Его слова попадали в цель, и я ненавидела себя за то, что это позволяла. Нельзя было давать Немидесу заставить меня потерять веру в то, что было между мной и Люцианом. Я сконцентрировалась на дыхании и отогнала его ложь на задний план.

– Ты просто не хочешь видеть правду, не так ли?

– Если это правда, тогда поклянись в этом! – велела я. Я подошла почти вплотную к внешнему кругу печати и упрямо испепеляла его взглядом. – Поклянись, что Люциан жив, а ты не тронул и волоска на его голове!

Немидес шагнул так близко ко мне, как позволяла ему его тюрьма.

– Я мог бы. Но нахожу гораздо более привлекательным оставлять тебя в неведении и наблюдать, как твое отчаяние пожирает тебя изнутри. – Его взгляд был ледяным и жутким, медленно он удалился обратно в середину печати. – Устраивайся поудобнее, Ариана. У нас есть еще пара часов, прежде чем кровь брахиона начнет терять свою силу. А значит, нам остается еще время чуть-чуть поболтать, прежде чем я покажу тебе, где твое место, полукровка.

В ночном небе вспыхнула молния. Я чувствовала, как за сияющими линиями росла энергия Немидеса, готовая воплотить в жизнь его угрозу.

Я мрачно взглянула на него.

– Так к чему ждать?

Немидес не поддался бы, а я бы не позволила, чтобы своей расчетливой клеветой он продолжал втаптывать в грязь имя Люциана. Но я должна была и дальше сохранять контроль над ситуацией, а это было возможно, только если я останусь непредсказуемой.

Потому я перехватила ациам и сделала шаг внутрь печати.

Линии загорелись. Вспыхнули в последний раз, после чего исчезли, будто их никогда и не было.

Ничего теперь не стояло между мной и отцом Люциана. Убийцей Люциана.

Безумная ухмылка расцвела на лице у Немидеса и… застыла. Кровь Танатоса больше не сдерживала его. Но она больше его и не защищала. Ни от меня, ни от остальных печатей, которые были надежно спрятаны под холстами. Глаза Немидеса в ужасе расширились. Все его могущество не помогло бы ему тут, внутри. М-да, за последнее время я много чему научилась – из книг и личного опыта, от друзей и врагов.

– В прошлом году ведьмы похитили мою лучшую подругу, – рассказывала я ему с улыбкой на губах. – Они были дико назойливыми, но использовали пару трюков, которые меня… вдохновили.

Ведьмы исписали стены складского помещения в Праге бесчисленными печатями, ослабившими силы наших праймусов. Еще эффективнее это работало, если начертить их кровью этих самых демонов. Но, к сожалению, в моем случае это было трудно исполнимо. Я сделала шаг к Немидесу. Он же отступил назад, сохраняя между нами дистанцию.

– Ты знал, что мой отец создавал меня в качестве оружия? – тихо спросила я. – Но только ты, Немидес, сделал его из меня по-настоящему.

– За это ты умрешь! – процедил он.

– Ну так вперед. – Я раскинула руки в стороны, призывая его к атаке. Немидес знал, как драться, но еще он знал, что я была непростым противником. Раньше я такой не была, задолго до того, как он убил любовь всей моей жизни и дал мне те мучительные восемь месяцев, чтобы я подготовилась к этому моменту.

– Давай же! Убей меня, как ты убил Люциана! Или даже это ты совершил не своими руками? Переложил грязную работу на кого-то другого?

Немидес отступал все дальше.

– Все в свое время, полукровка.

Внезапно раздался громкий хлопок. Лампочка, висящая под крышей, лопнула и погасла в дожде из искр. Студию затопили тени. В то же время погас и интенсивный запах пламени и пожара.

Немидес сбежал.

Я растерянно смотрела в темноту.

Он сбежал – как трус.

Или как очень умный человек, который осознал, что я готова к худшему.

Потому что ничего другого мне не оставалось.

Ничего, кроме тишины, которая так меня пугала.

Тишины, в которой меня преследовали крики моих воспоминаний. Тишины, в которой незнание было таким же невыносимым, как и знание. Тишины, которой я избегала, потому что в конце ее меня поджидала реальность. Ею была жизнь без Люциана.

Никакие тренировки, никакая месть, никакая охота не могли мне его вернуть. И эта правда кромсала мою душу.

– Я люблю тебя, малышка. Навсегда.

Я тебе обещаю.

Я упала на колени и выкрикнула свою боль в ночь.

«Я тоже люблю тебя, Люциан».

Но он меня покинул.

Мне стоило больших усилий снова взять под контроль свои эмоции. Мои стены дали всего одну трещину, но тем не менее она оказала такой разрушительный эффект. Теперь я боялась идти домой, где меня ждала тишина. Или Лиззи. Или любопытство Бела.

Поэтому я осталась в «Levante». Не у барной стойки, где толпился народ и все освещалось лампами, висящими внутри бутылок. Нет, я подыскала себе столик в самом темном углу. Здесь было много круглых ниш с мягкими скамейками. Тоненький язычок пламени от маленькой тепловой свечки отражался в моем пустом стакане. В припадке мазохизма я заказала себе джин-тоник и истязала себя каждым глотком.

– Лучший джин-тоник, который ты когда-либо пробовал, – это твой собственный? – обескураженно спросила я Люциана.

Подмигнув, он толкнул стакан по барной стойке в мою сторону и поднял свой:

– За ответы, которые мы, надеюсь, скоро получим.

Да уж…

За каждым ответом, который мы получали, возникал новый вопрос. А на последний вопрос ответа, вероятно, не поступит никогда, как сегодня выяснилось.

Посетители смеялись, флиртовали и ссорились. Я отключила эти звуки, насколько это позволял мой усовершенствованный слух. Где-то там в толпе затерялась Фиона, обрадованная, что ей больше не надо было ждать меня на неудобной лестнице.

– Можно присесть? – задало вопрос темное очертание мужчины. А я-то уже начала спрашивать себя, когда он со мной заговорит и заговорит ли вообще, или он пришел сюда лишь затем, чтобы наблюдать за мной. Дымный запах Тристана – костер морозной зимней ночью – я учуяла более чем полчаса назад.

Я кивнула головой. А как это уже могло навредить?

Круглая скамейка подалась под его весом. Ко мне он придвигаться не стал, а сел на приличном расстоянии. Его пальцы отобрали у меня пустой стакан и заменили его полным стаканом колы. Дальше он молча отпил свой виски.

Какой-то промежуток времени мы просто сидели вот так. Казалось, Тристан ничего и не ждал. Он не начинал разговор, ни о чем меня не расспрашивал и не давал мне советов. Он просто был здесь. И по какой-то причине это ощущалось хорошо – когда рядом был кто-то, кому мне даже не нужно было объяснять, что я чувствовала.

Появилась официантка и поставила перед Тристаном полную тарелку картошки фри. Очевидно, он заказал и оплатил ее еще до того, как подсел за мой столик. От еды вкусно пахло, и мне пришло в голову, что за целый день я ничего не ела.

Тристан подвинул тарелку мне под нос.

Я нахмурилась и недоверчиво взглянула на него.

– Мой голод ты теперь тоже воспринимаешь? Что дальше? Когда мне надо в туалет, ты тоже в курсе?

Это не было ни упреком, ни шуткой, поэтому я не ждала, что Тристан начал бы оправдываться или смеяться. Он и не начал. Но ему хватило вежливости объясниться.

– Не волнуйся, твои физические потребности все еще принадлежат только тебе одной, – сообщил он мне. – Но твою зависть, когда на соседний столик принесли картошку фри, я прочувствовал сполна.

Я не знала, должна ли была чувствовать облегчение или обиду. И я слишком устала, чтобы выбирать между тем или другим. В итоге я просто это приняла. Одновременно с этим я оставила за бортом последние остатки своей гордости и взялась за картошку, подаренную мне любимчиком Танатоса.

Как ни странно, мир от этого не перевернулся. Быть может, гордость все же переоценивали?

Тристан краем глаза наблюдал за мной. Для меня он был загадкой. Каждый раз, когда я думала, что узнала его, он поворачивался ко мне новой стороной. Однажды он чуть меня не убил, чтобы спасти моего отца, а в конце спас меня, чтобы уже я могла убить своего отца. Наверняка это было тяжелым решением. Танатос стал ему отцом в большей степени, чем мог бы быть им для меня.

– Ты скучаешь по нему? – негромко спросила я.

Тристан посмотрел на меня своими грустными серыми глазами. Он понял, кого я имела в виду.

– Иногда, – сказал он и задумчиво покрутил в стакане свой виски. А когда я уже думала, что он снова погрузится в молчание, он добавил: – Но если ты хочешь знать, жалею ли я, что помог тебе, то нет. – Слова прозвучали искренне, но на лицо ему скользнула тень. Слишком хорошо мне было знакомо это выражение. Темные воспоминания. – Я нашел его записи.

А сейчас я моментально поняла, что он имел в виду. Тристан стал новым генеральным директором корпорации «Омега» и получил доступ ко всем проектам, которые когда-либо создавали Харрис или Танатос. Мне было известно, что очень малую их часть можно было назвать этически приемлемыми. И уж точно не те, чьи результаты сидели за этим столом.

– Он использовал нас обоих, – горько подытожил Тристан и залпом допил содержимое своего стакана.

Танатос многих людей использовал и обманывал.

Зеленые глаза расширились. Было буквально видно, как разум Люциана постепенно осознавал всю степень этого предательства. Неверие сменилось растерянностью, за которыми последовали разочарование и чистая ярость.

– Ты грязный ублюдок.

– И всегда им был, – осклабился Танатос, изобразив пародию на поклон.

Голос Тристана выдернул меня из моих мыслей.

– А?

– Однажды тебе придется отпустить, Ари, – тихо повторил он. – Люциан мертв.

Все во мне ощетинилось на этой фразе, но это же просто была правда.

– Я не могу. – Это тоже была правда. Моему рассудку было ясно, что Тристан прав. Так же, как и Лиззи, Гидеон, Райан, Тоби, Аарон, мистер Росси и моя мама были правы. Когда-нибудь я должна буду отпустить Люциана. Но мое сердце просто не могло этого сделать.

Тристан подвинулся немного поближе ко мне и положил свою раскрытую ладонь на скамейку между нами.

– Разреши мне тебе помочь.

У меня сжалось горло, когда я подумала о кратком миге покоя, который он дал мне своими способностями. Это было заманчивое предложение.

– Если ты избавишь меня от боли, я тогда забуду Люциана?

С мучительным вздохом он закрыл глаза.

– Я могу воздействовать на чувства, не на воспоминания.

Я медленно кивнула.

Возможно, это могло стать началом? Перерыв, чтобы расставить мои мысли по местам и собраться с силами. Несмотря ни на что, это все равно было бы лишь ложью. Наверное, так себя чувствуют наркоманы, мечтая о следующей дозе, хотя и зная, что таким образом не смогут убежать от реальности.

Мне стало стыдно за свою слабость, когда я вложила свою руку в руку Тристана. Гордость переоценивали…

Его пальцы были теплыми, практически сразу давление на мою грудь ослабло. Как и в первый раз, я вдруг снова смогла свободно дышать. Я услышала музыку. Она все время тут играла? Даже краски стали ярче, как будто до этого на них наложили фильтр. «Levante» было восхитительным местом. Здесь смеялись, танцевали и наслаждались жизнью. Свобода. Счастье.

– Спасибо, – ахнула я. Облегчение наполнило меня так, как я и представить себе не могла. На глаза навернулись слезы.

– Не надо меня благодарить, – произнес Тристан. Я ощутила его руку у себя на щеке. Он повернул мою голову к себе, пока не смог заглянуть мне прямо в глаза. – Не за это. Просто дай мне исправить то, что я тебе сделал.

Он меня обнял, и впервые за очень, очень долгое время я смогла не вырываться из объятий. Мне не нужно было бояться, что близость вызовет лавину эмоций, которую я не смогу контролировать.

– Мы могли бы быть друзьями, знаешь, – пробормотал Тристан мне в волосы. – Без Танатоса мы могли бы быть друзьями.

Мой отец так много всего уничтожил. Но его больше не было, и пришла пора отнять у него эту власть.

– Мы могли бы и несмотря на него.