Светка была 39-летней еврейкой в разводе. Муж ушёл от нее более десяти лет назад, когда у Светки обнаружили рак. Известия о болезни и о разводе она приняла на удивление спокойно. Лишь затащила бывшего в местную клинику и заморозила несколько получившихся от него эмбрионов. А потом рванула в Чехию, лечиться от рака. В Израиле это было дороговато.

Она проходила химио- и радиотерапии в Праге и Мюнхене. Лысела. Толстела. Умудрялась между процедурами зарабатывать деньги на жизнь. И через 9 лет такой сумасшедшей жизни она все-таки выздоровела, окончательно и бесповоротно. Сдала два раза анализы, биопсию. Всё подтвердилось – болезнь отступила.

Светка выдохнула и рванула в родную Израилевщину, где подсадила себе один из сохранённых эмбрионов. Он прицепился к выздоровевшей плоти Светки и начал развиваться.

Всё это я узнал от нее самой, сидя на скамейке в парке на Летне, куда она пришла по моей просьбе. Светка пила лимонад, завистливо поглядывая на мой бокал с пивом, и во время разговора поглаживала свой плоский живот. На беременную она мало походила.

– Мы тоже хотим ребёнка, – выслушав Светку, сказал я и добавил, – очень хотим.

– Сколько лет твоей жене? – спросила Светка.

– Сорок пять, – отрапортовал я, – здорова, вредных привычек нет.

– Да я не про здоровье, – отмахнулась Светка, – я про деньги. Тут до 39 лет можно делать три попытки ЭКО за государственный счёт. Так что вам придётся за свои кровные ребятёнка стругать.

– А сколько это стоит? – робко спросил я.

– Где-то тысяч сто крон за попытку, – ответила Светка, – но есть более бюджетный вариант. Это Белоруссия. Даже с проживанием и дорогой выходит дешевле, чем тут.

– Не, – на минуту задумавшись, ответил я, – в Белоруссию Ленка не поедет. Она комфорт любит.

– Тогда Чехия или Израиль, – кивнула головой Светка.

– А где лучше? – продолжил я пытать беременную женщину.

– Одинаково, – ответила та, допив свой лимонад, – только в Израиле дороже в три раза это удовольствие.

– А почему дороже, если одинаково? – удивился я.

– Потому что евреи, – зло ответила Светка. – Пива хочется, мо́чи нет. Но нельзя.

– Так давай я тебе безалкогольного возьму, – предложил я.

Светка на минутку замолчала, словно переваривая моё предложение.

– Ты – гений, – наконец-то очнулась она, – что же я сразу не додумалась. Неси своё безалкогольное пиво.

Я принёс Светке пива и орешков. Всё это она уничтожила в течение полутора минут

– В общем, – сказала она, допивая остатки пива, – идите в любую государственную или частную больницу в отделение репродукции. И там беременейте. А как забеременеете – к гинекологу. А потом уже в роддом.

– Спасибо, – сказал я. – Ещё пива?

– Аха, – сказала она, – возьми сразу два, чтобы не бегать.

Я принёс два бокала безалкогольного пива.

– Что-то меня тошнит от этого пива, – сказала Светка, – пойду я домой, наверное.

И она ушла.

Позже мы с Леной отправились в ближайшую к нашему дому больницу. В Мотол. Центр планирования семьи и репродукции в Мотоле располагался на 5 этаже. Приняла нас маленькая и толстенькая, как колобок, врач.

– Начнёте принимать гормональные лекарства, – сказала она Лене, – чтобы Ваши яйцеклетки вырастали и были в порядке. Заодно проведем все необходимые исследования и анализы на совместимость и генетические отклонения.

Лена почему-то испугалась, услышав про генетические отклонения и возможную несовместимость.

– Всё у нас совместится, – успокоил я её, – вот чувствую, что всё хорошо будет. И родишь ты мне дочку, маленькую, беленькую.

Жена постепенно успокаивалась, и я отправился оплачивать счёт, что-то около двух тысяч евро.

– А говорили, что дороже будет, – повеселел я и пошел в аптеку за гормонами.

В аптеке мою веселость как рукой сняло, когда я узнал, сколько стоят гормональные лекарства для Лены. А стоил они дорого – по 500 евро за упаковку.

– Делаем длинный протокол, – сказала нам врач, – а если не получится, то потом короткий.

Я не понял ничего про протоколы, но на всякий случай кивнул головой. Длинный, так длинный. Главное, чтобы получилось.

В тот же день у нас взяли кровь. А моей слабой половине ещё и УЗИ сделали.

Через неделю мы пришли на приём. Уже знакомая врач посмотрела наши анализы и одобрительно покивала головой.

– А где спермограмма? – вдруг строго спросила она нас.

– Какая спермограмма? – вопросом на вопрос ответил я.

– Анализ вашей спермы, – сказала доктор. – Может быть у вас там не всё в порядке.

– Всё у меня в порядке там, – почему-то покраснел я, – всё работает как часы.

Доктор поморщилась.

– Через три дня в 9 утра придёте, сдадите сперму. До этого никаких половых контактов, – приказала врач, и взглянув на мою жену строгим тоном добавила, – никаких, чтобы было достаточно материала.

– Хорошо, – согласилась жена, – материал будет, раз надо.

– Будет, – поддакнул я. – А куда приходить, и как сдавать?

– Сюда же приходите, – улыбнулась мне доктор. – У нас есть специальная комната в конце коридора. Утром в регистратуре отметитесь, вам дадут пузырёк и проводят в эту комнату. Полученный материал сдадите в 5 кабинет.

– Натощак? – спросил я.

– Что натощак? – не поняла доктор.

– Анализы сдавать натощак? – пояснил я.

Женщина в белом халате несколько мгновений оценивающе смотрела на меня.

– Лучше позавтракайте, – наконец ответила она, – лёгкий завтрак не повредит.

– Хорошо, – кивнул я.

Мы встали, попрощались с доктором и ушли домой.

Три мы с женой строго следовали предписаниям доктора. В назначенное время я пришел в отделение репродукции, которое представляло собой длинный коридор со стоящими вдоль него стульями. На стульях сидели парочки разных возрастов. Некоторые из женщин были уже беременны, а остальные посматривали на них с тихой завистью. Парочки негромко переговаривались.

В начале коридора у входной двери располагалась регистратура – большое стеклянное окно с окошком поменьше для непосредственного общения с обслуживающим персоналом.

Я подошел вплотную к окошку.

– Добрый день, – сказал я, – мне на анализы назначено на сегодня.

За стеклом сидели две девицы в белых халатах неопределённого возраста.

– Талончик у двери возьмите, – ответила одна из них.

Я вернулся к двери, где стояла тумба с дисплеем. На дисплее высвечивались названия кабинетов. В самом низу я заметил надпись: «Спермограмма». Я нажал соответствующую кнопку, и из прорези тумбы выполз листок с номером 6. Почти сразу же на дисплеях, висящих над потолком на всём протяжении коридора, загорелась надпись: «6 номер – 2 кабинет».

Кабинет номер 2 – это регистратура. Я протянул листочек в окошко.

– Так что Вы сразу не сказали, что вам на спермограмму? – удивилась одна из девиц.

Вторая взяла какую-то папку и исчезла в недрах регистратуры.

Первая девица открыла один из шкафов, стоявших в помещении, достала оттуда прозрачный пластмассовый пузырёк с красной крышечкой и протянула мне.

Пузырёк был высотой сантиметров пять и в диаметре сантиметра два-три. Я с сомнением взглянул на эту ёмкость.

– Что-то не так? – спросила девица.

– Как я сюда попаду? – задал я ей встречный вопрос. – Горлышко узкое.

Девица посмотрела на меня буквально тем же самым взгляд, которым меня одарила доктор несколько дней назад.

– В пузырёк ничего засовывать не надо, – медленно и чётко проговорила она, – постарайтесь сцедить сперму в него и потом закройте крышечкой. И всё это потом отнесете в кабинет номер 5.

Гул голосов за моей спиной стал тише. Сидящий рядом с регистратурой мужик с бородой вытянул голову, стараясь рассмотреть пузырёк, в который нельзя засовывать. Увидев пластиковую емкость, он усмехнулся.

– У настоящего мужика не сцеживается, а выстреливает, – громко заявил он.

Девица покраснела.

– Значит, Вам надо выстрелить и попасть в пузырёк, чтобы мы смогли сделать анализы, – заключила она, – а остальное сцедите.

– У меня зрение плохое, – ни с того, ни с сего брякнул я, видимо, от волнения.

Бородатый мужик начал ржать. Гул голосов за спиной усилился.

Девица вздохнула и закатила глаза. Затем взяла какие-то ключи и вышла из регистратуры через боковую дверь.

– Идите за мной, – скомандовала она, – отведу Вас в наш тир.

Мы прошли вдоль стульев с пациентами до конца коридора. Почти все смотрели на меня с любопытством. Злосчастный пузырёк я спрятал от их взглядов в карман пиджака.

В конце коридора располагалась дверь. Она отличалась от остальных тем, что была обита толстым слоем войлока, закрытого синим дерматином. Над дверью висел красный фонарь, окруженный крупной сеткой.

За дверью оказалась маленькая, жарко натопленная комнатка. Половину её пространства занимало жёлтое кожаное кресло, напротив которого стоял невысокий шкафчик со стеклянной дверкой. Рядом с креслом на стене располагалась большая красная кнопка, а за ним – дверь, ведущая в туалетную комнату с унитазом и умывальником. На отдельном столике лежала пачка салфеток.

– Когда нажмёте на кнопку, включится телевизор и загорится лампочка над дверью, – начала инструктаж девица. – Это значит, что сюда никто не должен входить. Можете спокойно делать своё дело.

– А где телевизор? – перебил я её.

– В шкафчике, – пояснила девица. – Он закрыт, и не пытайтесь его открыть. Включить или выключить телевизор Вы можете с помощью красной кнопки. Всё понятно?

Я кивнул. Чего уж тут непонятного?

Девица вышла, щёлкнув замком и оставив меня одного.

Я осторожно сел на кресло. Кожа громко заскрипела подо мной. Из коридора послышался шум голосов. Он отвлекал. Это было странно, ведь дверь казалась достаточно толстой. Я присмотрелся и через мгновение понял, почему было так хорошо слышно всё, что происходило в коридоре. Между полом и самой дверью я заметил щель высотой в несколько сантиметров, через которую и доносились звуки.

Я нажал на красную кнопку, и внутри шкафа что-то замерцало. Стеклянные дверцы шкафа, видимо, протирали грязной тряпкой, и видно через него было, мягко говоря, не очень хорошо, поэтому я не сразу понял, что это за мерцание. Присмотревшись, я увидел внутри шкафа телевизор, на экрае которого бежали титры. Звучала тихая музыка. Я нажал красную кнопку, и мерцание погасло.

Покинув комнату, я направился к регистратуре. Взгляды присутствующих устремились на меня.

– Что, уже? Так быстро? – удивился бородатый.

Я проигнорировал его и, наклонившись к окошку, сказал девице в белом халате:

– Там ничего не видно.

– Почему не видно? – удивилась она.

– Потому что стёкла грязные, – пояснил я, – в шкафу, где стоит телевизор.

– А зачем телевизор в шкаф ставить? – спросила невысокая чёрненькая женщина, сидевшая напротив бородача.

– Надо так, – туманно ответил её спутник, белобрысый мужик в джинсовом костюме, – по инструкции надо, наверное.

– Стёкла недавно мыли, – перебил мужика девица, – чистые должны быть.

– Мыли, – согласился я, – но грязной тряпкой. Ничего не видно. У Вас есть стеклоочиститель?

Девица покраснела. Взяв телефонную трубку, она набрала номер и позвонила куда-то. Через несколько минут в коридоре появилась женщина в синем халате. Мы втроём отправились в тесную комнатушку в конце коридора, где синий халат тщательно протерла стекло.

– Теперь видно? – ехидно спросила девица.

– Изумительно, – кивнул я и добавил, – и всё-таки зачем телевизор в шкаф запирать?

– Чтобы руками не хватали, – ответила девица и вместе с синим халатом удалилась их комнаты, снова оставив меня одного.

Я сел в кресло, нажал на красную кнопку. Экран внутри шкафа ожил, открыв передо мной красочную картину: мужчина и женщина гуляют по городу, он дарит ей цветы, целует, они пьют кофе. И всё это происходило на фоне средневековых зданий. «Лейпциг, – я внезапно узнал город. – Точно, вот в этой церкви Бах похоронен. А вот тут Гёте написал своего «Фауста»».