У меня, конечно, уже тысяча мыслей в голове. Мотает от «не оставить ему свой номер» до «пригласить к себе на утренний кофе» по двести раз за минуту.

У мужчин обычно все до банальности проще. Я ему чем-то понравилась, он меня понюхал, потрогал, рассмешил пару раз.

Судя по всему, сказал фантазиям «да». Сейчас. Без всяких там «а если…». Без оглядки на мои намерения, на мой бэкграунд.

Я в его вкусе. Он это знает. Я это знаю. Он знает, что я знаю.

И теперь самое главное, чем он будет усиленно заниматься, – делать вид, что это не так.

Шутить, болтать. Думать о мертвых птенцах, о загрязнении планеты целлофаном, каких-нибудь внутренностях, которые он наблюдает на работе. Или что там еще Адомайтиса удручает.

Потому что у нас так принято. В нашем современном обществе.

Я прошу стакан воды у бармена и оборачиваюсь.

Павел подходит совсем близко, касается меня. Он уверенно чувствует себя в моей зоне комфорта.

Протягивает сотовый и, не спрашивая разрешения, платит, в очередной раз объявляя о намерениях.

Мое сердце колотится. И когда наши глаза опять встречаются, я прошу:

– Вызовешь мне такси?

Снегопад закончился. На улице довольно морозно, но при этом после горячего клуба и безумных мыслей – необходимо свежо.

Мы выходим чуть раньше, чем требует приложение такси, чтобы подышать. И побыть вдвоем, перед тем как попрощаться. Время близится к двенадцати, музыка сменилась на невыносимый клубняк, сделав нахождение на танцполе невозможным.

– Сказка! – Я окидываю восхищенным взглядом горы рассыпчатого белого снега, сверкающего в ярком свете фонарей.

Я немного оглушена после клуба. Мы с Пашей отошли чуть в сторону, чтобы не толкаться на входе.

Здесь тихо.

– Да, утром все это превратится в грязную кашу. Мы поймали особенный момент. Ты не против, если я покурю?

– Нет, – пожимаю плечами. – Не знала, что ты куришь. Весь вечер вроде бы нет.

– Нечасто, – отвечает Павел, доставая из кармана полупальто пачку.

Быстро прикуривает привычным движением. Я внимательно наблюдаю. Как втягивает в себя дым, как зажимает между пальцами сигарету. Это очень сексуально.

Облизываю губы, он замечает это и чуть прищуривается.

Ежусь.

На улице тихо-тихо. Он. Я. Горы снега. Дым из его легких…

– Замерзла? – спрашивает Павел, истолковав мою реакцию по-своему.

Приподнимает руку, приглашая в объятия. Пролетающая мимо спортивка разрезает воздух грубой матерной песней.

Он ждет.

Ладно. На нас куча одежды. Мы достаточно для этого пьяны.

Я подхожу ближе, и Паша обнимает меня. Прижимает к себе так сильно, что я улыбаюсь до ушей.

– Ай! Раздавишь! – возмущаюсь.

– Извини, – говорит он искренне, но тут же повторяет движение.

Я поднимаю глаза, мы смотрим друг на друга. Адомайтис отворачивается и крепко затягивается, выпускает дым в сторону над моей головой. И это тоже адски сексуально.

Наверное, такси скоро приедет. Осталась всего пара минут.

– Спасибо, что пригласила на день рождения, – произносит Павел хрипло. – Было приятно стать твоим гостем.

– Спасибо за шоколадку, – парирую я. – Было бы неловко после такого подарка отказать.

– Ненавижу эту заправку.

– Паш, – произношу загадочно. Потом серьезнею. – Ты должен кое-что знать, только…

Я делаю паузу, наблюдая за тем, как пьяная беспечная улыбка сползает с его лица. Медленно и неминуемо.

Глаза вновь прищуриваются то ли от попавшего дыма, то ли от раздражения. Хватка рук становится сначала сильнее, затем значительно слабнет.

– У тебя есть мужик, угадал? Конечно, у такой славной. Как иначе? Вы поругались в хлам, но все равно потом помиритесь. Или он в какой-нибудь ебучей командировке?

Ауч. Но забавно, что Адомайтис об этом беспокоится.

– Не совсем. Я тебя обманула. Это не подруга перепутала ресторан, а я. Иногда я бываю рассеянной. Это злит и бесит окружающих людей.

– Фоу! Как на качелях вверх-вниз!

Я пожимаю плечами, скромно потупив глазки.

– Все умные люди бывают рассеянными, – быстро обнадеживает он.

– Вот как. Даже ты?

– Мне-то откуда. – Павел закатывает глаза. А потом улыбается. Снова легко, пьяно и просто обалденно.

Это один из самых лучших дней рождения в моей взрослой жизни.

Сигарета одиноко тлеет в его руке. Я снова приковала к себе все его внимание. Павел наклоняется, и мне хочется, чтобы он сделал это. Поцеловал меня. Коснулся губами, лизнул, опалил дыханием. На его языке смесь слюны, алкоголя и никотина. Взрослый вкус. Я хочу его попробовать.

Прямо сейчас… И правда качели. Фоу!

Вдалеке проносится та же самая машина, из которой басит так, что перепонки едва не лопаются: «Твоя сука хочет…»

Я испуганно вздрагиваю и отворачиваю голову в сторону. Павел обнимает крепче. Я чувствую его дыхание на виске. Потом ниже.

Вцепляюсь в его пальто и закрываю глаза.

Павел убирает мои волосы за спину и касается горячими губами холодной щеки.

Мир качается.

Губы скользят по коже.

Я чувствую поцелуй рядом с мочкой уха. А следом – как позорно возбуждение простреливает низ живота, концентрируя все внимание именно в той области.

Мои пальцы сжимают ткань его пальто до белых костяшек. Я невольно подаюсь вперед грудью.

Его губы опускаются ниже. Павел шумно втягивает в себя мой запах.

После чего срывается и начинает целовать шею. Трогать языком и губами одни из самых чувствительных точек на моем теле. Целовать жадно, смело и нагло. Послабляя самоконтроль. Капитулируя и признаваясь, что он тот еще варвар. И что ему до одури сейчас нужна я.

Он обхватывает губами, лижет, прикусывает. Оставляя после себя леденеющий на холоде влажный след. Я прижимаюсь теснее.

Павел втягивает в себя мою кожу, касается ее зубами. Я привстаю на цыпочки.

Мир переворачивается опять и опять. Я на какой-то карусели, бешеном секс-аттракционе. Чтобы не упасть, держусь за Адомайтиса, а он, видно, расценивает это как положительный ответ.

Удовольствие заполняет изнутри – в области шеи концентрируется жаром и растекается по телу. Внутри от нетерпения становится больно. А еще влажно там, внизу живота.

Павел просто ласкает мою шею, а я готовлюсь к нему. К его вторжению. Каждой своей клеточкой. Округляю глаза от осознания происходящего. Но это слишком приятно, чтобы останавливать.

Адомайтис находит руками мои пальцы. У него ладони тоже горячие. Он засовывает мои руки в свои карманы и греет. А сам все еще целует. Шею. Нравится ему, что ли? Маньяк, уже нет сомнений.

Павел… Паша обхватывает губами мочку уха. Лижет ее языком, господи.

– Я хочу тебя, – шепчет. – Дурею.

Рядом останавливается машина. Он отрывается от меня.

– Прости, – говорит быстро. И смотрит в ожидании. Глазами не то пьяными, не то безумными.

Это кажется наглым, я ощущаю, что растерялась. Адомайтис считывает мою реакцию абсолютно правильно. И моментально врубает заднюю:

– Я зря. Диана, извини, пожалуйста. Я не собирался.

Я качаю головой и иду к машине. Шея горит огнем. Она пропитана его слюной, его похотью.

В ушах бахает тихое: «Я хочу тебя».

Максимально сексуальное, что я только слышала в своей жизни.

Глава 7

Трель айфона в семь утра насквозь прорезает сознание тупой бритвой. А затем лопает нервные клетки, как игла – шары воздушные.

– А-а-а! Ненавижу! Да чтобы тебя бактерии сожрали, чудовище! – ругаюсь я, выключая будильник. – Ни винтика не оставили!

Утыкаюсь лицом в подушку и разрешаю себе жалобно застонать. Ударяю кулаком по матрасу.

Маньячелло-Адомайтис словно стоп-кран сорвал. Мало того что домой я вернулась за полночь и пьяная, так еще и оставшиеся для мирного сна часы о нем думала.

Помыться как следует сил не хватило. Я наскоро приняла душ, почистила зубы, разумеется, сделала трехступенчатый уход для лица, а потом завалилась спать.

Мои волосы пахли им. Резкой туалетной водой, которая, если привыкнуть, начинает нравиться. А еще никотином.

Я всю ночь купалась в этом запахе и вспоминала, как целовал. Его похоть покалывала мне кожу, давила на грудь, грела низ живота. Я кружилась на карусели с беспечной улыбкой, предвкушая продолжение. Безумие.

Когда твой бывший мужчина, человек некогда самый родной и близкий, предает, черту переступая. Когда затем ваши общие знакомые на тебя смотрят с легкой и едва различимой навязчивой улыбочкой. Когда в университете студенты отвешивают комплименты. А твоей маме якобы подружки наперебой звонят и сочувствуют…

Сдохнуть хочется.

Папе-то, конечно, не осмеливались вякнуть. Там за один намек можно кулаком в глаз получить. Но не могла же я остаток жизни за спиной папули просидеть? Даже с учетом того, что он был бы только рад этому.

Мысли в голове тогда начали бродить, что никогда, никому, ни за что… Я на самом деле очень стыдливая девушка, хоть и в себе уверенная. Эти два качества прекрасно сочетаются, хотя многим данный факт может показаться сомнительным.

Студенты в университете, если начистоту, отнеслись лучше всего. Да, глазки строили и намекали, комплименты щедрые отвешивали, но это была хотя бы естественная реакция. Коллеги же на кафедре тайком шушукались и посмеивались – вот что действительно гадство.

Воспоминания будят получше будильника. Их, увы, даже в отдаленном будущем не сожрут голодные микроорганизмы. Память сама может сожрать своего носителя. Запросто.

Я милостиво прощаю айфон и проверяю сообщения – пусто. Последнее от Вики: «Ок, пьянь». В ответ на мое: «Дома, жива и здорова».

Паша вчера довольно невозмутимо сел в мое такси. Я гордо – на переднее сиденье, он позади. Я тут же пожалела: можно было еще минут пятнадцать смело флиртовать и глазки строить.

Адомайтис проводил до подъезда, номер телефона взял. Рыцарски постоял у машины, пока я не написала, что в безопасности. После чего уехал. И пока тишина.

Что ж… Только начало восьмого, может, он еще спит?

Я отрываю голову от подушки и плетусь в ванную. Будущее химии и медицины само себя к экзаменам не подготовит.

В начале девятого я уже выхожу из дома, чтобы глотнуть морозного воздуха и чуть не поскользнуться на крыльце.

Пару минут стою возле засыпанной снегом «Ауди» и размышляю, что лучше: поднатужиться и почистить крошку сейчас или же взять такси, чтобы потом страдать вечером, дожидаясь машину бесконечно долго. Может быть… меня заберет с работы хирург?

– Дианка, привет! – доносится до меня приветливый голос Жени, прерывая цепочку размышлений.

Я прикусываю губу и опускаю глаза. Этого еще не хватало!

Евгений Воронов – еще один мой сосед, который по совместительству является двоюродным дядей Вики. У нее мы и познакомились однажды.

Жене тридцать пять, у него три овощных магазинчика, стрижка под ноль, располагающая улыбка и легкий нрав. Ужасно, просто невыносимо неуютно, когда он начинает за мной ухаживать! Ответить взаимностью не получается, а дурить хороших парней – не в моих правилах. Вика передала ему, что после тяжелого разрыва я не готова к отношениям. Женя отступился. Но дружить у нас не выходит. Навязчивая идея, что он ждет знак, не отпускает.

– Привет, Жень! – отвечаю весело. – Ты сегодня рано.

Довольно долго я работала во вторую смену, и мы выходили из дома в одно и то же время. Каждый божий день. Было некомфортно. Пришлось поменять расписание.

– Да, много дел. Помочь? – спрашивает он, кивая на щетку. Улыбается.

– Я, наверное, такси возьму… На ней прям шапка.

– Дай мне минуту и отойди подальше, женщина, – командует Женя, забирая у меня щетку и приступая к работе.

Сметает под ноги снег, а вместе с ним и мои робкие планы вечером вновь погреться в тачке хирурга.

Появляется неприятное чувство, что я что-то должна Жене. Начинает щекотать совесть. В последний раз я испытывала подобное, когда он взялся приносить мне свежие дорогие фрукты. Было так вкусно и так неудобно!