У Анжелики красный гроб. Она любила в жизни все яркое, поэтому и ее гроб обили красной материей. Такая глупость…

Черно-белая картинка. Только Изабель и ее возлюбленный Георг – разноцветные. Они смотрят друг на друга, и он ей улыбается. Она улыбается в ответ. Начинает тихо смеяться, прикрывая рот ладонью. Люди начинают оборачиваться и тоже, в эти моменты, становятся разноцветными.

Она начинает смеяться еще громче. Плакать. Все смотрят на нее. Картинка стала цветной. Он подходит к ней и ставит пощечину. Говорит толпе:

– Извините, у нее истерика. Я ее уведу.

Он берет ее под руку и уводит за ворота кладбища. Картинка снова становится черно-белой.

*** *** ***

Тихая музыка. Люди медленно ходят по залам. Выставка черно-белых рисунков. У одного из рисунков стоит Николь.

Глубокий, с хрипотцой, голос:

– Красиво, не правда ли?

Николь оборачивается. Видит его. Смотрит на его руки. В руках он держит бокал с шампанским. Он смотрит на нее. Взгляды. Внимательные. Серьезные. И тут он улыбается.

– Красиво, не правда ли?

– Вы и в самом деле так думаете? – спрашивает Николь.

– Это ваша работа?

– Почему вы так решили?

– Потому что вы так на нее смотрите. Не оцениваете, не придираетесь, не высматриваете какой-то скрытый смысл. Просто смотрите. Потому что знаете. Чувствуете.

– Вы художник?

– Почему вы так решили?

– Потому что вы так же должны смотреть на свои работы. Поэтому вы знаете такой взгляд. Меня зовут Георг.

– Георгин? Синий Георгин. Никогда не видела синих георгинов. Но ведь они есть, есть синие георгины.

Подбегает Анжелика, веселая, раскрасневшаяся. В руках держит бокал с шампанским. Смотрит на Георга, не сводит с него взгляда, лишь изредка отвлекаясь. Георг тоже смотрит на Анжелику, изредка смотрит на Николь и улыбается ей. Анжелика хватает Николь за руку.

– О чем это вы тут разговариваете без меня? Нико, кто это?

– Это Георг. А это моя подруга Анжелика.

– Очень приятно, Георг.

– Мне тоже. Увлекаетесь рисунком?

– Да.

– Рисуете?

– Нет, что вы!

– А чем вы занимаетесь?

– Наслаждаюсь жизнью.

– Вероятно, вы можете себе это позволить.

– Разве это сложно?

– Вероятно, вы можете себе это позволить, если так говорите. Не против, если я провожу вас домой? Можем где-нибудь поужинать.

– С удовольствием!

– А вы, Николь?

– Нет, спасибо. Я устала. Ужасно хочу спать.

Анжелика виснет на руке у Георга.

– Спать! Ненавижу спать. Мне всегда снятся кошмары!

Георг смотрит на Николь.

– А вам снятся кошмары?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда.

– Поделитесь секретом.

– Перед сном нужно пройтись по улице и сосчитать шесть домов, стоящих рядом друг с другом.

Анжелика засмеялась и взглянула на Георга.

– Какая чушь!

– Почему же? Сегодня же опробую этот метод.

Николь спускает со лба темные очки, отворачивается и уходит.

*** *** ***

Когда я обернулась и увидела Георга, я сразу же безоговорочно влюбилась в него. В него нельзя было не влюбиться. А когда он сдул челку со лба небрежным, привычным жестом, полюбила. Его нельзя было не любить. И когда Георг посмотрел мне прямо в глаза, поняла, что ради него я сделаю все, что он пожелает. Это того стоит.

К тому же, Георг первым подошел ко мне! Он подошел ко мне! Ко мне! Он хотел познакомиться именно со мной. Ему понравилась именно я.

Это меня полностью оправдывает.

*** *** ***

Темная улица. Пусто вокруг. Николь медленно идет, слегка улыбаясь.

(– Я знаю, что мы сегодня же увидимся с Георгом. Знаю, где. И знаю, как).

Ноги в туфлях на высоком каблуке. В тишине слышны только быстрые шаги и стук каблуков.

– Никогда не видела синих георгинов; красиво, не правда ли; но ведь они есть, они есть, синие георгины; высокие стеклянные бокалы; шесть домов; шесть домов, стоящих рядом; шесть домов, стоящих рядом друг с другом; шесть домов и стеклянные бокалы; стеклянные бокалы и нервные пальцы; длинные, тонкие, нервные пальцы и шесть домов с стеклянными бокалами… красиво, не правда ли…

Глава 5 (сеанс)

И снова дым, сквозь который просвечивают руки и пальцы, горящий кончик сигареты и взгляды, – такие же как дым: смутные, расплывчатые, неясные…

– Георг не наркоман. Он художник.

– И все же.

– Такая пошлость. Я всегда стремилась избегать пошлости. Но ее вокруг слишком много.

– А то, что Георг был наркоманом – не пошлость?

– Обычность. Он хотел видеть больше, чем видит. Он художник.

– Вы не против наркотиков?

– Мне и без них хорошо. Я и без них все вижу.

– И вы не пытались отучить его от наркотиков?

– Отучить его от самого себя? От его жизни? От его мнения? Нет, я не собиралась его переделывать. Я бы смогла. Но он бы стал другим. А я любила его таким, каким он был.

– Но если бы…

– Глупая, ненужная, пустая фраза. «Если бы»… «Если бы» нет. Как и того, о чем говоришь, употребляя «если бы».

– Но если бы…

– Что ж… Давайте сыграем в «Если бы».

– Если бы Георг стал другим, каким бы он стал?

– Таким, как все.

– А какие – все?

– Обыкновенные.

– И что это значит?

– Ничего. Люди всегда играют. Притворяются. Хотят казаться лучше. Или хуже. Настоящая свобода идет изнутри. Когда чувствуешь себя свободным – значит, ты свободен. А те, кто несвободен – играют… А Георг не играл… Он жил…

– И… если бы он изменился…

– Он стал бы правильным. Он потерял бы свое мироощущение. Он остался бы без своей сумасшедшинки.

– Но разве наркотики придают человеку индивидуальность?

– Нет.

– Зачем же Георг употреблял наркотики?

– Употреблял… какое дурацкое слово… какой банальный сюжет, не правда ли?.. Никогда не любила наркоманов… Но Георг… В нем я любила все, и даже такая помарка меня не смущала… Просто Георг хотел больше того, что имел. Он пробовал все. Он хотел всегда новых впечатлений, ощущений, фантазий… Он чувствовал себя свободным. Он делал то, что хотел.

– Но иногда играл.

– Конечно. Мы все иногда играем. Без этого мы бы не выжили.

– Играть интересно? Это как закон Джунглей? Противоречие.

– Как и вся жизнь.

– Значит, когда мы играем, можем и переиграть?

– Так и случилось. Георг переиграл. И сразу потерял свободу. Он сразу перестал рисовать. Вернее, писать. Так говорят художники. Он только пытался что-то нарисовать… Написать… Он…

Длинные, бледные, дрожащие пальцы держат сигарету. Сигарета горит, горит, и пепел с нее падает на стол, рядом с пепельницей. Рука резко, с силой сжимает сигарету в кулаке.

– Что вы делаете!?

– Хочу, чтобы мне стало больно. Физически больно.

– Зачем?

– Чтобы стало немного легче.

– И вам больно?

– Нет!

– Успокойтесь.

– Я спокойна. Разве нет?

– Достаточно на сегодня.

Молчание. Тишина.

– Меня никто никогда не понимал… Кроме Георга… Но ведь вы меня понимаете?

– Достаточно на сегодня.

Доктор Вайс откинулся на спинку кресла. Выдохнул сигаретный дым.

– Вам не идет имя Изабель.

– А как вас зовут? – вдруг вздрогнула она. И он это заметил. Она смутилась. Она вдруг смутилась, хотя и не поняла этого. – Мне никогда, в принципе, было не интересно, кого и как зовут. Я не знаю, почему, но я хочу знать, как звучит ваше имя…

– Сезанн.

Тишина. Тиканье часов. Он усмехнулся.

– Наверно, тут можно сказать – судьба? Но вы же не верите в судьбу.

Она посмотрела на него. Долго, пронзительно. Он так же смотрел на нее.

– Верю. Конечно, верю. И это судьба, что я сейчас делюсь своим миром с доктором, у которого такое живописное имя. Доктор – художник…

– Я привык к своему имени. Его мне дали родители, имя – это, в каком-то смысле, память. И дань предкам.

Доктор снял очки, дунул на стекла.

– Знаете, вам совсем не идет имя Изабель. Вы – Николь…

Глава 6

Мы встретились в тот же самый вечер, как я и знала. Встретились на темной улице, когда шли и считали шесть домов, стоящих рядом друг с другом. Мы шли навстречу друг другу медленным шагом. А когда остановились, мы были уже рядом.

… Щелчок. Зажигается тусклая лампа. Большая комната, синие стены увешаны черно-белыми рисунками, комната почти пустая, все, что в ней есть – стоит и лежит на полу. Окно завешано темно-синими шторами.

Георг рассматривает рисунки, Николь стоит у стены и улыбается.

– Николь! И это – твой стиль? Все на полу. Есть на полу, сидеть на полу, спать на полу.

– Да, таков мой стиль. Все на полу. Это раскрепощает.

– Свобода!

Георг ложится на пол, раскинув руки. Николь ложится рядом. Они лежат и курят одну сигарету на двоих.

– Николь. Ты всегда носишь темные очки?

– Да.

– Я знаю, почему. У тебя кошачий взгляд. Ты наблюдаешь за людьми, изучаешь их. Ты смотришь на них как кошка на мышей, да. Темные очки скрывают это, и ты можешь спокойно продолжать свое занятие. Оно тебя забавляет. Ты узнаешь много интересного. Знаешь, наверное, я тоже буду носить темные очки.

– Ты не станешь хуже видеть цвета, господин художник?

– Я не просто вижу цвет. Я его чувствую. Тебе же знакомо это чувство?

Сигарета погасла. Георг выкидывает окурок в окно.

– Георг! Загадай желание!

– У меня одно желание. И я его прекрасно знаю… Тебе надо приклеить свои рисунки к потолку. Можно будет лежать и смотреть на них. Мне нравятся твои рисунки.

– Посмейся немного. Я хочу услышать твой смех.

Георг берет руку Николь в свою.

– У тебя красивые пальцы, Николь. Спорю, что тебе понравились мои пальцы, потому, что они похожи на твои?

Они засмеялись.

– Неужели у меня мужские руки?

– У тебя женские руки…

– И мужские пальцы.

– Бывают мужские пальцы, женские пальцы, пальцы музыканта, пальцы художника, пальцы каменщика. У тебя пальцы художника.

– Зато я услышала твой смех.

Георг опускает руку Николь, привстает на локте, наклонился к ней, внимательно всматриваясь в ее лицо.

– Николь. Николь. Николь. Какое красивое имя, не правда ли… Тебе не подходит это имя. Ты другая. Николь – просто красивая и хрупкая. И красота у нее теплая, детская. А ты – сильная, у тебя тайна. Твоя красота нарисована в холодных тонах. В белых, сиреневых и голубых. Ты – Изабель.

– Зови меня как хочешь. Не имеет значения.

– Изабель. Изабель. Изабель… Я хочу нарисовать тебя…

*** *** ***

Николь лежит на кровати, глядя в потолок, бормочет:

– Как же ты ошибался, Георг, как ты ошибался. И как я тебе поверила? Холодные тона. Белый, сиреневый и голубой. Неверно. Ты сам потом сказал. И не обратил внимания. И я не обратила. Бывают мужские пальцы, бывают женские пальцы… Бывают на руках мужские жилки – такие руки только у мужчины. И бывают на руках женские жилки – такие руки только у женщины… Все, что остальное – искажение.

Над кроватью склоняется лицо медсестры:

– Не хотите бульона, мадемуазель?

– А мою бабусю вы уже накормили? Она любит малиновое варенье. Но прежде, чем есть варенье, бабуся, дай, я заплету тебе косу. Нельзя же быть такой неряхой!

– Поешьте же бульона, мадемуазель.

– Все живое. Все только живое. Краски живые. Кисти живые. Листья живые. Камни живые. Бульон живой.

Она видит, как бульон в тарелке глухо булькает.

– Вот!

– Как хотите, мадемуазель.

Медсестра уходит. Николь берет в руки тарелку с бульоном.