– У меня здесь больше дел, чем у кого-либо другого, – сказал он, указывая на фиолетовые стеклянные шары на полу. – На самом деле устав Общества молодых одаренных чародеев считает мое присутствие здесь необходимым. Не так ли, Ян?

Когда Олливан появился в зале, Ян Ленникер сделал несколько медленных шагов назад и сошел с помоста, и Олливан не винил его. Он тоже голосовал за него. Если бы Олливан был Яном, то и сам бы держался на расстоянии от верховного чародея.

Ян сокрушенно вздохнул и обратился к Джупитусу – достаточно громко, чтобы все услышали.

– Как вы, без сомнения, знаете, верховный чародей, наша хартия магически обязательна к выполнению. Если победивший кандидат не будет признан и ему не будет вручен значок на церемонии выборов, здание выдворит всех преемников наружу и опечатает двери. Способ, как это будет сделано, неясен, но устав намекает, что это может быть… болезненно.

Преемники зашептались. Дружинники, приближающиеся к Олливану, остановились; один даже отошел, чтобы быть ближе к двери.

– Я знаком с уставом, мистер Ленникер, но, как бы то ни было, мой внук не является законным кандидатом.

Он устремил свой самый холодный взгляд на Олливана так, чтобы видел только он.

– Он изгнан.

Олливан сочувственно поморщился.

– Ян.

Ян посмотрел в небо и пробормотал проклятие.

– Я боюсь, верховный чародей, что изгнание или фактически любой проступок, который приводит к изгнанию, не лишает автоматически членства в Обществе или иным образом не лишает права баллотироваться в президенты.

– Достань мне проклятую звездами хартию, – рявкнул Джупитус, прежде чем Ян закончил говорить.

– Забавно, я думал, ты с ней знаком, – сказал Олливан, пока Ян устремился за ней. – Неважно. Почему бы мне не рассказать тебе, что там написано?

Он сцепил руки за спиной и медленно прошелся перед помостом.

– Устав Общества молодых одаренных чародеев – документ, написанный шестью из наших первых и, возможно, наиболее сильных членов и магически закрепленный более пятисот лет назад, – требует от кандидата в президенты только двух вещей. Он должен являться членом Общества более года и быть моложе двадцати лет, так как в этом случае он не покинет Общество раньше, чем закончится его двухлетний срок. Однако, что самое интересное, так это то, что устав требует от президента. От президента требуется следующее: чтобы он присутствовал на церемонии инаугурации, где я и нахожусь; чтобы он принял пост добровольно и осознанно, что я и делаю; чтобы он посетил минимум четыре из пяти собраний Общества в течение срока своих полномочий, что я и сделаю; и – он остановился и повернулся к помосту – чтобы он жил в Харте.

Лицо Джупитуса расплылось в улыбке.

– Чего ты не делаешь, – сказал он. – И, следовательно, ты не имеешь никаких прав.

– Да, можно было бы так подумать. Вероятно, это было бы разумным решением, но я полагаю, что это одна из проблем, которая может произойти, если вы продолжаете использовать документ, написанный несколько столетий назад самодовольными пятнадцатилетними подростками, которые, как мы можем разумно предположить, в то время пили большое количество медовухи – они разлили довольно много этого напитка на страницах с шестой по одиннадцатую. Итак, не обязательно жить в Харте, чтобы стать президентом, но нужно жить здесь в течение всего двухлетнего срока.

Ян вернулся с хартией и передал ее Джупитусу.

– Страница восемь, – услужливо подсказал Олливан. – Осторожно с липкими частями.

– Но ты изгнан! – проревел кто-то справа от него. Это был Элрик Верда. Лицо юноши приобрело точно такой же оттенок фиолетового, как и стеклянные шарики, разбросанные по полу. – Ты не можешь жить в Харте.

– Боюсь, я вынужден. Если я президент, то должен жить здесь, а если, по мнению людей в этом зале, я не президент, тогда я предлагаю всем нам быстро уйти, прежде чем неизвестные силы утащат нас из этих залов. Ведь я могу заверить вас, что Странствующее Место ощущает мое присутствие.

Олливан, возможно, мог бы применить какую-нибудь магию, чтобы в тот момент здание издало особенно явный скрип, но в этом не было необходимости. Все это промедление с вручением президентского значка уже раздражало старый заколдованный дом, и было слышно, как неестественный сквозняк со свистом проносится по закоулкам комнат наверху, готовясь ворваться в большую гостиную и испортить прически всех присутствующих. Несколько гостей предпочли уйти. Уже не один преемник кричал, чтобы Олливан получил проклятый звездами значок.

О, звезды, как же Олливан любил магию.

Джупитус проигнорировал волнение в зале и устремил взгляд поверх устава на своего внука.

– Мисс Рэдлин, – сказал он. – Когда мой внук был изгнан из Уизерворда в Иной мир, разве вы не сочли уместным также лишить его членства в Обществе?

То, что Хелия Рэдлин, уходящий президент, ответила честно и с высоко поднятой головой, не могло не вызывать к ней уважения.

– Нет, верховный чародей, я этого не сделала. Я уверена, вы можете понять, что… мне никогда не приходило этого в голову. Кроме того, – она бросила взгляд на Яна, – соблюдение устава общества – это работа секретаря.

– Будь ты проклята, Хелия, – огрызнулся Ян. – Раз мы так погрузились в текст устава, то покажи мне строку, где говорится, что я должен аннулировать членство всех убийц.

– Я не убийца, – отрезал Олливан прежде, чем это слово полностью слетело с губ Яна. В комнате воцарилась тишина. Итак, все начали шептаться. Жаль. До этого момента Олливану нравилось, что все на него смотрят. Он выдавил улыбку, слегка болезненную и натянутую.

– Мисс Рэдлин, – сказал Джупитус, говоря с такой напыщенностью, что Олливан понял, какие слова последуют дальше. – Не будете ли вы так добры выполнить свой моральный долг и немедленно аннулировать членство Олливана Симса?

Хелия колебалась. Олливан рассмеялся.

– Она может делать все, что ей угодно. Или скорее что тебе угодно. Но я боюсь, верховный чародей, – он указал на потолок, и его сердце воспарило, когда еще более сильный сквозняк захлопнул двери так, что задребезжали стекла в окнах, – что Хелия больше не президент Общества молодых одаренных чародеев.

Он развел руками, как будто кто-то мог до сих пор его не заметить.

– Теперь это я.

Глава 8

Это послужило Кассии уроком, ведь она было решила, что вечер не может стать еще хуже.

Если бы она попыталась найти хоть крошечный плюс, то он заключался бы в том, что ее дедушка был слишком занят, чтобы заметить, как она выскользнула примерно в то время, когда к лацкану ее изгнанного брата прикрепляли президентский значок.

Она вышла из экипажа перед домом из красного кирпича – домом Симсов – и поднялась по ступенькам, устало приветствуя дежуривших дружинников. Тихо, чтобы не привлекать внимания, Кассия поднялась в свою комнату, где с величайшей осторожностью закрыла за собой дверь. Затем она сбросила пальто и туфли и упала лицом вниз на свою кровать. Вжав голову в подушку, Кассия пронзительно закричала.

Раздался стук в дверь.

В конце концов, ей не удалось незаметно проникнуть внутрь. Алана вошла и застыла в дверях, глядя на дочь так, словно любое резкое движение могло ее отпугнуть.

Они оба знали, о чем хотела спросить Алана.

– Я потерпела неудачу.

– У тебя будут другие шансы, – последовал слишком быстрый ответ, и Кассия поняла: все те ее разговоры о президентстве были пустым звуком, ведь ее мать не верила даже в то, что Кассия будет принята. Она не ожидала от своей дочери того, чего ожидали от нее, от Олливана, от всех, кого они знали. Потому что Кассия не была одной из них.

– Их не так много, – пробормотала Кассия.

– Достаточно. И еще целый год, чтобы поработать над этим. Ты потомок могущественной семьи, Кассия. Ради звезд, ты должна быть в состоянии сколотить эффектное заклинание, чтобы члены клуба в достаточной мере развеселились.

Она закончила свою речь смехом, но в нем слышалось разочарование.

– Хорошо.

Кассия подошла к своему туалетному столику, распустила волосы, сняла серьги и попыталась воспринять слова матери так, как того хотела Алана, а не так, как они прозвучали.

– Возможно, я должна быть в состоянии. Но это не так.

– Разве Джаспер не хороший учитель?

– Дело не в Джаспере.

– Возможно, если бы мы снова наняли парня постарше…

– Дело не в Джаспере, мама.

Кассия бросила свои серьги на стол рядом со шкатулкой для безделушек, в которой она их хранила.

– Дело во мне.

Алана ответила не сразу, и это был единственный ответ, который был необходим Кассии. Женщина присела на край кровати; верный признак того, что этот разговор не закончится быстро.

– Я думаю, что, возможно, – осторожно сказала Алана, – сосредоточение всей твоей энергии на Обществе – не лучший способ потратить время, что ты проведешь в Харте. В конце концов, это не самая важная вещь в мире.

– Возможно, это правда, но даже если бы это было так, откуда тебе знать?

Она с вызовом повернулась к ней лицом.

– Ты прошла посвящение с первого раза. Так делал отец, так делал дедушка, и так делал…

Олливан. Ее мать не знала. Алана заметила колебание, ее тело напряглось, как всегда, когда речь заходила о риске упоминания ее первенца. Они не говорили о нем; не говорили уже целый год.

Кассия не хотела быть той, кто скажет матери, что Олливан вернулся. Она не хотела видеть, какие эмоции появятся на ее лице.

– Дело в том, – продолжала она, пытаясь собраться с мыслями, – что у тебя все по-другому. Ты следующий верховный чародей. Ты заслужила свое место здесь. Тебя… уважают.

– А ты моя дочь. К этому тоже прилагается уважение.

Кассия внимательно на нее посмотрела.

– Ты правда так думаешь? Ты так представляешь себе мою жизнь?

– Все, что я могу сделать, это представить, Кассия, – мягко сказала Алана. – Я едва тебя знаю.

– И чья в этом вина?

Слова вырвались прежде, чем она успела их обдумать, но сразу после этого Кассия поняла, что хотела причинить матери боль. В любом случае это не сработало.

– Наверное, моя собственная, – сказала ее мать. – Звезды знают, что я слишком оттягивала тот момент, как Эстер вернула тебя к нам.

– Я сама вернула себя обратно. Я хотела быть здесь. И мне жаль, что это доставляет тебе такие неудобства.

– Кассия. Не вкладывай слов в мои уста.

Но все же она не отрицала. Кассия ждала, что она продолжит, но Алана массировала виски, как будто у нее начиналась одна из головных болей. Она была близка к тому, чтобы вообще потерять интерес к разговору.

– Давай не будем ссориться, – сказала она, словно на автомате. – Я просто хотела сказать, что ты тратишь всю свою энергию, зацикливаясь на вступлении в Общество. Уже скоро ты будешь на пути обратно в Камден, и я…

– Я еще не решила, – вмешалась Кассия.

Она говорила это уже не раз. И все же что-то в ней потянулось к идее возвращения и всеми силами ухватилось за нее. Это было не то, чего ей на самом деле хотелось, напомнила она себе. В Зоопарке были люди – Эстер, Гедеон, Файф, которые относились к ней как к семье, поэтому, конечно, она скучала по ним. Конечно, в постигшем ее одиночестве эти воспоминания стали особенно сильными.

Но в Камдене она была счастлива лишь отчасти. Жизнь там была омрачена неизбежной изоляцией, как будто она жила за стеклом. Она чувствовала это каждое утро, когда практиковала свою магию одна, без друзей. Каждый раз, когда кто-то шептал «это ребенок чародеев», стоило ей пройти мимо. Каждый раз, когда они говорили о многовековой истории, которая отделяла их, метаморфов, от мастеров душ, призраков и чародеев. Если здесь, в Харте, она и была менее счастлива, то только потому, что еще не проявила себя. Она не показала им, что она не метаморф. Но это были ее люди. Если Кассия не могла прижиться здесь, то не могла прижиться нигде.

Алана посмотрела на нее с жалостью.