Вчетвером они стояли, глядя, как Руби и Тишка не то играя, не то всерьёз гоняются друг за другом. Мальчику из Турмалиновой академии это вскоре надоело, и он, оставив девочек, отправился собирать хворост для костра.

– Мы часто приходим сюда жечь костёр, – сказала девочка, назвавшаяся Тинзель. – Вот почему это место наше.

– А, ясно, – кивнула Селестина.

– Ну, то есть это Руби так считает, – поправилась Тинзель, пожимая плечами. – Мне-то, честно говоря, всё равно. И Эмберу тоже. По мне, так оно вполне может быть общим. – Она села на песок.

Селестина и Твила, чуть помедлив, устроились рядом. Солнце уже розовело, клонясь к закату. Тинзель подтянула колени, пристроив на них подбородок, и длинные серебристые волосы укрыли её всю как плащом. Селестина заметила, что под глазом у девочки поблёскивает родинка-кристалл.

– Я бы тоже хотела такую родинку на лице, – с лёгкой завистью вздохнула Твила. – А у меня она видишь где – на лодыжке, где её почти никто и не видит! – Она вытянула ногу, показывая свою родинку.

– Зато какого красивого цвета, – заметила Тинзель. – Аметист, да?

– Ага, – кивнула Твила. – Я ведь родилась из аметиста. А ты?

– Из белого топаза, – ответила Тинзель. – Хотя иногда говорю другим, что моя родинка алмазная. Но ясно же, что это неправда. Иначе я была бы принцессой!

– А вот Селестина у нас принцесса, – сказала Твила. – Ну… вроде как. Она же родилась из алмаза.

– Ха, – недоверчиво хмыкнула Тинзель.

– Нет, правда, – стояла на своём Твила. – Селестина, расскажи.

Селестина неохотно оторвалась от своих водяных кристаллов, которые раскладывала по оттенкам. Она уже столько раз рассказывала эту историю…

– На самом деле это не так уж интересно, – сказала она.

– Очень даже интересно! – возразила Твила. – Да вы ещё и близнецы!

– Близнецы? – поразилась Тинзель. – Надо же! Это такая редкость.

– Да, наверное, – согласилась Селестина. – Ну что… мы с моей сестрой Викторией – то есть Викторией-Стич, как она предпочитает себя называть, – действительно родились из алмаза. Но пока он рос в Кристальной пещере, на нём появилось какое-то чёрное пятно, похожее на длинный штрих – «стич». Поэтому лорд Астрофель заявил, что наш алмаз нечистый. Так что мы родились и выросли как самые обычные висклинги. Вот и вся история.

– Кажется, я слышала, как мои родители говорили об этом, – припомнила Тинзель.

– Да, в своё время об этом было много разговоров, – кивнула Селестина.

– Но значит, ты могла стать принцессой! – сказала Тинзель. – И жить во дворце, а королева Кассиопея была бы твоей мамой. – Её глаза загорелись в мягком вечернем свете. – Неужели ты не злишься, что тебя так обошли?

– Нет, – мотнула головой Селестина. И это была правда. Ну… отчасти. Она действительно никогда не огорчалась, что её лишили права на престол. Но вот что действительно её возмущало – так это то, что её лишили любящей семьи. Большинство новорождённых висклингов сразу же усыновляли – едва успевал треснуть их кристалл, – но их с Викторией-Стич растила череда нянек, присланных властями – наверняка чтобы присматривать за ними. На всякий случай. А на какой именно, Селестина и сама толком не знала.

– А вот Виктория-Стич злится, что её не сделали принцессой, – перебила её размышления Твила.

– О да, она просто в ярости, – подтвердила Селестина. – Она-то уверена, что должна стать следующей королевой, когда её величество Кассиопея умрёт. Поэтому она всегда носит корону.

– Что, каждый день? – удивилась Тинзель. – Даже в школе?

– Всё время, – кивнула Селестина. – А когда мы были маленькие, она даже спала в ней.

Тинзель недоверчиво уставилась на неё:

– Странная она какая-то, твоя сестра.

– Да, пожалуй, – признала Селестина даже с оттенком гордости. – Она твёрдо верит, что имеет все права стать королевой – она же первой выпала из кристалла. Однажды она даже написала письмо лорду Астрофелю, задав ему вопрос, что будет, если до того, как королева Кассиопея умрёт, других алмазных детей больше не появится!

– И что он ответил? – затаив дыхание, спросила Тинзель.

– Сам он отвечать не стал, – сказала Селестина. – Она получила довольно невнятное письмо от какого-то младшего чиновника, в котором говорилось, что наш кристалл был с изъяном и что ещё полным-полно времени, чтобы на свет успел появиться другой алмазный ребёнок.

– А может, лорд Астрофель хочет сам оставаться у власти, – предположила Тинзель.

– Не думаю, – качнула головой Селестина. – Он ведь даже старше королевы Кассиопеи! Мне кажется, он хочет, чтобы в Висклинг-Вуде всё спокойно шло своим чередом.

Тут как раз появился Эмбер с охапкой хвороста и бросил его на песок. Потом помахал над ним своей волшебной палочкой – и на сухие веточки посыпался дождь оранжевых искр. Хворост сразу занялся огнём и затрещал. Мальчик присел на корточки у костра и принялся копаться в своей сумке.

– У меня тут есть немного печенья, – сказал он. – И эликсир из примулы. – Он протянул напиток Селестине, и бутылочка, поймав последний солнечный луч, вспыхнула ярко-зелёным.

– Как там у вас в Чернильке? – поинтересовалась Тинзель, когда они расселись вокруг огня. – Занятия скоро закончатся?

– Уже почти, – сказала Селестина. – Нам даже велели писать заявки на ученичество.

– У нас то же самое, – кивнула Тинзель. – Наверное, все школы Висклинг-Вуда должны успеть сделать это до выпускного бала. Мы с Руби подаём заявки в Исследовательскую академию в Чароручье.

– Правда?! – воскликнула Селестина. – Вот и Тишка туда же собирается!

– Я хочу увидеть мир людей, – сказала Тинзель. – Собирать всякие сведения для наших правителей. Висклинг-Вуд ведь такой маленький…

– Разве? – удивилась Селестина. Она вовсе не считала их родной лес маленьким. Он тянулся на многие мили окрест, и в нём было множество мест, которых она никогда не видела.

– Ну, по сравнению с миром людей, конечно, – сказала Тинзель. – Ты когда-нибудь видела карту человеческого мира?

Селестина помотала головой. Она никогда не могла понять висклингов, которые стремились покинуть лес. Ведь их мир такой замечательный. Красивый. Безопасный. И в нём есть всё, что нужно: дуплистые деревья, чтобы строить в них дома, цветы и прочие растения, которыми можно питаться, чистый журчащий ручей и волшебная пограничная стена, скрывающая их мир от всех людей и животных – кроме разве что крохотных дракошек, которые опыляют цветы. Лес заботился о висклингах, а висклинги заботились о лесе.

– Мне хочется приключений, – продолжала меж тем Тинзель, и её серебристые волосы отливали в мерцающем свете пламени мандариново-оранжевым. – Хочется выйти за пограничные врата и посмотреть, на что похож мир людей!

– Но ведь там тебя может сожрать какой-нибудь дикий зверь! – сказала Селестина. – Или вдруг заметит человек? Мы же такие крохи по сравнению с ними. Да они растопчут тебя!

– Всё равно, – пожала плечами Тинзель. – Я хочу его увидеть.

– Лучше ты, чем я, – хмыкнул Эмбер, отхлёбывая из бутылочки с эликсиром. Его оранжевые волосы вспыхнули ярко-зелёным, а потом потемнели до густо-синего цвета. Селестина слышала, что такое бывает, но ни разу не видела своими глазами.

– А я хочу быть заклинателем дракошек, – сказал он.

Костёр горел, уютно потрескивая, а висклинги всё разговаривали и разговаривали. О своих мечтах, о планах на будущее. Небо постепенно темнело, дым костра спиралью поднимался к разгорающимся на небосводе разноцветным звёздам. Тишка и Руби по-прежнему плескались в ручье – едва различимые очертания их голов то пропадали под водой, то снова появлялись на поверхности, поднимая рябь и разбивая на осколки жёлтое отражение луны. Наконец они вышли на берег и прямо мокрые побрели к костру. Промёрзшая Тишка дрожала всем телом, пока наконец не согрелась возле огня. Она села рядом с Руби, и Селестина обратила внимание, как искрятся её антенны: никогда раньше она не видела их такими яркими. И такими зелёными.

Глава 2

Прошло ещё немало времени, прежде чем Селестина и Твила полетели обратно в свой Бурьянный округ. Вдвоём, без Тишки – та куда-то исчезла вместе с Руби, как только догорел костёр. Золотые и пурпурные искры шлейфом тянулись за их летучими цветками, а под ними простирался бескрайний лес. Частенько среди ветвей и листьев мелькали цепочки огоньков, и то здесь, то там сквозь темноту пробивалось тёплое светящееся пятнышко – окошко в стволе дерева или в домике на ветках, в котором кто-то из висклингов ещё не спал.

Вскоре они уже добрались, нырнув через кроны под лесной полог. Селестина махнула Твиле на прощание и повернула к себе. Её дом был совсем недалеко – они жили вдвоём с Викторией-Стич в небольшом дуплистом дереве, которое им предоставили власти. Сейчас оно было полностью погружено во тьму. Селестина, облетев дерево, приземлилась возле изогнутой дугой лестницы парадного крыльца, освещённой маленьким оранжевым фонариком. Быстро взбежав по ступенькам, она тихонько прокралась в свою спальню, стараясь не разбудить Викторию-Стич. Взмахнув волшебной палочкой, она зажгла маленькую, ручной работы лампу в виде свисающей с середины потолка капли из разноцветного стекла, которая отбрасывала на стены танцующие радужные блики. Селестина, стоя у окна, одну за другой вынула из серебристо-светлых волос длинные шпильки. За окном было совсем темно и не слышно ни звука, кроме тихого шелеста листвы да постукивания шпилек, которые она складывала на подоконник.

Бездумно вглядываясь в темноту, Селестина вдруг заметила, как бархатную черноту ночи с тихим шипением прорвала вереница малиново-розовых искр. Вытаращив глаза, она смотрела, как искры пронеслись прямо мимо её окна и опустились к земле у порога их дома. К двери шагнула тёмная фигурка в мантии с капюшоном. Вспыхнувший огонёк волшебной палочки осветил алмазно-белым светом бледное личико, густо обведённые тушью большие глаза под длинными угольно-чёрными ресницами и осыпавшие капюшон Виктории-Стич серебряные звёздочки. Селестина вцепилась руками в подоконник, чувствуя, как колотится её сердце. Вроде бы они уже столько времени вместе, а сестра по-прежнему заставляет её нервничать. Где это она пропадала посреди ночи? Виктория-Стич обычно никуда не выходила – у неё не было ни одного друга.

Прислушавшись, Селестина уловила стук каблучков по лестнице, а потом – что её сестра шумно возится в кухне. Наверное, она взялась готовить свой любимый напиток, и у Селестины тут же потекли слюнки. Набросив прямо поверх одежды халат, она спустилась вниз. Поначалу Виктория-Стич её даже не заметила – была слишком занята, ломая на кусочки плитку чёрного шоколада и ссыпая их в миску.

– Привет, – сказала Селестина.

Виктория-Стич, подскочив от неожиданности, обернулась:

– А, это ты. Чего это ты не спишь так поздно?

– Я была с друзьями, – ответила Селестина. – Мы жгли костёр на ручье. А ты чем занимаешься?

– Готовлю горячий шоколад, – сказала Виктория-Стич, пристраивая миску на кастрюльку с водой и помешивая в ней деревянной ложкой.

Что-то в ней показалось Селестине необычным. Она как будто искрилась от избытка энергии, все её мании словно обострились. А ещё от неё пахло дымом.

– Я имела в виду, чем ты занималась до этого? – снова спросила она, подтянув к себе стул и присаживаясь за стол.

– Да так, то одно, то другое, – ответила сестра. – Хочешь горячего шоколада?

– Да, спасибо, – кивнула Селестина. – Давай помогу.

– Мне не нужна помощь, – отказалась Виктория-Стич, отламывая от шоколадной плитки ещё несколько кусочков с таким усердием, что крошки полетели на пол. Она снова покрутила в миске деревянной ложкой. Растаявший шоколад перелился через край и вязкой струйкой побежал на плиту.

– Где ты была? – не отставала Селестина, выставляя на стол сливки и две чашки из желудёвых шапочек.