– Почему все так боятся этой деревни? – заметила я.

– Год назад пропала девушка. Тринадцатая по счету, – объяснила старуха. – За последние четыре года исчезло тринадцать девушек, и все они были из деревни Новон. Прошлой ночью какой-то старик видел около деревни Сонхул девушку, ту, что пропала последней. Она бежала через лес.

Я удивленно взглянула на нее.

– Откуда вы знаете?

– Родственники искали ее здесь. Хёнок, так ее звали. Ей было всего четырнадцать. Видимо, кто-то похитил ее и держал взаперти, но девочке удалось сбежать. И вот ее родные ждали, когда она наконец вернется домой. Но она не вернулась. Обыскали всю округу, где Хёнок в последний раз видели. Никаких следов. Может быть, она заблудилась?

Старуха поджала морщинистые губы и отряхнула белую чесночную шелуху со своей юбки.

– Уф.

Она распрямилась и прижала руку к ноющей спине, потом подобрала миску с чесноком и захромала к покосившейся деревянной двери.

– Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Пелена окутывала холмы, струилась по полям и серебристой траве, взбиралась вверх на черную каменную стену, что спрятала за собой деревеньку Новон, небольшой поселок на склоне горы. Я шла вдоль стены в поисках входа. И вот наконец передо мной предстали каменные хижины и соломенные крыши, достаточно крепкие, чтобы противостоять дождю и ветру. Я шла по узким тропинкам между хижинами и гадала, встречу ли я здесь сестру?

Я прошла немного в одну сторону, потом повернулась и пошла в другую. А я-то думала, что сразу же узнаю родную деревню, когда доберусь до нее. В конце концов, первые тринадцать лет моей жизни прошли здесь, и я часто тайком пробиралась по этим тропинкам в гости к шаманке Ногён, женщине, которая взяла Мэволь себе в помощницы.

Но я была тогда совсем юной, всегда ходила вместе с мамой и не видела ничего, кроме ее руки, за которую я держалась, неба и птиц. Я совсем не следила за тем, какой дорогой мы идем. Тропинки перепутались у меня в голове. Дорога, которой я шла, постоянно петляла, будто кто-то специально начертил новый запутанный путь, чтобы я не смогла дойти до нужного мне дома. И тут меня осенило: всю мою жизнь меня кто-то куда-то вел. Сначала мама водила меня за ручку, потом, после ее смерти, меня опекал отец. У меня не было возможности стать самостоятельной.

Я остановилась в центре деревни, откуда, как ручейки, разбегались в разные стороны тропинки, закрыла глаза и представила себе хижину старой гадалки. Перед мысленным взором замелькали образы: холмы, одинокая хижина посреди равнины, зубчатые края горы Халла…

Ноги сами понесли меня вперед. Они несли меня все дальше и дальше через Новон, в сторону горы Халла, отбрасывавшей тень на деревню. Вскоре северная сторона каменной ограды превратилась в малозаметную серую полоску вдали. Я оказалась на широкой безлюдной равнине. В небесной выси парил сокол. Из земли высились редкие сосны, обдуваемые ветром, и острые камни.

Два часа спустя передо мной замаячила тень хижины. Ее обволакивал странный туман, похожий на дым.

В последний раз я была у шаманки Ногён пять лет назад вместе с отцом. Он вел за ручку малышку Мэволь, чтобы передать ее на воспитание гадалке.

– Я буду часто навещать тебя, – пообещал он дочке и сдержал обещание.

Он позаботился о том, чтобы младшая дочь не чувствовала себя брошенной, шаманка Ногён была ей как тетя, и это немного утешало нас.

Они сблизились после болезни Мэволь. Эту странную болезнь называют синбён, ею страдают те, кто призван стать шаманом. Если сопротивляться призванию, болезнь может оказаться смертельной. Мэволь постоянно бил озноб, ее рвало, но все это полностью прекратилось, когда отец смирился с судьбой дочери и отдал ее шаманке. Мне же гадалка казалась обычной тетенькой, в ней не было ничего особенного, и кажется, это впечатление было взаимным. На ее взгляд, во мне не было ничего примечательного.

Я замедлила шаг, бок разболелся. Наверное, оттого, что надышалась холодного тумана. Я уже подошла совсем близко. Соломенную крышу подпирали кривые деревянные балки, а сама хижина была построена из лавовых камней, как и все остальные дома на Чеджу. Я и забыла, что она такая маленькая. Внутри были деревянные раздвижные двери, обклеенные бумагой ханджи, они делили дом на четыре части: одну большую комнату, занимавшую половину хижины – здесь шаманка принимала посетителей, – и три маленькие, где была кладовка и жилые помещения, в одном из которых теперь и обитала моя сестра, главная ее помощница. Во дворе я увидела небольшой хлев, из которого доносился стук лошадиных копыт.

Я снова обернулась к дому и увидела, что дверь слегка приоткрыта. Внутри перед низеньким столиком с короткими ножками сидела женщина. Она склонилась над свитком. В руке она держала кисть для каллиграфии и выводила что-то на бумаге красными чернилами. Возможно, писала заклинание.

– Аджиман! – окликнула я ее, пересекая двор. – Аджиман!

Женщина подняла голову. Передо мной сидела не шестидесятилетняя старуха, которую я ожидала увидеть, а молодая девушка, чье лицо сияло свежестью юности, а брови в форме нежного ивового листа красиво изгибались.

Она открыла дверь и вышла, пристально взглянула на меня.

– Что вам угодно?

Я шагнула вперед и поняла, что молодость ее была не настоящей. Толстый слой белой пудры скрывал старческие морщины, она накрасила губы и нарумянила щеки, а волосы так туго стянула на макушке, что пропали морщины на висках. Я выдержала ее пристальный взгляд черных, подведенных углем глаз.

– Вы не помните меня? – спросила я.

– Я вас никогда не встречала.

Она замолчала и прищурилась, внимательно вгляделась в мое лицо. Потом с удивлением приподняла брови.

– Не может быть… – Она медленно покачала головой, а потом прошептала: – Ты – вылитый отец.

– Я приехала, чтобы найти его.

Поначалу грусть мелькнула в ее глазах, потом лицо шаманки помрачнело.

– Ты приехала одна?

– Тетя Мин знает, что я здесь, – солгала я.

Всю предыдущую ночь я разглядывала потолок в теткином доме и представляла, как сейчас открою ворота, отделяющие женскую половину от всего остального дома, и сбегу на Чеджу.

– Она разрешила мне съездить сюда на несколько недель. Во всем разобраться.

Мы немного помолчали. Шаманка спрятала руки в широкие рукава.

– Заходи, – пробормотала она себе под нос.

Ее длинное белоснежное одеяние распахнулось, когда она повернулась, чтобы пригласить меня в дом. Она толкнула дверь, и та скрипнула будто старые кости.

Я вошла в дом и тут же с жадностью его оглядела. Вдруг где-то рядом сестра. Комната была заставлена статуями с выпученными глазами, вокруг которых курились благовония. Повсюду лежали странные предметы – с помощью них, должно быть, шаманка совершала ритуалы. Я стояла и рассматривала все это, и вдруг услышала голос старухи у себя за спиной:

– Она скоро вернется.

Чем дольше я разглядывала комнату, тем острее вновь переживала тот день, когда мы оставили Мэволь у шаманки Ногён. Меня охватило прежнее беспокойство. Я вспомнила, как неуютно было тогда отцу. Он опустил глаза и нахмурил брови – ему, наверное, казалось, что он совершает большую ошибку. Ни я, ни отец не были виноваты в том, что у Мэволь обнаружилось призвание к шаманству и ей пришлось остаться на Чеджу, в то время как вся ее остальная семья перебралась на материк. Она была еще совсем ребенком – ей всего исполнилось десять лет.

И все же…

Отцу предложили должность в полицейском ведомстве, ни один мужчина не отказался бы от такой работы. Старший инспектор шестого ранга. «Я хочу защитить нашу семью, – говорил тогда отец. – Для этого мне необходимо получить повышение. Если я останусь обычным полицейским, мне придется прислуживать продажным чиновникам. Мне нужна власть».

Хотелось думать, что отец принял тогда верное решение. Он всегда принимал верное решение.

– Твой отец навестил нас год назад, когда приехал на Чеджу.

Голос шаманки вернул меня к действительности. Она села на коврик, скрестив ноги.

– Ты знаешь, зачем он приезжал?

Я не сразу ответила на ее вопрос: сначала села на ковер и разгладила складки на ханбоке.

– Чтобы расследовать дело о пропаже тринадцати девушек. Капитан Ки рассказал мне об этом.

– А капитан Ки рассказал тебе о человеке в белой маске?

Я нахмурилась.

– Что за белая маска?

– Свидетель утверждал, что видел, как человек в белой маске похитил одну из девушек.

Я распрямилась, словно меня кольнуло воспоминание. Человек в белой маске…

– «Лесное дело», – прошептала я.

Шаманка кивнула.

– Твой отец считал, что есть связь между похищенными девушками и тем «лесным делом», в котором были замешаны вы с сестрой.

Я попыталась вспомнить, что тогда произошло, но, как обычно, у меня ничего не получилось. Ни деревьев, ни людей, ни голосов. Пустое место. Как будто кто-то взял острые ножницы и вырезал из моей памяти это важное воспоминание, словно страницу из книги.

«Агасси ^[10], вы ведь были в тот день с сестрой в лесу, вы видели погибшую девушку?»

Я вспомнила, как служанка однажды спрашивала меня об этом. Помню, как я испугалась ее вопроса, растерялась, не знала, что ответить, подумала, что она меня с кем-то перепутала. Только потом мама объяснила мне, что я действительно была в том лесу. Что мы с сестрой были там вместе, и там же нашли мертвую девушку. Все выветрилось из моей памяти, но сестра клялась, что видела, как по лесу бежит человек в белой маске со сверкающим мечом.

Я снова нахмурилась, попыталась осознать то, что только что узнала.

– Значит, отец поехал на Чеджу… чтобы расследовать дело тринадцати девушек… потому что считал, что оно как-то связано со старым «лесным делом»?

Вот почему его так волновало чужое расследование. А я все не могла понять, зачем он уехал.

– Очень похоже на него, – прошептала я. – Он ведь так и не смог понять, что случилось тогда в лесу. Его не отпускало нераскрытое преступление.

– Нет, он не поэтому вернулся. Он приехал на Чеджу из-за твоей сестры.

– Что? – не сумела я скрыть удивления.

– Он боялся, что Мэволь в опасности. В конце концов, она была единственным свидетелем того старого преступления. Девушки начали пропадать, твой отец испугался, что и с ней что-нибудь случится. Он хотел раскрыть это дело и пообещал ей, что в этот раз она вернется домой вместе с ним.

Почему отец не рассказал мне об этом? Он никогда не говорил, что Мэволь вернется. Про сестру мы говорили только, когда он спрашивал, не забыла ли я ей написать.

Я вдруг почувствовала жжение где-то в груди, будто проглотила кипящий чай. Боль все усиливалась, пока не превратилась в слова: так нечестно! Я все делала правильно, я была послушной, и вот он оставил меня ради другой своей дочери, которая доставляла одни неприятности.

– Понятно, – ответила я безжизненно.

– Каждый год, когда твой отец приезжал на остров Чеджу, он обещал в следующий раз вернуться сюда с семьей, – поджала губы шаманка Ногён. – А потом он возвращался на материк и забывал обо всем. Хотя в последний раз, мне показалось, он готов был сдержать обещание. Жаль.

Я резко обернулась к ней.

– Чего вам жаль?

– Жаль, что он погиб.

– Он не погиб!

Глаза старухи округлились от удивления. Возможно, она не ожидала, что я отвечу ей с такой яростью.

– Но полиция закрыла дело.

– Ну и что, – ответила я на этот раз спокойным голосом. – Пока нет доказательств, он жив, аджиман.

– Мэволь не такая, как ты.

Шаманка спрятала руки в длинные рукава и внимательно изучала мое лицо, каждую черточку.