На плакатах комбайны косили пшеницу с огромных полей, девушки в белых халатах и косынках доили коров. Сталевары, которых никогда не было в Кустанае, стояли со счастливыми лицами возле домны, засунув в расплавленный метал штуки три длиннющих кочерги. Другие плакаты напоминали, что народ и партия едины, причем народ шел строем по низу плаката, а вверху сияли портреты членов политбюро.

На домах вдоль главной улицы имени Ленина прикрепили большие буквы, которые советовали летать самолётами «аэрофлота», хранить деньги в сберегательной кассе и все силы и знания отдавать строительству близкого коммунизма. Вокруг парка культуры и отдыха между газетными, пивными киосками, тележками с мороженым и пирожками, между сифонами с колбами, наполненными сиропом для газированной воды, да вокруг желтых бочек на колёсах, откуда наливали пиво или квас, торчали покрашенные под бронзу гипсовые девушки, держащие на вытянутых руках огромные снопы пшеницы.

Спортсмены, состоящие из гор гипсовых мускулов, поднимающие здоровенную штангу и представители достойных профессий – гипсовые учителя с книжками, врачи со стетоскопами, переброшенными через руку. Инженеры-проектировщики с большими циркулями стояли рядом со строителями в касках, очках от пыли, с кирпичом в одной руке и со шпателем «соколком» в другой. В общем, красивым и светлым был весенний Кустанай.

– Если бы, блин, не преступность, – подумал Малович, поправил бежевую фетровую шляпу, очки в роговой оправе и одёрнул коричневый бостоновый пиджак, проходя неторопливо мимо пионеров возле трёхметрового Ленина и вдоль флагов всех республик СССР, воткнутых по длине здания обкома.– Но и её, мля, мы почти уже искоренили, а к началу коммунизма, к восьмидесятому году, добьём окончательно. Задушим в милицейских объятьях.

С этой оптимистической мыслью он пришел в больницу номер шесть к раненому Русанову, чтобы узнать, зачем Иванов убить его собирался.

– Добрый день, – сказал Малович. – Мне нужен Русанов.

– А Вы кто? – спросил рыжий дядька лет пятидесяти. Гладко побритый и причёсанный, с пробором, сделанным с помощью бриолина.

Малович достал удостоверение, раскрыл и поднёс к глазам рыжего.

– А! – не очень удивился дядька. – Садитесь на стул вот этот, товарищ Зиновьев. Нашли Иванова? Слышал от наших, что поймали. Убить хотел, подонок. Меня зовут Алексей Иванович.

– Выздоравливайте, Алексей Иванович. Да… Нам Иванова сейчас к суду готовить. Нужна полная картина. Может он и шофёра с фабрики кожзаменителей застрелил? Добавить бы шофёра к Иванову. Тогда сядет лет на двадцать. Знаете об этом убийстве?

Русанов закрыл глаза. Помолчал.

– Мы с ними работаем. Мы куртки короткие шьём из заменителя кожи. У них и берём материал. На натуральную кожу у нас денег нет.

– Так, говорю, может Иванов и шофёра застрелил?

– Его же зарезали, – сказал Русанов и приложил ладонь к губам. Понял, что проговорился – Хотя…Не знаю точно. Говорили так.

– Ладно. Разберёмся, – Александр Павлович сделал вид, что оговорки не заметил и нацепил шляпу на колено. – А Вас-то за какие грехи убивать он собрался? Вы, можно сказать, его очень выручили, ошибки его исправили. Там, я посмотрел, Иванов обсчитался аж на тридцать восемь тысяч. А Вы заметили и всё выровняли. Ему, догадываюсь, про ошибки сказали. Он бы и сам исправил после Вашего замечания. Но какого чёрта Иванов побежал вместо благодарности ножом Вас резать? Может он ненормальный?

– Да нормальный он. Просто наорал я на него сильно при людях. Разозлился просто. Думал, сам быстрее сделаю. А он психанул,– объяснил Русанов.

– Узнал, что вы его выручили и побежал Вас убивать, – Малович поднялся, надел шляпу. – Понял. Логично. И всё у Вас хорошо. Как говорил товарищ Бендер: «С таким счастьем, да на свободе!» Ну, поправляйтесь.

– Так я не ем на ночь сырых помидоров. Поправлюсь, – ехидно ухмыльнулся бухгалтер спине милиционера. Дал понять, что тоже делан не пальцем и читал Ильфа и Петрова. – Всего доброго Вам в вашем благородном деле!!

– Увидимся ещё. Если вспомните что-то про то самое убийство шофёра, звоните нам. Дежурному. Спросите Игоря Зиновьева из уголовного розыска.

– Александр Павлович аккуратно закрыл за собой тонкую белую дверь.

Вышел он во двор, сел на скамейку и сам себе сказал.

– А с какой стати друг мой, капитан Тихонов Вова балду гоняет? Тут работы наклёвывается на десятерых. Ну-ка, объявим ему срочную мобилизацию по боевой тревоге!

Он пошел к больничному телефону-автомату, который на углу здания поставили, и набрал Тихонова.

– Давай, Володя, дуй в парк культуры имени отдыха на нашу скамейку. Имею много чего сказать по новому делу. Ты от Лысенко уже всё знаешь про него. И твои соображения мне нужны. Понял? Мы с тобой в группе, только я Зиновьев. Будешь с Зиновьевым работать?

– Да ты хоть чёртом назовись, лишь бы это был ты, – серьёзно ответил Вова. – Я уже вышел. Десять минут хода.

Александр Павлович подробно пересказал другу и напарнику всё, что узнал от завхоза Иванова и от бухгалтера Русанова. Напомнил, что главная задача – раскрыть шесть убийств, тесно связанных с фактом подпольного производства.

– Вот что они тайно могут производить? Как думаешь? – толкнул Володю плечом Малович.– То, что быстро сбыть можно, так как оно всюду нужно?

– Ну, так если все материалы, отдельные части и фурнитура идут через склад швейной фабрики, то подпольщики явно не статуэтки из глины лепят, – Засмеялся Тихонов. – Шьют они. Причём то, чего не шьёт «Большевичка».

– А она не шьёт только спецодежду всякую разную, – Малович поднял палец. – Я узнавал у завхоза-кладовщика Иванова. Всё же через склад идёт. Все материалы для спецодежды как бы для «Большевички» на склад идут. А на самом деле их приходуют, но потом кто-то увозит в неизвестном нам с тобой направлении. Вот где-то там, в разных местах, и образовались шесть жмуров-глухарей.

– Так оно выглядит логично. Всё вроде узаконено. Государственная фабрика товар приняла, потом так же законно отдала, – Тихонов цокнул языком. – Готовое всё потом тоже ведь через фабричный склад проходит? И всё чисто. Как будто сама наша «Большевичка» это шьёт. Здорово придумано. Это ж мафия, Шура. Минимум семь цехов.

– Но убийства организовывал кто-то другой и по другим поводам, – Тихонов задумался. – Вот по каким – не ясно пока. Хотя точно с одобрения Русанова.

– И управляет подпольными делами, похоже, тот же Русанов. Проверим, – Малович поднялся со скамейки. – Без его команды муха не взлетит. Я не знаю. Но интуитивно чую. Только убийц на фабрике не надо искать. Там их точно нет. И вычислить их можно только с помощью Иванова. Это один вариант. Многих «подпольщиков» завхоз неоднократно сам видел. И он за нас будет. Мы же его не посадим – это раз. Работать с Русановым не дадим – это два. Тот хмырь его сожрёт или опять подставит.

– Нам, Вова, «левая» экономика поможет на убийц выйти, – задумался Малович.– Нам с тобой надо на гражданской машине и в такой же одежде торчать возле фабрики незаметно каждый день. Ждать тех, кто что-то привезёт или заберёт.

– А потом падать им на хвост и они приведут нас к «левым» цехам. – закончил Тихонов мысль товарища.

– Ну! – засмеялся Александр. – А вот тогда прикинемся дурачками и с кем-нибудь из работяг познакомимся. Завалим с ними в пивнуху, угостим, языки почешем.

– Точно, – Тихонов пожал Александру Павловичу руку. – И таким образом мы найдём все подпольные цеха. Это хорошо. Будем знать многих и кому-нибудь в пивной да под водочку язык и развяжем. Способ проверенный. Мы с тобой уже так делали. Кто-нибудь про убийства да проболтается. Ну, хоть ниточку даст.

– Всё. Решили, третьего нет варианта. Завтра и начнём, – Малович пошел в сторону милиции и Володя его догнал.

– Мне надо командиру доложить о походе в больницу, блин, – Александр остановился. – Один пойду. Ты домой двигай. А я заберу приказ о составе группы по раскрытию серии убийств. Вот я блатным его сегодня покажу. В списке меня нет. Это им и надо. И начнем с тобой пахать по нашему плану.

Рассказал Малович всё подробно полковнику Лысенко. Тот выпил сто граммов коньяка. В шкафу стоял пузырь вместе с рюмками и сухой закуской. Он сказал про коньяк «ух, ты!» и засмеялся.

– Шура, ну ты, бляха, умный. Завидую по-белому.

– А убивают тех, – пропустил похвалу Александр Павлович, – кто с какого-то прибабаха от них откололся, а знает много, либо украл у своих, или задолжал и никогда не отдаст. Либо тех, кто «обижен» деньгами и уже на старте стоит, чтобы настучать нам. Они это перепроверяют и если подозрения верные – бедолагу грохают. Я найду через Иванова нужных нам людей. Они к нему же ездят с товаром и забирают тоже у него. Поэтому сажать его нельзя. Потеряем дорожку. Надо показать его нашим психиатрам и пусть они экспертизу проведут. Пусть найдут у него или какую-то шизофрению с паранойей или что-нибудь вроде этого. Мы тогда в суд дело уже не отдаём. Психов не судят и на зону не отправляют. А он будет амбулаторно лечиться и с нами работать. Верно?

– Голова! – выпил ещё сто граммов Лысенко. – Главврача я хорошо знаю. На охоту вместе ездим, в баньке отдыхаем у егеря одного. Сделаем. Но ты уверен, что до убийц дотянешься?

– Если найду все цеха подпольные – найду и убийц.

– Завтра, Шура, с главврачом договорюсь, а послезавтра его заберут на время в «дурку» для судмедэкспертизы. Иди отдыхай.

Малович пошел в универмаг. Купил в музыкальном отделе пластинку нового ВИА «Цветы», который в шестьдесят девятом впервые услышал по радио. А пластинку большую выпустили только в семьдесят первом. Он принес её домой как драгоценность, поставил на диск радиолы «Беларусь- 103». Это был шикарный агрегат с огромным волновым диапазоном и диском, который скрыли в корпусе, а выдвигался он при нажатии кнопки.

Александр поставил на начало звукосниматель и утонул в звуках красивой песни «Мы вам честно сказать хотим. На девчонок мы больше не глядим». Слушал он всё подряд и когда звукосниматель автоматически поднялся, Малович спал. Семья жила у Аниной тёти. А лично сам Александр Павлович если и боялся чего, то не незваных гостей или угроз от блатных. Он боялся только за семью, а она была в безопасности. Вот он и спал крепким, но чутким сном до прихода воров за его ответом. Спал как хорошо натасканная сторожевая собака или сильный, но осторожный волк.

Часов в одиннадцать вечера в окно громко постучали. Малович взял со стола приказ по Управлению и за ворота вышел в спортивной майке, в трико и кедах на босу ногу.

– Здоров, капитан, – сказал стоявший прямо у калитки парень в синей фланелевой рубахе, расчерченной на квадраты голубой ниткой. Вчера он приходил белом плаще. Подал руку. Александр пожал её довольно крепко.

– Ни хрена так. Ты штангист, что ли? – слегка поморщился парень.

– Легкоатлет. Бег на средние дистанции, – улыбнулся Александр Павлович.

– На руках что ли бегаете? – искренне захохотал парнишка, потряхивая кистью.

– Да ладно, – сказал второй. Возрастом постарше. Лица не видно было. Но голос докладывал, что ему за сорок давно. – Ксиву на отказ от расследования покажь.

– Фонарик есть? Или принести? – Малович пытался разглядеть гостей получше, но не получалось. Луны не было. Фонарей на Ташкентской, далёкой от центральной улицы Ленина, никто не поставит ещё лет десять. Когда коммунизм наступит, наверное.

– Спичку зажги, – подсказал молодой.

Второй мужик пришел в куртке вельветовой с матерчатым капюшоном, который закрыл половину лица, когда мужик нагнулся. Он запалил спичку и стал вслух читать.