– Да, – ответил полковник, наклонившись вперед. – Промышленные лазеры уже становятся реальностью в высокоточном производстве. Сегодня они применяются для создания электронных схем, ракетных систем управления и высокоточных изделий. Моя идея заключалась в том, чтобы применить их в промышленном производстве боеприпасов. Компьютерная программа может закодировать их так, что вы получите практически неограниченные возможности для повторной перезарядки патронов. Вы же знаете, в чем заключается ценность любого патрона – в точности. Поэтому все то, что вы делаете собственноручно и в единичных экземплярах, мы можем производить, используя промышленные мощности, причем патроны будут самого высокого качества. Мы покупаем гильзы у «Ремингтона» в количестве ста тысяч штук; наши лазеры обрабатывают дульца внутри и снаружи таким образом, что все они имеют абсолютно одинаковый диаметр. Затем мы вырезаем в основании гильзы небольшое отверстие и устанавливаем через него капсюль. Все это мы можем выполнить при помощи автоматики, контролируемой лазерной техникой. Другими словами, мы способны запрограммировать машины и оборудование на обработку гильз строго в соответствии с направлением лазерных лучей. Таким образом, мы в силах выпускать тысячи и тысячи патронов прекрасного качества, в то время как вы будете делать один или два по своим собственным матрицам, или по матрицам РСБС, или Уилсона – любым, которые вы используете для этих целей.

Боб посмотрел на патрон у себя на ладони:

– За несколько лет я сделал довольно много патронов триста восьмого калибра, причем неплохого качества.

– Но вам пришлось покорпеть, прежде чем они у вас появились, не так ли? – спросил полковник.

– Да, сэр, что правда, то правда.

– В коробке лежат патроны. Это просто находка для всех полицейских отделений, которых полным-полно в стране. Позже, возможно, мы разрастемся и предложим эти патроны и гражданскому населению, если, конечно, добьемся хорошей репутации у правоохранительных органов.

– Ну и чего же вы от меня хотите?

– Мистер Свэггер, я ищу профессионального стрелка, который бы летал по всей стране и проводил показательные стрельбы для полицейских отделений с целью повышения уровня боевой подготовки их подразделений спецназа. Но мне нужен человек с солидной репутацией. Такой, который побывал во всякого рода переделках, остался жив и вернулся домой целым и невредимым.

– Почему вы не выбрали Карла Хичкока? Он же знаменитость. О нем написаны кипы книг, его везде знают, повсюду рекламируют. Он – номер один.

– Карл привык получать слишком много денег за свое участие в мероприятиях. За одно-единственное выступление в стрелковом шоу ему платят две тысячи долларов. Вы слышали об этом?

– Карл всегда был счастливчиком.

– В округе Гарритт, штат Мэриленд, у нас есть собственное оборудование, на котором мы проводим испытания. Мы хотели бы, чтобы вы слетали туда на выходные. За наш счет, разумеется. Вы привезете с собой свою лучшую винтовку и самые удачные патроны собственного изготовления. Согласны? Там, на стрельбище, вместе с несколькими нашими стрелками и конструкторами вы выпустите по мишеням несколько своих и несколько наших патронов. Если вы согласитесь на наше предложение, то сможете сравнить свои патроны с нашими, а также определить кучность и точность стрельбы. Это все, чего мы хотим. Не торопитесь с ответом. Дайте нам шанс убедить вас в нашей искренности. Главное – чтобы вы поверили нам, остальное приложится.

У Боба не было ни желания, ни необходимости покидать свои горы. Кроме редких вылазок из дому – чтобы постричься, купить журналы, раз в месяц оплатить счета за почтовые услуги, да еще, может быть, поболтать с Сэмом Винсентом и посетить врачей и стоматолога, – он за последние пять лет никуда не уезжал.

– Работа предстоит большая, – сказал полковник. – Я облечу с вами всю страну, и вы встретитесь с людьми, которые будут относиться к вам с уважением. Вы сами знаете, что после Вьетнама мир очень сильно изменился. Говорят, что вьетнамский синдром умер. Только что закончилась война, которую мы выиграли. Это было сложное время, и теперь каждый, кто когда-то служил в вооруженных силах, снова может стать героем. Вы будете способны добиться того, чего не удалось достичь тогда. К вам будут относиться с уважением, любовью и должным вниманием.

Боб скривился. Он поверит этому только тогда, когда увидит все собственными глазами. Конечно, он понимал, что не сможет остаться здесь навсегда… Он еще раз взглянул на патрон. Любопытно. Проклятая вещичка выглядела так, будто позволяла на лету отстрелить комару яйца. Но качество всегда определяется стрельбой, а не внешним видом. Боб почувствовал, как в голове что-то странно зазвенело. Резкая боль. С тех пор как он бросил пить, у него никогда так сильно не болела голова.

– Когда?

– А когда вам удобно?

– Сейчас я не могу. Есть некоторые проблемы с винтовкой. Скажем, на следующие выходные?

– Прекрасно. Как вам будет удобно. У вас есть кредитная карточка?

– Да, есть.

– Тогда, если не трудно, купите билеты сами. Сохраните, пожалуйста, все квитанции – мы их потом оплатим. Или вы можете прямо сейчас подписать контракт. Тогда мы сразу выпишем аванс и…

– Сейчас я не возьму у вас никаких денег.

– Извините, я не подумал. Может быть, подбросить вас в балтиморский аэропорт или лучше арендовать машину?

– Благодарю вас, я бы предпочел машину.

– Договорились.

– Тогда все, – сказал Боб. – А теперь мне надо идти кормить эту чертову псину.

Глава 3

Боб осторожно навел справки. С автозаправочной станции «Эксон» Билла Доджа, на 270-й дороге, он позвонил своему старому приятелю, который уже тридцать лет был мастер-сержантом и теперь служил в отделе комплектования в Пентагоне. Боб задал ему несколько вопросов. На следующий день он получил телеграмму с ответом. В ней говорилось:

СТАРИНА, ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ ПОЛКОВНИК БРЮС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОТ, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕТ. ОН ВОЗГЛАВЛЯЛ АТАКУ БТР НА СКРЫТУЮ ОГНЕВУЮ ПОЗИЦИЮ, БЫЛ ДВАЖДЫ РАНЕН, САМ ВЫВЕЛ СВОИХ ЛЮДЕЙ ИЗ-ПОД ОГНЯ. ГОВОРЯТ, ОН СТАЛ ПОЛИЦЕЙСКИМ В АРИЗОНЕ. SEMPER FIDELIS^[5], ТВОЙ БРАТ.

Прочитав телеграмму, Боб направился в бюро путешествий Сары Винсент – Сара, дочь Сэма Винсента, была настолько некрасивой, что пугала даже Майка, – и, заказав там билеты, договорился с Сэмом, что тот будет раз или два в день заходить к нему домой, проверять, все ли в порядке, и кормить собаку. После этого он стал готовиться к возвращению в тот мир, из которого когда-то ушел. Все было хорошо, даже слишком… до последней ночи. Он знал, что утром придется рано встать и отправиться в Литл-Рок, и готовился лечь спать. Все вещи были собраны и проверены. Тут это и случилось. Все произошло очень быстро, неожиданно и без всяких предварительных симптомов. Просто случилось – и все тут, никуда не денешься.

Неприятное состояние. Последний раз ему было так плохо, когда президент громогласно заявил, что эта маленькая «войнушка» в пустыне закончилась победой Америки, и вся страна пировала как сумасшедшая. Все были счастливы, кроме него и, наверное, еще миллиона парней, которые мысленно задавали себе вопрос, почему их двадцать лет назад не наградили такими же орденскими ленточками. Тогда для получения таких орденов хотя бы имелись заслуженные основания.

«Ну, теперь началось», – подумал Боб, чувствуя огромное желание опрокинуть стаканчик виски, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться. Но он прекрасно понимал, что за первым стаканом будет и второй, и третий…

Кроме того, в доме не было виски и вообще никакого спиртного, ничего такого, что могло бы притупить боль, мучившую его мозг. Он припомнил убитого им вьетконговца, который оказался всего-навсего восемнадцатилетним парнишкой с мотыгой – при слабых лучах заходящего солнца, в девятикратный прицел, на удалении восьмисот ярдов, эта мотыга выглядела как автомат Калашникова. В памяти всплыл запах сожженных деревень во время операции «Найти и уничтожить», плач женщин и глаза этих проклятых детей, которых он не мог забыть еще со времен своего первого приезда во Вьетнам. Снова вспомнились «брюходни», как они их называли, когда приходилось ползать в высокой траве, избегая открытых пространств и возвышенностей, когда проклятые муравьи ползали по всему телу и повсюду, шипя, скользили отвратительные змеи, а ему порой доводилось лежать так по нескольку дней, ожидая, пока кто-нибудь не подойдет ближе чем на восемьсот ярдов – радиус поражения, – и тогда он его убьет. Боб вспомнил, как они валились при попадании – словно безжизненные тряпичные куклы, без всякого сопротивления, небольшое облако пыли – и все. Так гибли многие из них. Эти «санкционированные» отстрелы всегда проводились в присутствии наблюдателя, чтобы их можно было зарегистрировать в журнале и включить в отчет.

Но чаще всего он вспоминал тот ужасный шок, который испытал, когда его бедро вдруг занемело и он, рухнув на землю, стал сползать по насыпному скату переднего края обороны. Посмотрев вниз, он увидел разорванное мясо и пульсирующую кровавую плоть. Сейчас, вспомнив об этом, Боб медленно положил руку на то место, где была рана, и она снова заныла. Потом он словно бы вновь увидел, как к нему спускается Донни. «Нет! – заорал ему Боб. – Назад! Не высовывайся!» Но его крик застыл в воздухе в тот момент, когда прилетевшая издалека пуля, навылет пробив грудь Донни, вышла через позвоночник. Он умер еще до того, как упал рядом с Бобом. И все утро лежал с ним рядом…

– Уму непостижимый выстрел, Боб, – сказал ему позже майор. – Мы накрыли его за тысячу ярдов. Кто знал, что они так хорошо могут стрелять? Кто знал, что у них есть первоклассные снайперы?

Да, это забыть невозможно. Но прошло время, и Боб научился не раскисать в такие моменты. Он просто уходил в горы или в другие безлюдные места.

Боб сел за кухонный стол, если это сработанное вручную сооружение можно было так назвать. Заново сделанное бедро немного побаливало. Боб чувствовал, что наступает то время, которое он называл «ночью моей памяти». Да, день, когда он мысленно возвращался в свое прошлое, не шел ни в какое сравнение с подобной ночью. «Ночь моей памяти» была ужасным состоянием: впадая в него, Боб начинал вдруг остро ощущать, что ничего собой не представляет, что на самом деле он никому не нужен, что он потратил свою жизнь на войну, которая теперь никого не волнует, и в результате потерял все, что было ему близко и дорого. В последующие дни Боб пытался, как правило, утопить эти свои мысли в спиртном и, напиваясь, чувствовал себя последним дерьмом.

Но теперь он не пил. Вместо этого он набросил пальто и, шагнув навстречу суровой арканзасской ночи, решил прогуляться у подножия холма. Внутри баптистской церкви «Аврора» шла служба. Он слышал, как чернокожие громко распевают свои безумные песни. Чему же они, черт побери, так радуются внутри этого небольшого строения – белого, наспех сколоченного из растрескавшихся досок?

Позади церкви было небольшое кладбище, где среди надгробий Вашингтонов, Линкольнов и Диланосов округа Полк стояла узкая надгробная плита на могиле человека по имени Бо Старк. Боб посмотрел на нее. Ветер рвался и выл в кронах деревьев, луна светила, как покореженный уличный фонарь, музыка наплывала и усиливалась, чернокожие пели громко, перекрикивая грозу, думая, что отгоняют дьявола.

Бо Старк был одного с ним возраста и единственным белым человеком, похороненным на этом кладбище – ни на каком другом его бы просто-напросто не похоронили. Он был из прекрасной семьи и знал Боба еще со школьной скамьи. Они ходили к одному и тому же доктору и к одному и тому же дантисту, играли в одной и той же футбольной команде. Но у родителей Бо водились деньги, поэтому он поступил в университет в Фейетвилле и уже оттуда пошел в сухопутные войска, где целый год прослужил лейтенантом в Сто первой воздушно-десантной дивизии. Еще один дурак, поверивший в свой долг! А в результате – ничего. Бо Старк попал в армию человеком, а вернулся непонятно кем. Он пропитался войной, и она так и осталась в нем навсегда. Одна большая неприятность у него превращалась в другую; не в состоянии удержаться на работе, не зная, как выплатить накопившиеся долги, он постоянно искал смерти, которой едва избежал в Краю Больших Неприятностей^[6]. Спустя две недели после окончания войны в Персидском заливе, после всех празднеств и поздравлений, в одну из воскресных ночей он все-таки убил ножом человека прямо в одном из баров Литл-Рока. А когда полиция обнаружила Бо в гараже его папочки в Блу-Ай, он выстрелил себе в рот из ствола сорок пятого калибра.

Стоя там и поеживаясь от порывов холодного ветра, навевающего мрачные воспоминания, Боб в задумчивости смотрел на надгробие, возвышавшееся над мерзлой землей:

БО СТАРК, 1946–1991

ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫЕ ВОЙСКА

НАВСЕГДА

Он приходил сюда, когда ему было страшно: стоя над могилой человека, на месте которого мог оказаться и чуть было не оказался сам, Боб прислушивался к пению в церкви и представлял себе совсем другую надпись: