– Знали, что мы направили Третий пехотный в Вирджинию, что Национальная гвардия округа Колумбия ни на что не годна, что Сто первый воздушно-десантный не мог отойти от Министерства юстиции, а Восемьдесят второй блокирует Ключевой мост и что полицейские вымотаны до предела после восьмидесяти часов бессменного дежурства. Это была сложная шахматная партия: они кидаются куда-то, мы делаем ответный ход, – и ее смысл для них заключался в том, чтобы прорваться именно к тому мосту, где перед ними стояли бы морские пехотинцы Соединенных Штатов, где были наибольшие шансы на серьезное столкновение, которое выигрышно выглядело бы на телеэкранах. И в общем-то, они этого добились. Еще один мученик. Еще одна катастрофа. Министерство юстиции опозорено. Колоссальная пропагандистская победа. Они уже маршируют с портретами Эми в Лондоне и Париже. Следует отдать им должное: это была очень хорошо продуманная кампания.

– Да, сэр, но ведь мы пытались спасти ее. Девчонка просто запаниковала. Мы не имели к этому никакого отношения.

– Зато это имело прямое отношение к вам, – ответил Бонсон. – Они хотели, чтобы она упала с моста и чтобы в ее падении обвинили морских пехотинцев. Посудите сами, насколько это выгоднее, чем обвинять вашингтонскую столичную полицию или какое-нибудь третьеразрядное подразделение Национальной гвардии. Да половина Национальной гвардии сама пойдет на эти демонстрации, только дай им волю. Нет, они стремились устроить большой скандал именно вокруг морских пехотинцев, и это им удалось! А все возможности им дал Кроу. Теперь необходимо раскрыть всю эту кухню перед публикой, объяснить, что нас предали изнутри, и стремительно действовать, чтобы восстановить доверие в системе, устранив измену. И я не могу представить более впечатляющего контраста для американской публики, чем между Кроу, вышвырнутым из Лиги плюща, с его странными связями, и вами, заслуженным боевым ветераном из маленького городка на Западе, достойно выполняющим свои обязанности. Это будет очень поучительно!

– Да, сэр, – сказал Донни.

– Отлично, отлично. Десять ноль-ноль. Гляди веселей, капрал. Ты наверняка произведешь хорошее впечатление на офицеров из военной прокуратуры. Тебе предстоит большое будущее, – будущее, которое мы с тобой делаем сейчас вместе.

– Да, сэр, – сказал Донни.

Офицеры поднялись, и Донни вскочил вместе с ними.

– Ладно, Вебер, здесь мы все закончили. Можете отдыхать, Фенн. Завтра у вас большой день, начало вашей будущей жизни.

– Я вызову автомобиль, сэр, – предложил Вебер.

– Нет, я сам его вызову. А ты… Знаешь что, расскажи-ка ему, какая у нас варится каша.

– Хорошо, сэр.

Бонсон вышел, оставив молодых людей наедине.

– Теперь послушай меня, Фенн. Я поганый коп. И хочу сообщить тебе плохие новости. Я сфотографировал тебя, когда ты курил травку вместе с Кроу, усек? Дружище, с этими фотографиями они в любой момент смогут распять тебя на кресте. Я имею в виду Больших Шишек. Я уже говорил тебе, что этот парень, Бонсон, серьезный человек. Так вот, он очень серьезный человек, тебе понятно? Так что отдай ему то, что он хочет, – скальп еще одного плохого мальчика, чтобы он мог повесить его в своем вигваме. Он уже послал толпу народа в ’Нам и собирается послать еще больше. Я не знаю, зачем он это делает и почему, но твердо знаю одно: он пнет тебя в задницу, и ты снова улетишь в Дурную Землю, а он никогда больше даже не вспомнит о тебе. У тебя очень простой выбор. Или ты, или Кроу. Дружище, не стоит понапрасну отказываться от жизни. Въехал?

– Да, сэр.

– Ты умный парень, Фенн. Я знал, что ты все поймешь правильно.

В 23:00 Донни не спеша покинул казарму через парадные двери. Кто мог остановить его? Дежурным был в ту ночь какой-то капрал из первого взвода; он сидел в каморке первого сержанта и, когда Донни проходил мимо, что-то писал в дежурном журнале.

Донни вразвалочку подошел к главным воротам базы и помахал рукой часовому. Тот махнул в ответ. Согласно правилам, парень должен был проверить увольнительную, но после тревоги о таких тонкостях гарнизонного устава морской пехоты никто не вспоминал. Так же не спеша Донни пересек Первую улицу, прошел немного вперед, свернул в переулок налево и обнаружил свой «форд-импала» 1963 года точно на том месте, где оставил его. Он сел в машину, включил зажигание и тронулся с места.

Чтобы добраться до парка Потомак, совсем недавно покинутого Майской трибой, ему потребовалось совсем немного времени. Там все еще стояло несколько палаток, горело несколько костров. Донни оставил автомобиль у обочины, дошел до лагеря, задал несколько вопросов и вскоре отыскал нужную палатку.

– Джулия! – негромко крикнул он.

Но на его зов вылез Питер.

– Она спит, – сказал он.

– Я должен увидеться с нею.

– Будет лучше, если она поспит. Я дежурю за нее.

Двое молодых людей стояли лицом к лицу, оба носили джинсы и теннисные туфли фирмы «Джек Перселл». Но туфли Донни были белыми, потому что он мыл их не реже раза в неделю. А обувь Питера выглядела так, будто он не мыл ее по меньшей мере с пятидесятых годов. Донни был одет в застегнутую до ворота пеструю рубашку с короткими рукавами, а на Питере была свисавшая чуть ли не до колен, мешковатая, как парашют, футболка, пестревшая разноцветными бесформенными пятнами. Волосы Донни были острижены ненормально коротко и лишь на макушке торчали коротким ежиком; укрытые повязкой нечесаные волосы Питера были ненормально длинны, во все стороны торчали взлохмаченные курчавые пряди. Донни был гладко выбрит; лицо Питера обрамляла неопрятная щетинистая рыжеватая бородка.

– Это замечательно, – сказал Донни. – Но я должен увидеть ее. Она мне нужна.

– Мне она тоже нужна.

– Ну, знаешь ли, тебе она ничего не обещала. А мне отдала свою любовь.

– А я хочу, чтобы она отдала свою любовь мне.

– Тебе придется подождать.

– Я устал ждать.

– Послушай, это просто смешно. Убрался бы ты, что ли.

– Я не оставлю ее одну.

– Ты что, считаешь меня каким-нибудь насильником или убийцей? Я ее жених. Я собираюсь на ней жениться.

– Питер, – сказала Джулия, выходя из палатки, – все в порядке. На самом деле.

– Ты уверена?

У Джулии был усталый вид, но она оставалась все той же прекрасной юной женщиной с волосами цвета спелой соломы, стройным, худощавым телом и огоньком в глубине ярко-голубых глаз. Оба юноши уставились на нее, молча умоляя Джулию предпочесть одного другому.

– Ты в порядке? – спросил Донни.

– Я была под арестом в «Колизее».

– О Христос!

– Нет, там не было ничего плохого.

– Вы убили девочку, – сказал Питер.

– Мы никого не убивали. Это вы убили ее, внушив ей, что присутствие на этом мосту очень важно, а все вокруг – насильники и убийцы. Вы напугали ее, и она запаниковала. Вы заставили ее прыгнуть вниз. А мы пытались спасти ее.

– Ты, чертова задница! Это вы убили ее! Ты здоровый, тренированный парень, и ты можешь излупить меня так, что из меня посыплется дерьмо, но это вы убили ее!

– Хватит визжать. Я никогда не убивал никого, кто не держал бы в руках винтовку и не пытался бы убить меня самого или моих корешей.

– Питер, все в порядке. Ты должен оставить нас одних.

– Ради Христа, Джулия!

– Ты должен оставить нас одних.

– А-а-а… Ну ладно. Но что ни говори, в любом случае, Фенн, ты счастливчик. На самом деле.

Питер повернулся и чуть ли не бегом скрылся в темноте.

– Я никогда не замечала за ним такой смелости, – заметила Джулия.

– Он влюблен в тебя без памяти.

– Он просто мой друг.

– Прости, что я не смог выбраться сюда раньше. Мы сидели взаперти по тревожному расписанию. Из-за Эми случилось столько всякого дерьма. Мне очень жаль Эми, но мы к этому никак не причастны.

– О Донни…

– Я хочу жениться на тебе. Я люблю тебя. Мне ужасно тебя не хватает.

– Тогда давай поженимся.

– А вот тут-то и есть загвоздка, – сказал Донни.

– Загвоздка?

– Да. Между прочим, я почти дезертир. Я в самоволке. Без разрешения покинул территорию части. Завтра обо мне доложат на утреннем разводе. Вероятно, со мной что-то сделают. Но я должен был увидеться с тобой.

– Донни?

– Дай-ка я расскажу тебе все по порядку.

И он рассказал ей все начиная с момента его вербовки, рассказал о том, что он делал, чтобы завязать предательскую дружбу с Кроу, о том, как он бывал на вечеринках, объяснил, почему он так странно вел себя той ночью, об операции на мосту, об аресте Кроу и, наконец, о том, что ему предстояло сделать завтра.

– Ради всего святого, Донни, мне так тебя жаль! Это так ужасно!

Джулия прижалась к нему, и, ощутив ее тепло, он на секунду забыл обо всех своих проблемах и снова стал Донни Фенном из округа Пима, героем футбольных матчей, на которого все глядят снизу вверх, который пробегает сорок метров за четыре и семь, выжимает лежа двести пятьдесят килограммов и при этом заслуженно гордится высокими результатами тестирования умственного развития и тем, что прилично относился к самым последним жабам и червякам, которые были в его школе, и никогда никого не унижал и не обижал, потому что это было недостойно его. Но тут он моргнул и вернулся в темный парк, где не было никого, кроме Джулии с ее теплом, ее ароматом, ее сладостью, и, когда он выпустил ее из объятий, на него тут же снова навалились все беды и тревоги последних дней.

– Донни, разве ты не сделал для них уже достаточно? Я хочу сказать, ведь ты же был ранен, шесть месяцев пролежал в этом ужасном госпитале, потом вернулся и исполнял все, что тебе приказывали. Когда же все это кончится?

– Все кончится, когда я сниму форму. Я не ненавижу Корпус. Это не его дела. Это устроили парни из военно-морской разведки, эти суперпатриоты, у которых все вычислено и предусмотрено.

– О Донни, как ужасно!

– Меня это не устраивает. И совершенно не нравится. Такие игры вовсе не для меня.

– А разве ты не можешь с кем-нибудь поговорить? Например, со священником, или адвокатом, или кем-нибудь еще? И вообще, разве у них есть право устраивать с тобой такие вещи?

– Ну, насколько я понимаю, это вовсе не незаконный приказ. Это приказ вполне законный. Они же не требуют от меня делать что-нибудь недопустимое, например расстреливать детей в траншеях. Я не знаю, с кем я мог бы поговорить, кто не ответил бы мне: «Просто исполняйте свой долг».

– А если ты откажешься давать показания, то тебя снова пошлют во Вьетнам?

– В этом-то все и дело.

– О боже! – воскликнула Джулия.

Она отвернулась от Донни и отошла на два шага в сторону. За дорожкой струились воды Потомака, а за ними лежал темный берег, Вирджиния. Над головой раскинулся плотный небесный ковер, густо усеянный звездами.

– Донни, – произнесла она после долгого молчания, – есть только один ответ.

– Да, я знаю.

– Возвращайся. Сделай то, что от тебя требуют. Ты должен сделать это, чтобы спасти себя.

– Но ведь я вовсе не уверен, что он в чем-то виновен. Возможно, он не заслуживает того, чтобы его жизнь была исковеркана лишь потому, что…

– Донни, просто сделай это. Ты же сам считал, что этот Кроу никчемный человек.

– Ты права, – откликнулся Донни после продолжительной паузы. – Я вернусь, я сделаю это и покончу со всей этой гадостью. Мне остается одиннадцать месяцев и несколько дней, так что не пройдет и года, как меня отпустят и мы заживем своей жизнью. Вот и все, что для этого требуется. Это прекрасно, это замечательно. Я решил.

– Нет, ты не решил, – ответила она. – Я точно знаю, когда ты лжешь. Нет, мне ты никогда не лгал. Ты лжешь самому себе.

– Я должен с кем-нибудь поговорить. Мне необходима поддержка.

– А я для этого не гожусь?

– Если ты любишь меня, о чем я молюсь и на что надеюсь, то не можешь рассуждать беспристрастно.

– Ну ладно, тогда с кем же?

Действительно, с кем?

На самом деле ответ был только один. Не со священником или юристом из военной прокуратуры, не со взводным сержантом Кейзом, или первым сержантом, или сержант-майором, или полковником, или даже командующим Корпусом морской пехоты.

– Триг. Триг должен знать, что делать. Мы поедем к Тригу.