Я поспешно подхожу к стойке с голубым сыром, не глядя беру большой кусок и швыряю в тележку. Терпеть не могу такие сыры. Он неделями будет гнить у нас в холодильнике. Но мне необходимо было отвернуться от Авроры. Я не могу смотреть ей в глаза.

– Все нормально. Не волнуйся.

Мы идем к кассе. Сердце у меня колотится. Взяв себя в руки, я отвожу Аврору в школу. Прежде чем выйти из машины, она долго вопросительно смотрит на меня, но я делаю вид, будто очень увлеченно слушаю диктора, вещающего об экономике по радио. Как только девочка скрывается в здании школы, я срываюсь с парковки и выношусь на шоссе, одновременно набирая текст.

«Кто об этом знает?» – пишу я Аманде трясущимися руками.

В ответе Аманды печальный сочувственный смайлик, будто она хочет выпалить то, что знает, и поскорее убежать (типа, только не стреляй в меня): «Все».

* * *

Вечером я стою у подножия лестницы Олдричского музея естественной истории, разглядывая фиолетовый баннер, извещающий о сегодняшнем мероприятии. Вечер именно такой, каким я его себе представляла: ранняя весна, красивейший закат. У края тротуара тормозят роскошные автомобили. Волшебно мерцают огни города. Я воображала, как буду стоять здесь рука об руку с Грегом. Представляла, как люди, видя перед собой привлекательную женщину в графитово-сером шелковом платье с глубоким декольте, будут обсуждать, что в свои тридцать девять я свежестью и красотой не уступаю старшекурсницам и просто невозможно поверить, что моей дочери уже девятнадцать лет. В моем воображении я ослепительно улыбалась, а мой супруг время от времени целовал меня в уголок рта. Этого маленького жеста было бы достаточно, чтобы показать всем – наш брак прочен как скала, не придерешься.

Из всего этого я угадала только с платьем.

Снова смотрю на свое отражение в пудренице. Внутри у меня все дрожит – на самом деле я в ярости, – но ни один волосок не выбился из прически. Небрежно бросив пудру в клатч, подбираю подол платья и с независимым видом поднимаюсь по ступеням… как будто с самого начала планировала прийти одна.

– Миссис Мэннинг? – окликает меня кто-то, и на миг мне кажется, что это он. Призраки Патрика мерещатся мне повсюду. Но это совсем молодой паренек в джинсах и черной футболке. – Вы могли бы прокомментировать хакерский взлом?

Стало быть, репортер. Видно, узнал дочь президента.

– Нет, – бормочу я и торопливо отхожу.

– Вы связывались с другими пострадавшими университетами? – это уже другой голос. – Есть какие-то предположения, кто за этим стоит?

Я низко наклоняю голову. Если бы я знала, неужели вы думаете, что давно не приняла бы меры?

Но Кит Мэннинг-Страссер не огрызается, разговаривая с журналистами. Опустив голову, я проталкиваюсь к двери, за которую, к счастью, репортеров не пускают. Мне не по себе. Хорошо, что репортер не спросил про переписку Грега. Он почти единственный, кто этого не сделал.

Бал уже начался, все происходит в музейном зале, среди костей динозавров, картин с шерстистыми мамонтами и мемориальными табличками, чествующими Артура Олдрича, железнодорожного магната девятнадцатого века, за финансирование палеонтологических изысканий по всему миру. Обслуживающие вечеринку студенты выглядят весьма презентабельно в черных смокингах, даже несмотря на разноцветные волосы и растянутые серьгами мочки ушей. Я осматриваю собравшихся. Люди пьют и смеются, но у многих вид… отсутствующий.

– Кит, дорогая! – ко мне подходят судья Пакард и его супруга Джоанна, отрывая меня от тягостных мыслей. Я выпрямляюсь – это одни из самых важных моих спонсоров, значит, надо сосредоточиться. Я мило улыбаюсь Пакардам и, когда они наклоняются поцеловать меня в щеку, понимаю, что судья уже успел пропустить пару стопок водки.

– Прелестная вечеринка, – говорит судья, и в его стакане шумно звякают кубики льда.

– И какое занятное место вы выбрали! – поддакивает Джоанна. – Я не бывала здесь с тех пор, как дети выросли. А где ваш замечательный муж?

Я настораживаюсь. Будь бдительна.

– Грег не смог прийти, – отвечаю я, сияя. – Ему нездоровится.

– Что вы говорите? Какая жалость…

Выражение лица у Джоанны недоверчивое, говорящее «кого ты хочешь обмануть». Значит, Джоанна в курсе. Должно быть, читала переписку – по какой-то причине письма Грега к Лолите, наряду с несколькими другими шедеврами мерзости, попали на «Фейсбук», пост назывался «Олдричский университет: худшее». Похоже, что никому за пределами университета это неинтересно – хотя могу поспорить, что в Гарварде, Принстоне и Брауне собирают свои коллекции «худшего» – но здесь-то каждый, разумеется, знает обо всем.

Утром, высадив Аврору у школы, я поехала прямо домой, потому что знала, что в первой половине дня у Грега нет операций. Его я нашла в кухне, читающим свежий номер «Гольфа». При моем появлении он даже головы не поднял. Какой контраст с тем, как он, бывало, меня встречал: бурно, выскакивая мне навстречу, осыпая поцелуями, а иногда даже сразу тащил меня в спальню.

– Я прочитала твою переписку, – хмуро сказала я. – Потрудись объяснить, кто такая Лолита?

Лицо Грега омрачилось. Он опустил глаза.

– Если уж тебе так важно знать, до сегодняшнего дня я в жизни не видел этих писем.

Если мне важно знать? То есть, посвящая меня в свои шашни, он делает мне одолжение?

– Они были в твоей папке «удаленные». Ты не мог их не видеть.

– Кто-то взломал мой ящик. Подсунул их туда. Честно, Кит, я понятия о них не имею. – Он запустил руку в волосы. – Но из-за этого я могу потерять работу.

Голос его звучал жалобно – даже испуганно. Но глаза часто моргали, верный признак, что у него рыльце в пушку. Он врет. Я вспомнила последнее письмо от этой Лолиты: «Не отвергай меня. Единственное, что скрашивает мое обыденное существование, – это ты». Грег даже не удостоил ее ответом. Порвал с ней? Бросил без всяких объяснений? Должна ли я чувствовать сочувствие к этой девице? Она хоть совершеннолетняя?

Дрожа от гнева, я сказала Грегу, чтобы он не приходил на бал. Я хотела успеть первой, чтобы это было моим решением, а не его. Потом я поднялась наверх. Грег за мной не пошел. Он даже не пытался больше защищаться и доказывать, что не писал этих писем. Когда я снова спустилась, он, запершись в своем кабинете, разговаривал по телефону. Первой моей мыслью было: ей звонит. Но, скорее, он беседовал со своим начальником, заведующим хирургическими отделениями больницы. Наверное, пытался спасти свое место.

Теперь я думаю, что, возможно, ошиблась, позволив Грегу остаться дома этим вечером, – я ему прямо подарок сделала. А было бы приятно посмотреть, как он корчится под взглядами. Пусть бы Джоанна Пакард ему вопросы задавала. Пусть бы он, а не я, мучился от перешептываний и косых взглядов.

Кто-то трогает меня за плечо. Мой отец, президент Олдричского университета. В смокинге он выглядит элегантным и стройным. За последние месяцы он подтянул живот, наверное, помогло его увлечение зарядкой. Будь я в лучшей психологической форме, обязательно расспросила бы, какие упражнения ему помогли.

Но у меня перехватывает горло. Я надеялась, что отец из-за неприятностей в университете пропустит сегодняшнее сборище. Но, с другой стороны, может, он показался здесь именно потому, что не хочет спугнуть спонсоров.

– Папа, привет.

Отец улыбается Джоанне Пакард ослепительной, тысячеваттной улыбкой, которая оказывает какое-то магическое воздействие на дамочек определенного возраста.

– Я понимаю, что Кит рассказывает вам что-то невероятное, но все же позвольте мне похитить ее у вас на минутку?

Уже отойдя на несколько футов, отец поворачивается ко мне, подняв бровь и будто говоря: Идем со мной. Вокруг меня шум нарастает, и я ловлю обрывки разговоров. Какой-то человек машет перед женой айфоном. «Давно это все началось?» Другой, могучего сложения мужчина, прижимает свой мобильник к уху. «Ты хоть понимаешь, что эти снимки сейчас выложены на всеобщее обозрение?»

С каждым шагом я чувствую себя все хуже. Почему я не узнала у Патрика его фамилию? Почему утром не проснулась одновременно с ним и не натолкнулась на него в вестибюле гостиницы? Если бы только я могла ему сейчас позвонить, услышать его голос, забыть обо всем этом кошмаре…

Отец останавливается у реконструкции доисторического крокодила и смотрит на меня строго, даже укоризненно.

– Ну, и где твой муженек?

Твой муженек. Он даже не хочет произносить имени Грега. Я изо всех сил стараюсь не опускать голову.

– Я сама велела ему не приходить.

– Понятно.

Чтобы отвлечься, я машу рукой стоящим поодаль супругам Лоурис, еще одной парочке Крупных Рыб.

– Ну что, айтишники прикрыли, наконец, эту страницу на Planett? – спрашиваю я отца. – Какой прогноз, скоро компьютеры заработают? Спонсоры испуганы.

Глаза у папы становятся узкими, как щелки.

– Я этим занимаюсь. Не беспокойся, – он вздыхает. Мотает головой, будто от стыда. – Я поверить не могу, что он так с тобой поступил, Китти.

Киваю. Я играю роль униженной, оскорбленной женщины с разбитым сердцем. Но на деле я чувствую далеко не только это. Часы летят, и мои обиды вытесняет новое чувство. Узнай я раньше то, что знаю сейчас, по-хорошему надо было бы перепихнуться как следует с Патриком. Думаю, это было бы классно, лучший секс в моей жизни. И уж конечно я была бы гораздо более осмотрительна. Уж я ни за что не доверила бы это сраной электронной почте. Измена Грега отвратительна сама по себе, но еще хуже то, что изменял он так глупо, неосторожно, как будто нарывался на то, чтобы его поймали, а его семья была унижена.

Теперь все будут уверены, что наш брак – фальшивка. Люди будут меня жалеть. Будут шептаться, обсуждая, почему Грег ходит налево. Даже мои дочери могут быть втянуты в эти пересуды. Народ может докопаться до того, как мы с Грегом познакомились и как это связано с моим первым мужем. И будут думать: Ну и ну, настоящая ирония судьбы.

– Кит? Эй! Кит!

Это Линн Годфри, моя коллега. Сегодня вечером на ней красное, в пол, платье без рукавов и пятидюймовые шпильки, а светлые, почти белые волосы уложены на затылке в затейливый пучок. Она машет мне с другого конца зала, как старой подруге, но я убеждена, что Линн сейчас переполняет злорадство – уж она-то наверняка знает про переписку Грега. От меня, к тому же, не ускользнуло, как Линн рассердило, что я отправилась в Филадельфию встречаться с ее клиентами.

Пробормотав извинения, я объясняю отцу, что мне нужно идти. После чего иду навстречу Линн. Она ждет меня с двумя бокалами мартини.

– Прихватила для тебя, – она протягивает мне один коктейль. – Кажется, тебе это нужно.

Я взмахом руки отказываюсь.

– Никогда не пью на подобных мероприятиях.

Линн фыркает.

– Мне не так-то просто было его добыть. Там, в баре, настоящий сумасшедший дом.

Наманикюренным пальцем она тычет в сторону одного из баров, а я замечаю там подругу моей дочери, Райну Хэммонд, которая смешивает коктейль. Райна радостно машет мне. Можно подумать, что она специально пыталась перехватить мой взгляд. Я в ответ не улыбаюсь – что-то в этой девице меня нервирует. Перед уходом на бал я позвонила Сиенне, та сказала, что планирует провести сегодняшний вечер с Райной. Еще дочь упомянула хакерскую атаку, делая осторожные паузы, словно хотела мне о чем-то сообщить, но боялась моей реакции. Разумеется, о переписке Грега – она наверняка тоже ее читала. Я почти бросила трубку, так мне хотелось поскорее закончить разговор.

В конце концов я все же решаю выпить коктейль. Делаю большой глоток и собираюсь спросить Линн, как проходит вечеринка, – нужно сверить наблюдения за спонсорами. Внезапно кто-то толкает меня в спину. Мартини выплескивается мне на руки и на платье.

– Что за… – невольно выдыхаю я.