся в перелеске.

– Догоняйте, парни! – прокричал остальным Беллуски. – Быстрее на базу вернемся, быстрее узнаем, был ли я прав.

К воротам разведшколы группа прибыла в полном составе и почти без опоздания. При их приближении ворота открылись, рекруты цепочкой вбегали во двор и останавливались на плацу, привычно выстраиваясь в шеренги. Вопреки заведенному порядку, капитана Майли на плацу не было, зато возле штабного здания появились три новых автомобиля. Все с правительственными номерами, и у каждого автомобиля по два человека в строгих костюмах, спортивного телосложения, с ничего не выражающими лицами и оттопыривающимися карманами.

– Похоже, Беллуски выиграл пари, – вполголоса произнес Бентон.

– А я что вам говорил? Нельзя недооценивать предчувствия, – чуть громче, чем хотел, высказался Жеронимо. – Вот он, Судный день.

– Не повезло тебе, Мануэль, – Трент с веселым видом подмигнул Мануэлю. – Кто-то будет вещички паковать, но, похоже, тебя в этом списке не будет.

– Смотри сам не пролети, Трент, – зло прошипел Мануэль.

– Плевать! Не попаду в этот раз, будет другой. Меня радует уже то, что Беллуски надрал тебе зад!

– Отставить разговоры! – послышалась команда со стороны казарм. Из дверей вышел Перкинс. Рекруты подтянулись, направляющий сделал шаг вперед и, по уставному правилу, обратился к Перкинсу:

– Группа прибыла с пробежки в полном составе, сэр!

– Вижу, что в полном, – Перкинс встал перед строем, заложив руки за спину. – Слушай мою команду! Тридцать минут на водные процедуры, двадцать на завтрак. После завтрака все по казармам, ждать дальнейших указаний.

– Разрешите задать вопрос, сэр? – обратился к Перкинсу Трент.

– Не разрешаю, агент, – в отличие от Майли, Перкинс никогда не обращался к рекрутам по имени, только «агент», словно для него они все были безличными манекенами. – Ну, чего стоим? Время пошло!

Строй рассыпался, все дружно затрусили к казармам.

– Почти час ждать, пока хоть что-то прояснится, – расстроенно проговорил Жеронимо.

– Подождешь, макаронник, – оборвал его Мануэль.

– Почему ты зовешь меня макаронником? Я имею отношение к Италии не больше, чем ты, Мануэль.

– Заливай кому другому. У тебя на лбу написано – макаронник. Не зря тебе начальство кличку определило Жеронимо. Им видней.

– Да пошел ты, – у Жеронимо окончательно испортилось настроение, он поспешил удалиться от Мануэля, чтобы не давать лишнего повода насмехаться над собой.

– Не кисни, Жеронимо, – догнал его Трент. – Мануэль – дерьмо. Иди к Беллуски, спроси, попадешь ли ты в первую группу?

– Думаешь, он знает? – воодушевился Жеронимо, который в принципе не умел долго сердиться или расстраиваться.

– Почему бы и нет? Ты сам говорил – нельзя недооценивать предчувствие.

– Спасибо, друг! Так я и поступлю.

Жеронимо поискал глазами Беллуски. Тот уже входил в помывочную, и Жеронимо, схватив банные принадлежности, поспешил за ним.

– Беллуски, подожди, вопрос есть, – Жеронимо придержал Беллуски за плечо.

– Ох, Жеронимо, какой же ты все-таки ребенок, – Беллуски вздохнул. – И как только ты отбор прошел?

– Беллуски, только ты не начинай! Скажи лучше, попаду я в первый список?

– Откуда же мне знать, Жеронимо? Задай этот вопрос Волкодаву, а лучше подожди, пока он сам объявит.

– Но Тренту ведь ты сказал! Скажи и мне.

– Отстань, Жеронимо, я из-за тебя без завтрака останусь.

Беллуски ушел, Жеронимо постоял пару минут, соображая, что еще можно предпринять, нашел глазами Трента и поспешил к нему. Но и Трент не стал обсуждать с Жеронимо его проблемы, время поджимало, а пахать полдня на голодный желудок никому не хотелось. К тому же все надеялись, что после завтрака им объявят то, ради чего они собрались в разведшколе.