– После того, как ты осталась на ночь в моей квартире, без тебя там очень одиноко, – многозначительно шепчет мне он.

– Ну, может, ты тогда пригласишь меня на чашечку кофе после нашей морской прогулки? – касаясь ладонями его гладко выбритых щек, улыбаюсь я.

– Все зависит от того, что мы нагуляем.

Когда он прижимает меня к себе, я теряю голову. Не могу ни о чем думать, только о том, как сладко целуют его губы и как нежно могут гладить его руки.

– Поехали, принцесса. Папа ждет нас на пристани.

– А он, что, поплывет с нами?

– Он сказал, что не может позволить кому-то другому вести его судно, – поясняет Афинский и крепко сжимает мою руку в своей. – Так что вперед.

Мы идем к лифту, который медленно спускает нас на первый этаж.

– А ты сказал отцу про истинную причину нашего путешествия? – уже возле машины спохватываюсь я.

– Про ребенка не сказал, Тася. Они с мамой сойдут с ума, если узнают, что у Дины есть сын, которого прячет Феликс.

– Мне жаль, что так вышло. – Вздыхаю я. Совсем не хочется, чтобы родители Андрея переживали.

– Тась, не говори так. – Хмурится он. – Я считаю счастьем то, что тебе удалось вырваться из плена. Когда ребенок родился, его уже похитили. Он не подозревает, что находится во власти психопата. Остается только надеяться на то, что Феликс к нему привязан по-настоящему и не причинит вреда.

– Он говорил, что ребенком занимается няня. Возможно, мальчик не все время находится под его надзором. Если Феликс в разъездах по своим отелям, за мальчиком присматривает кто-то другой.

– Все эти наши «может» – только предположение. Чтобы узнать наверняка, нам надо попасть в дом.

Афинский отключает сигнализацию и помогает мне забраться на переднее сидение своего «кроссовера». Машина трогается с места. Мы едем к причалу.

Юрий Семенович ждет нас у входа на пристань. Капитанская фуражка как у Остапа Бендера делает его похожим на боцмана.

– Тася! – раскрывает мне объятия он. – Как же я счастлив видеть тебя!

– Я тоже…

Прижимаюсь к нему и чувствую невероятное тепло от нашей встречи.

– Куда вас везти? – провожая нас к своему небольшому катеру, интересуется отец Андрея.

– Вдоль берега. Надо осмотреть окрестности с воды, – туманно отвечает Афинский. – Поплывем в сторону выезда из города.

Он помогает мне преодолеть ступени, и мы оказываемся на судне. Подержаное, но крепкое, оно внушает надежду, что на этот раз поиски увенчаются успехом.

Серое небо и волнующееся сизое море совсем не настраивают на романтичный лад. Но катер медленно набирает вход, а мы с Андреем по очереди смотрим в бинокль его отца, пытаясь отыскать хоть что-то, напоминающее спуск к морю.

Начинает накрапывать противный мелкий дождик.

– Уйди в рубку, Тася, – зовет меня Юрий Семенович.

– Нет, – качаю головой я.

– Вымокнешь и простынешь. Не хватало еще, чтобы в довершение всех своих приключений ты подхватила простуду, – бурчит он.

В какой-то момент нашего путешествия вдали мне удается заметить нечто, напоминающее заброшенный спуск.

Я с волнением сжимаю руку Андрея. Мне не нравятся клубы дыма, напоминающие низко летящие грозовые облака.

– Твою мать… – срывается ругательство у него. – Па, давай подойдем ближе к берегу! Неужели пожар?

– Плохо дело… – ворчит в рубке Юрий Семенович. – Если второй этаж надстраивали, точно использовали легковоспламеняющиеся материалы. Проще всего использовать легкий по весу материал, если дом не рассчитан на второй этаж.

Наш катер приближается к скалам. Черные клубы дыма обволакивают поломанный спуск и тянутся над маленьким кусочком пляжа.

– Он поджег дом! Вот сволочь… – сжимая от бессилия кулаки, рычит Андрей. – А вдруг там ребенок?

– Нет, нет… – испуганно качаю головой я. – Феликс заботился о ребенке. Он не смог бы так поступить.

– Мы можем подплыть ближе?! – поворачивается к отцу Андрей.

– Еще пара-тройка метров, не больше… какой ребенок?

Но Афинский не отвечает. Он напряженно всматривается в открывшийся нам пейзаж.

– Черт, если мы поплывем обратно к пристани, а потом попытаемся найти дом сверху, на машине, потеряем время. Придется плыть.

Андрей с отчаянием свешивается с кормы, пытаясь на глаз рассчитать расстояние до берега. Потом стягивает с ног туфли, носки и джинсы. Снимает через голову футболку.

– Я должен убедиться, что дом пустой, – поворачивается он к нам.

– Я с тобой, – судорожно хватаю его за руку я.

– Ни в коем случае. Ты не так хорошо плаваешь.

– Я поплыву с тобой, – начинает разуваться Юрий Семенович. – Никто не плавает в бухте лучше меня. И скажите, ради Бога, о каком ребенке идет речь?!

– Потом, – отмахивается Афинский. Его глаза горят диким отчаянием. Я понимаю его боль – он чувствует себя виноватым в смерти Дины, и спасти ее мальчика для него важнее всего на свете.

– Только поклянитесь мне, что вернетесь невредимыми, – прошу я.

– Позвони Шкуратову, – протягивает мне свой сотовый Андрей. – Скажи, что мы нашли дом, он в поселке рядом с бухтой, и что здесь пожар. Передай ему координаты.

– Хорошо.

Андрей больше не говорит со мной. Он легко перемахивает через борт судна и ныряет в мрачные волны. Отец снимает одежду и опускается в воду следом за ним.

Я стою в носовой части судна, впившись ладонями в стальной борт, и с тревогой наблюдаю, как двое мужчин плывут в сторону спуска. Их головы мелькают в волнах, то исчезая, то появляясь. Мое сердце сжимается от страха. Нигде нет гарантии, что поврежденный камнепадом спуск выдержит их подъем.

Спохватываюсь, что надо позвонить Шкуратову и включаю сотовую связь.

– Почему вы поплыли без меня?! – ревет в трубку оперативник. – Немедленно поднимитесь в рубку и сообщите мне координаты!

– Д-да, хорошо…

Я бегу в рубку. Дрожащим голосом передаю ему координаты.

–Скоро будем, – рявкает он.

Я бросаюсь обратно к корме. Андрей и его отец уже выбираются на берег. Я вижу, как Андрей дергает поручни поврежденной лестницы, пробуя ее на прочность. Задирает голову вверх, проверяя, не сорвется ли случайный камень.

Один за другим, они с отцом взбираются наверх по лестнице и исчезают за лавочкой в саду. Я смотрю им вслед с тревогой и страхом. Кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Мысленно я умоляю Андрея и его отца только об одном – вернуться обратно на катер целыми и невредимыми.

Глава 20. Афинский

Жутко неудобно ходить по земле босиком и в мокрых плавках. Но моя душа мечется от отчаяния. Наконец я в том месте, где от нас прятали Дину. В месте, где она провела последний год своей жизни, и где выносила своего мальчика.

Лавочка у спуска к небольшой полосе пляжа, цветущий яблоневый сад… если бы это место попалось мне на глаза просто так, я бы подумал, что это – рай на земле. Но нет. Сейчас для меня это ад.

Я задираю голову наверх. Надстроенная мансарда пылает ярким пламенем. Не дожидаясь отца, я бегу к входной двери. Как странно, она не заперта. Как будто кто-то ждал гостей.

– Андрей, подожди меня! – слышу голос отца за спиной.

– Нет, пап! Я пойду один! Я должен убедиться, что в доме никого нет!

Не дожидаясь ответа, я врываюсь в помещение. Все вокруг заполнено сизым дымом.

Судя по всему, я попал на кухню. За ней роскошная столовая в белоснежных тонах. Окна в пол с видом на бухту. И белоснежная лестница на второй этаж. Все заволокло дымом. Я бегу через просторный холл, распахиваю одну за другой двери и не своим голосом зову Эрика.

– Эрик! Эри-и-ик!

      Нигде ничего нет. Нет вещей, нет предметов, используемых в быту. Везде пусто. Такое ощущение, что здесь никогда никто не жил. Или съехал, забрав с собой вещи.

Глаза слезятся от дыма. Становится жарко, и совсем нечем дышать.

Я взбегаю на второй этаж, толкаю плечом дверь.

Все пылает. Пылают вещи в шкафу, пылает круглая кровать. Огонь очень быстро пожирает пространство. Отец прав, мансарда надстроена из легковоспламеняющихся материалов.

Заглядываю в ванную, там тоже пусто. Понимаю, что надо уходить, иначе обрушатся перекрытия. И тут под ногами замечаю фотокарточку, сделанную на полароид. С одного конца она обгорела, а с другого нет. Я поднимаю ее с пола и быстро выхожу. Дышать уже почти невозможно.

Сбегаю вниз по лестнице, и слышу, как за спиной обрушивается дверь. Она падает на ступени, и я едва успеваю перемахнуть через перила. Перед глазами все плывет. Надо выбраться на улицу, иначе можно потерять сознание.

Я вырываюсь из горящего дома и наталкиваюсь на отца.

– Кого ты искал, Андрей? – с беспокойством заглядывает мне в глаза он.

У меня в руке обгоревшая фотография.

Я смотрю на фотографию. На ней Дина. У нее на руках грудной ребенок. На обратной стороне подпись: «Дина и Эрик». И дата пятилетней давности.

– Эрика… – бормочу я, и чувствую, как горло сжимают спазмы.

Отец выхватывает у меня из рук фотографию и медленно опускается на лавочку у спуска. Его руки дрожат.

–Он… держал ее здесь с ребенком?

–Похоже, что так, – киваю я. – Место, где были вещи Дины, подожгли специально. Чтобы не оставить никаких следов…

Я чувствую дикое отчаяние. По лицу против воли катятся слезы, и я не могу их остановить. Пинаю ногой камни, и они летят вниз. Сжимаю кулаки от бессилия. Осознание того, что Дина была так близко, а мы ее не нашли, сводит меня с ума.

Вдалеке слышна пожарная сирена.

– Пошли отсюда, па, – растирая слезы по колючим щекам, кивком головы зову отца за собой я.

– Как же… как же так… – бормочет отец.

Я вижу беспомощность и горе в его глазах. У меня тоже нет сил уйти. Такое чувство, что Дина все еще здесь, среди нас, а мы ничем не можем ей помочь.

– Феликс сбежал. Он увез ребенка с собой, – втягивая грудью задымленный воздух, поясняю я.

Отец молчит. Смотрит на фотографию дочери и внука и у него трясутся плечи.

– Пап, как ты себя чувствуешь?

– Как может чувствовать себя отец, потерявший любимую младшую дочь и оказавшийся на месте ее похищения? Как будто я вернулся на пять лет назад…

Он прижимает фотографию к груди.

– Я не могу плыть с тобой, Андрей. Фотография размокнет, и тогда я потеряю последнюю связь с Диной. Прости. Я дождусь службу спасения или твоего Шкуратова. Мы с ним тоже давние знакомые. Он одолжит мне плед и отвезет домой.

– Не говори маме про Эрика, – прошу я. – Она не выдержит.

– Не скажу, – вздыхает он.

Я порывисто прижимаю его к себе.

– Плыви к Тасе, Андрюша. Тася твое настоящее. А мне позволь остаться здесь со своими воспоминаниями. Я не могу уйти так быстро. Мне надо попрощаться с дочерью.

– Хорошо…

При мысли о Тасе мне становится немного легче. Милая, добрая Тася. Какое же счастье, что Бог сохранил ее нам.

Я подхожу к спуску. Оборачиваюсь.

– Пап, мы его найдем. Мы отыщем Эрика.

Он кивает. Дым застилает все вокруг, и становится невозможно дышать. Со стороны трассы мчатся пожарные машины. Я смотрю на отца, беззвучно плачущего над фотографией, и мое сердце обливается кровью.

– Иди, Андрей! – неловко машет мне он. – Встретимся дома!

Я спускаюсь к береговой полосе и ныряю в волнующееся море. Плыву в сторону катера, где на корме застыла Таисия. Ветер треплет ее волосы, распахивает кардиган, но она упорно продолжает смотреть в мою сторону. Я знаю – она ждет меня. Ждет так сильно, как не смог бы ждать никто другой. Потому что она моя. Моя любимая Тася.

Потом все мешается в одну картину. Тася хватает меня за мокрые руки, расспрашивает про дом. Я наскоро обтираюсь найденным на судне полотенцем. Одеваюсь и одновременно рассказываю про фотографию.

– Надо отогнать катер на пристань и отправляться в полицию.

– Твой Шкуратов просил координаты. Он едет к дому.