В этом же году Андрей на какой-то крупной праздничной пьянке познакомился с бухгалтером швейной фабрики Русановым и Самойленко, заместителем директора горпромторга. И как-то сама, ниоткуда, у всех троих появилась одновременно потрясающая мысль. Шить по немецким лекалам спецодежду, чего не делала фабрика «Большевичка», обувь и головные уборы для людей разных профессий, но без участия государства. Втихаря. А подставной конторой, через которую можно прогонять «левые» ворованные деньги, сырьё и готовые вещи, сделать вот эту самую швейную фабрику, где Русанов крутил бухгалтерией как жонглёр шариками и булавами.

То есть мог Алексей Иванович виртуозно управлять и белой бухгалтерией, и чёрной. Был разговор этот в апреле, лекала пробивной Самойленко через украинских друзей из Германии получил. А уже в августе стройки и больницы за небольшие деньги переоделись в униформу, которая и по виду, и по качеству равнялась импортной. Она была модной, красивой, удобной и добротной. Так проклюнулись сквозь скорлупу советской ГОСТовской надёжной серости первые в Кустанае «подпольные» буржуа, утопающие в бешеных прибылях и называющие себя в своих кругах капиталистами. Они вкалывали и верили в то, что капитализм победит и сожрёт смешную коммунистическую идею. Потому как деньги и хороший продукт куда лучше равенства и братства.

На фоне затянувшегося успеха перманентно пьяный Марченко стал регулярно женится. Он не успевал произвести детей, поскольку все жены одинаково смущались рожать от вечно пьяного Андрея. То есть мимо позора иметь детей-калек его счастливо пронесло. В ЗАГС он ходил восемь раз. Четыре – для заключения брака и столько же – с целью расторжения. Потом это ему надоело, он построил себе большой дом, забил все два этажа импортной мебелью, техникой и посудой. Начал жить один, привлекая для временного успокоения плоти всяких девчушек, которых подбрасывали приятели и с которыми он лично знакомился на бесконечных гулянках «капиталистов». Вакханалии проводились по субботам и воскресеньям у «цеховиков» дома. Денег было много и потому рядовая попойка выглядела как будто на неё согласился приехать председатель Совета Министров.

В главном управлении легкой промышленности области никто к директору фабрики кожзаменителей вопросов не имел. План перевыполнялся, зарплаты у всех были радующие, Марченко не шарахался по Главку и не выпрашивал денег или оборудование. А потому его ценили, награждали чем-нибудь регулярно и никто на фабрику носа не показывал. А вскоре Русанов познакомил всех коллег с заместителем начальника ОБХСС Георгием Васильевичем Варфоломеевым и тогда жить стало радостней, жить стало ещё веселей. Прекратились даже случайные проверки государственной фабрики, а подпольные цеха за десять процентов от прибыли получили верного ангела-хранителя, умеющего в зачатке глушить интерес разной публики к появлению непривычной советскому человеку элегантной и вызывающе высококачественной спецодежды, которой не было ни в одном магазине.

Освоился Андрей Андреевич в роли поставщика сырья для обуви, кепок и спасительных заплат на локти и колени строителям, токарям, слесарям, дворникам и пожарникам да как-то очень уж быстро стал меняться. Погрубел, приосанился и стал особо суров к тем, кто часто приворовывал материал или деньги, а ещё крепче не любил не в меру самостоятельных, а также недовольных суммами личной прибыли, способных при удобном случае сдать подполье в КГБ республики или казахстанский комитет народного контроля, которые нельзя было разжалобить банями, девочками, коньяком и деньгами в конвертах.

И однажды, не закусив последние сто пятьдесят граммов «столичной», отловил он простую, хоть и страшную мысль.

– Недовольных, опасных и ненадёжных, плюс к ним воров надо физически устранять. И проблема канет в неизвестность или в вечность. Куда попадёт. «Нет человека – нет проблемы» – вспомнил он слова бывшего вождя, которого уважал не известно за что именно. Через хорошего товарища Русанова он познакомился с начальником «ИТК-4» Серебряковым. Он за определённую цену мог передать просьбу о физической ликвидации неугодных» цеховиков» бывшим зекам, а ныне своим подопечным, которые освободились, остались жить в Кустанае. А предложение убить кого угодно за деньги они воспринимали примерно как просьбу сбегать в магазин за водкой. То есть обыденно. И с середины шестьдесят девятого до начала семьдесят первого он очистил своё окружение от шести ненадёжных, жадных и опасных. Совесть его при этом молчала как примерный аспирант в зале академического читального зала. Даже не кашлянула ни разу и не сморкнулась.

Вот с него Шура Малович и решил начать отлов заказчиков убийств и очистку Кустанайской советской экономики от «теневиков». Не потому, что Андрей Андреевич расстрелял его дом, пугал Александра Павловича выстрелами издалека, а в итоге всё же пытался дважды его грохнуть. Нет, не поэтому. Тут «капиталист» всё делал с точки зрения вора логично. Марченко других людей пугал часто, при самой малейшей надобности. И своего добивался. А кого не смог пугнуть – отправлял в мир иной руками бывших зеков.

Андрей был в этой кодле неформальным лидером. С ним вежливо говорил и прислушивался к его предложениям даже управляющий всей подпольной швейной бригадой, горкомовский секретарь Камалов. Если «закрыть» первым Марченко, в рядах «цеховиков» начнётся паника. А неразбериха среди подозреваемых милиционеру, оперативнику «угро», нравится как пчеле тяжелый от нектара цветок. В процессе хаоса нет логики и милиция успешно пользуется временной растерянностью «капиталистов».

Вечером пятнадцатого июня в кабинете командира Лысенко они вместе с Тихоновым «подбивали бабки» и планировали движение.

– Вот смотрите, – загибал палец Лысенко. – Семь исполнителей мы поймали. Деда и Цаплю, то есть Филонова и Семенченко фактически отпустили на волю. Ну, причина, конечно, была. Они сдали нам Серебрякова. А он оказался нам не по зубам. Посредник, блин. Сам не убивал и никого не заказывал. Кого прикажут зекам грохнуть «цеховики» мог, конечно, знать, но этого тоже не докажешь. Доказательств, что зеков «подписывал» на дело «кум», тоже нет. Расписок денежных – ни одной. Для суда он чист как памятник Ленину на площади перед двадцать вторым апреля.

– Мы начнём брать «цеховиков» и они волне могут под протокол сказать, что просили они убить человека у начальника «ИТК-4» и платили ему же, Серебрякову. За это пообещаем статью помягче расстрельной, – задумчиво проговорил Тихонов.

– Деда с Цаплей вернём, – сказал Малович. – Отсидят по три года за убийства на почве бытовой неприязни. Я же им пообещал. Но раскрыты не все убийства. Семь трупов – это пока только то, что мы знаем от самих отловленных убийц. Но я нутром чую, что за Марченко еще не менее трёх

«жмуров». А за Русановым? Мы-то его как помощника чаем индийским поим и держим в гостинице. Но кого приказывал убить он, не знаем. Так пусть меня понизят до ефрейтора, если я не прав, что Русанов тоже пару «жмуриков» на совести имеет.

– Значит, надо и его потрепать снова. А за четыре года существования швейных «подпольщиков» исчезли тринадцать человек из числа разных специалистов.– Шура стал перечислять по памяти.– Экспедиторы, мастера цехов, ещё два шофёра из цеха шитья, который держит Коля Лавриненко. У директора универмага Хабибуллина завскладом пропал прошлой осенью. Причём заявлений от родственников не было только на трёх пропавших, не Кустанайцев. Не нашли никого.

-Капитан Маркин Гриша расследовал с группой из пяти оперативников. Три месяца дело мусолили и тихо скинули в «глухари».– Вспомнил Лысенко. – У директора горпромторга Самойленко исчез бухгалтер в январе. Жена нам заявление приносила. Ляхов Витя записал показания Самойленко. Тот сказал, что бухгалтер Тимофеенко не стал увольняться и уехал в Новосибирск. Сын его там устроил главбухом на мясокомбинат номер три. А кто проверял? Ведь жена могла с сыном созвониться. Созванивалась? Нашелся Тимофеенко? Вот, глянь, Малович. Дело лежит сверху в угловом шкафу

Шура достал из шкафа Лысенко папку «дело Тимофеенко И.П.». Раскрыл.

– Вот заявление свежее. Неделю назад жена снова написала. Нет его ни у сына, ни на мясокомбинате. Я это заявление забрал у дежурного и в дело добавил, но никому не сказал. Не до этого было, – Командир нервничал. – И это не всё.

– Мы не проверяли Зимина с узла «Кустанай-сортировочный». Зимин гоняет «цеховой левый» товар по железной дороге без документов в разные города. Русанов мне рассказал после коньячка в нашей гостинице. – Вставил Вова Тихонов. – Так у него в августе прошлого года утонул приёмщик – старший сортировщик Гусев. Заявление было от брата. Утонул и нигде не всплыл. Но не было в сводках ни слова об утопленниках в августе. Я специально проверил после нашей задушевной беседы с «кумом».

– Короче, надо по-умному зацепить всех и задержать. Камалова только не взять. Шишка. Не по зубам нам, – командир Лысенко сделал грустное признание. – А вот Гусмана, который каски пластиковые штампует, можно. С Варфоломеевым из ОБХСС тоже никто не запретит поговорить в кафе где-нибудь. Трупов на нём скорее всего нет, но знает он всё. И если он увидит, что мы валим и «приземляем» на разные сроки команду, которую он как пёс охраняет и от которой деньги берёт не символические далеко, то очко и у него сыграет. Не железное. Расскажет что-то нам неизвестное обязательно.

Давайте начнем с Марченко, – Малович поднялся со стула и пересел на подоконник. В глазах его копошилась деловая, вроде бы, мысль, но он её придерживал. Ждал вариантов от командира и друга Володи. – Вот так пойти и арестовать его мы можем только за незаконное частное производство. И его у нас сразу заберёт ОБХСС, после чего благодаря Варфоломееву дело замнут. А нам он нужен как заказчик убийств. С этой мыслью без доказательств глупо к нему бегать. Не выгонит, но посмеётся над тупыми «мусорами». Надо его задержать, но по другому делу.

– И его предстоит придумать, дело это, – Тихонов вздохнул. – Слушай, Шура, легкоатлеты из вашей сборной ребята сильные и ловкие. А Марченко пьяный всегда. И на «волге» своей катается по городу, не боится нас. Варфоломеев его от ГАИшников «отмажет» за пять минут.

– Подожди, – встрепенулся Александр Павлович.– Ты хочешь предложить, чтобы он сбил в пьяном виде пешехода, а? Хочешь, чтобы я упросил на это мероприятие хорошего прыгуна?

– Ну,– кивнул Тихонов.

– Вполне невинная провокация, – согласился Лысенко.– Хитрый милицейский приём. Мы закон не нарушим. Задержим пьяного водителя на ДТП с наездом на человека. И начнем его мутузить по полной программе. Ну, ты, Шура, это умеешь. Из копейки рубль отлить.

Через три дня Андрей Марченко выехал со двора, загрузивши внутрь двести «армянского», и на небольшой скорости поехал на угол, чтобы повернуть вправо, выскочить на асфальт и рвануть на скорости к своему заводу.

На повороте девушка вырывалась из рук какого-то нахального парня. Вырвалась и побежала на другую сторону дороги. Марченко повернул на секунду голову, мельком на неё глянул и сразу же почувствовал удар по капоту. Парень взлетел над ним потом перевалился через лобовое стекло, кувыркнулся по крыше и свалился с багажника на грунт перед асфальтом.

Через пару минут вокруг машины уже собралась куча народа, шедшего на работу. Было восемь часов утра. Марченко, может, и уехал бы. С совестью у него неважно было и так, а ещё двести граммов коньяка подстёгивали смыться, будили смелость. Но перед капотом стояло человек десять, а вокруг машины да возле сбитого пешехода не менее тридцати мужиков и женщин топтались. Кто-то сгонял к автомату и вызвал милицию.