Ну, вот, я пришла. Я глубоко вздохнула и вошла в аудиторию. Да, целый концертный зал, это тебе не педколледж. Я кашлянула и громким учительским тоном завела:

– Здравствуйте… Меня зовут Эльга Сергеевна и я буду у вас вести современный русский язык. Уверена, что филологи – это почти философы, а философам это пригодится, поскольку безграмотный философ – это уже не философ, а непонятый гений, то есть, откровенно говоря, попросту неудачник. – Смешки студентов подействовали на меня самым благоприятным образом. – Итак, мои дорогие, мы с вами начнем с транскрибирования устной речи, уже страшно, не правда ли? – опять смешки. Я расслабилась. Обвела более пристальным взглядом ряды и застыла. На меня смотрел он, этот мальчик, о которого я споткнулась, образно и буквально выражаясь. Черт! Он что же, еще и на моем потоке? Эля, ты пропала! Он смотрел на меня, не отрываясь, и я не могла отвести от него взгляда. Гипнотизирует он меня, что ли? Наконец, я оторвалась от его созерцания. – Итак, начнем…

Я продолжала что-то говорить, а сама думала совсем о другом. Я думала об этом мальчишке. Интересно, а что он сейчас думает? Наверное, разочарован, думал завести легкий романчик со своей однокурсницей, а она оказалась взрослой теткой. Вот такой вот пердюмонокль! Или ему это все равно? Или наоборот, я стала ему более интересна? Одно дело завести роман со студенткой, раз плюнуть, а тут надо соблазнить препода, какой азарт!

Ну, что ж, если так, то я тебе, мальчик, не по зубам! Да, легко сказать. Я ходила и чувствовала на себе его взгляд, а по телу моему пробегала истома. Все-таки повезет какой-нибудь девице. Парень хорош собой, как молодой бог. Да, истинно учительское, литературное сравнение. Молодой, высокий, красивый, стройный… Стоп, Казакова, окстись. Сегодня же к Петракову, на вечер активного секса. Может, у меня какой-нибудь кризис? Или, наоборот, расцвет сексуальности?

Я опять невольно на парня. Он продолжал смотреть на меня. Нет, не без отрыва. Урывками, что-то черкая в тетради. Что он делает? Да он, похоже, рисует меня. Я покраснела. Ну, кто меня еще рисовал? Петраков? Не смешите меня! Никто меня никогда не рисовал.

– Сегодня я хотела бы выяснить, знакомы ли вы в общих чертах с транскрипцией. В принципе, это простая фонетика и это немного проходят в школах, при изучении букв и звуков. – Я посмотрела на него. – Вот вы, как вас зовут?

– Максим Севастьянов.

– Не могли бы вы что-нибудь нам затранскрибировать?

– Мог бы.

Он что, издевается? Тоже мне, нашелся остряк!

– Ну, прошу вас к доске, мистер Мог Бы.

В аудитории раздались смешки. Да, Максим Севастьянов, не на такую напали. Последнее слово всегда остается за мной! Не думайте, что потеряла от вас разум и силу воли. Что же это такое, в самом-то деле, а? Нельзя уж молодой женщине увлечься парнем, так это что, повод вообразить себя Казановой? Сопляк!

Севастьянов стоял у доски.

– Что-нибудь свое затранскрибировать, Эльга Сергеевна, или ваше?

– А вы тоже пишете стихи, Севастьянов?

Смешки студентов просто вдохновляли меня на новые подвиги.

– Тогда что-нибудь из Пушкина, – кивнул Севастьянов.

Ах, вот как, мистер Остряк?

– Давайте из Ницше, вам это будет ближе.

– Нет, я предпочитаю Шопенгауэра.

Ага, ты из той породы юнцов, которых нельзя переговорить и переспорить? Думаешь, самый умный?

– Странно, конечно, в вашем возрасте предпочтение отдается Фрейду.

– Фрейда я прочитал еще в подростковом периоде.

– И вам не понравилось?

– Это смотря в каком смысле. Как чтиво – понравилось, как теория – нет.

– Вот он, студент филологического факультета. Очень интересно. Чем же не понравилась теория Фрейда?

– Да он просто псих, Эльга Сергеевна.

– Почему же?

– Женоненавистник.

– Как и Ницше, я думаю.

– Фрейд унизил роль матери. И вообще, по его теории можно снимать триллеры с элементами эротики. Например, «Блудная мать». «Блудная мать-2». «Возвращение блудной матери». «Блудная мать возвращается снова». «Неотвратимость блудной матери».

Студенты в аудитории покатывались со смеху, а я окинула Севастьянова совсем не учительским взглядом. Интересный, однако, парень.

– Так, ладно, предположим, я с вами соглашусь, Севастьянов. Но значит ли это, что вам по душе теория Шопенгауэра?

– Какая из теорий?

– К примеру та, где затрагивается роль материнства и отношения полов.

– Я не согласен с тем, что мужчина видит в женщине исключительно будущую мать своего ребенка.

– Это когда у полов конфетно-буфетный период, а потом?

– Это смотря какая женщина.

– То есть, судя по вашему ответу, есть женщины-любовницы и женщины-матери, так?

– Если вы о теории Шопенгауэра, Эльга Сергеевна, то мужчина изначально видит в женщине будущую мать.

– По-моему, логично.

– У меня своя теория, Эльга Сергеевна.

– Интересно узнать. Не хотите поделиться?

– Я думаю, что мужчина любит женщину по совсем другим причинам, у каждого мужчины свои причины, интересы, пристрастия и предпочтения в выборе женщины. Но если мужчина не хочет от этой женщины детей, то конфетно-буфетный период заканчивается и они расстаются.

– Что ж. Вполне логично.

Судя по теории Севастьянова, меня никто никогда не любил.

– Все это красивые предположения. Дети должны появляться не от любви. Дети – это ответственность.

– Не согласен. Ответственность должна быть в отношениях сразу.

– Ах, вот так… Что ж…

Я непроизвольно кивнула. Странно, что у такой девицы, как я, воспитанной в строгих правилах, все отношения были безответственными…

– Интересный предмет философия, – протянула я, продолжая разглядывать Севастьянова. – Это искусство ездить по ушам и оставаться безнаказанным за свое поведение, нужно только правильно выбрать себе мотивацию, да, девушки?

Я оглядела аудиторию. Девчонки хохотали, парни хлопали в ладоши, кто-то засвистел, ну полное торжество разума!

– А ведь не все хотят детей, Севастьянов. Это какая из теорий?

– Я таких не знаю.

– Не знаете. А они есть.

– А вы будете вести у нас лекции по философии, Эльга Сергеевна? – спросил какой-то студент.

– Только на вечернем кружке. И только для девочек.

И тут я засмеялась вместе со студентами. Вместо транскрипции устроить невесть что! Бедлам, да и только. Цирк в огнях! А все из-за этого Севастьянова! Решил переплюнуть меня? Ха.

– Хорошо, мои дорогие, пофилософствовали и хватит. Займемся, все-таки, транскрипцией. – Я посмотрела на Севастьянова. Что же ты отмалчиваешься? – Ну, давайте, напишите что-нибудь. Свое или Пушкина.

Севастьянов выглядел каким-то растерянным. Еще бы! Будешь знать, как красоваться перед взрослыми тетеньками! Он написал на доске: «Любви все возрасты покорны». Каков наглец! Надеюсь, это без подвоха?

– В каком смысле? – вдруг брякнула я.

– Во всех, – удивился Севастьянов, потом смутился, схватил тряпку, стер с доски и снова начал что-то писать.

Надо же! Понял, что называется, с полуслова. Севастьянов закончил писать, отошел в сторону, а я вслух озвучила:

– Христос любил сыр и ел много сыра.

Аудитория взорвалась от смеха. Я склонила голову набок, взглянула на Севастьянова уже с уважением. Потом сказала студентам:

– Зря смеетесь, дорогие мои. Это цитата из книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим». Кстати, очень советую. Вам тоже понравилось, Севастьянов?

– Как чтиво.

– Вы вредный человек, Севастьянов. Все-то вам не нравится.

– Что поделать, Эльга Сергеевна.

– А что же на этот раз вам не понравилось?

Севастьянов пожал плечами.

– Не спорю, Дали – гений. Но гениальность – это болезнь.

– Вы так думаете?

– Ну, возможно, Дали и в самом деле играл в гениальность, как он утверждал. Но, либо он был превосходный актер с даром перевоплощения, либо просто был больным человеком, который считал, что он великий актер.

– А вы заговорили его фразами. Помните, была там одна такая: «Я знал, что она знает, что я знаю, что она знает, что я ее не люблю»?

Тут я опомнилась. Вообще-то, у меня лекция, а я тут стою и рассуждаю с Севастьяновым о прочитанных книгах.

– Что ж, Севастьянов. Все верно. Ни одной ошибки. Вы знакомы с транскрипцией?

– В общих чертах.

– Знаете знаки? Крышечка, ер, ерь?

– Это просто.

– Что ж. Садитесь, Севастьянов. Ну, а для тех, кто знаком с транскрипцией совсем в общих чертах, я начну лекцию…

Проводив взглядом Севастьянова, я завела теорию…

…Когда прозвенел звонок, я громко сказала:

– Запомните задание для практического занятия: каждый из вас должен затранскрибировать какое-нибудь стихотворение. Хотя бы в общих чертах. Хотя бы четверостишье. Стихи транскрибировать легче. Все. Вы свободны.

Я села за стол и стала готовить лекцию для следующей группы. Некоторые студенты сразу покинули аудиторию, другие плавно огибали мой стол, забрасывая меня вопросами.

– Вы практикантка?

– Практикующий педагог.

– А что это значит?

– Значит, институт я уже закончила.

– Вы были отличницей?

– Нет, на это времени не хватало, – соврала я. У меня комплекс «зубрилы».

– А вы любите отличников?

– Смотря каких. – (Терпеть не могу! Любых).

– А очкариков? – Это спросил парень в очках. Я улыбнулась.

– Очень. Правда. – Что да, то да. Комплекс великой любви. Мой идеальный мужчина носил очки.

– А почему?

– Что? – вздрогнула я, выпадая из размышлений. Что-то меня заносит.

– Почему вы любите очкариков? – продолжал донимать меня такой же очкарик.

– Вам лучше знать, вы же философ. – Вот привязался!

– И в чем же здесь философия?

Да нет никакой философии, к чертовой матери! Одна пустая болтовня! Но я мило улыбнулась и ответила:

– Философия комплексов.

– Значит, если человеку что-то нравится или, наоборот, что-то не нравится, это комплекс?

– По-моему, логично. Толстым нравятся худые и наоборот. Кудрявым нравятся прямые волосы и наоборот. – Боже, какой бред! Хотя… что-то в этом есть.

– А почему вы пошли преподавать русский, а не философию?

– У каждого своя философия.

– А истина?

– Тем более.

Вот сейчас моя истина заключается в том, чтобы ты от меня отвязался!

– А вы замужем? – спросила какая-то девчонка. Ох, уж этот извечный женский вопрос!

– Практически.

– А теоретически? – Голос был не просто знакомым. Он резанул мне по сердцу.

– А теоретически мы не расписаны, – сказала я и посмотрела на Севастьянова.

– Эльга Сергеевна! Пришел вас поздравить с почином! – в аудиторию вошел декан.

Студенты дружно высыпали, Севастьянов тоже, напоследок метнув мрачный взгляд в спину декана.

– Эльга Сергеевна! У вас успех! Вы очаровали всех студентов! Признаюсь, я немного постоял под дверью, не сочтите за наглость. Просто ваш диалог с Севастьяновым заинтересовал меня. А потом! Просто триумф! Кстати, вы знакомы с философией?

– В общих чертах.

– Великолепно! Замечательно! Только не позволяйте студентам общаться с вами на равных. Не забывайте, вы – педагог, а то они примут вас за подружку и сядут вам на шею, ножки свесят, несладко вам тогда придется!

– Как-нибудь освоюсь, Юрий Тимурович.

– Конечно, конечно, не сомневаюсь, Эльга Сергеевна. Кстати, вы не собираетесь замуж?

Я взглянула на Пашкова. Какого черта ему надо? Что еще за вопросы?

– Пока нет. А что, это как-то влияет на мою работу?

– Ни в коем разе. Просто студенты, боюсь, в вас влюбятся, все без исключения. У них сейчас возраст такой. Все пламенные, ух!

– Вы предлагаете выйти мне замуж?

Пашков порозовел и деланно рассмеялся.