Арт вышел из здания Совета. Ливень уже прошел, оставив после себя умытую каменную брусчатку площади, запах разряженного воздуха, взбудораженный океана и промокшую землю. Несмотря на приближающуюся угрозу, Арт с удовольствием вдохнул эти запахи, поправил кепи на голове и зашагал в сторону полицейского департамента. Он был слишком молод и влюблен в жизнь, чтобы печалиться о будущем.

*

– Мы просто не придали этому значения, клянусь Ноем Благочестивым! – мужчина сложил руки у груди в знак подтверждения собственным словам. – Они пришли небольшим отрядом. Около двадцати человек. Стража их не пустила в город. Но это вам не Лорисент. Саттор по сути маленькая деревушка, существующая только благодаря швейной фабрике да мебельному цеху. Гвардейцы их прогнали, пальнув пару раз в воздух. И те отошли. В лес. Каждый раз, когда я провожал детей в школу, видел, как из их лагеря дым шел. Они просто ждали и действовали нам на нервы.

Мужчина остановился и глотнул сидра из большой деревянной кружки, которую делал и продавал местный умелец. Столпившиеся возле него рыбаки и шахтеры терпеливо ожидали, пока он продолжит рассказ. Арт, зашедший в местный портовый бар, чтобы чуть расслабиться и переварить произошедшее за день, тоже с интересом вслушивался в разговор. Он узнал в мужчине брата Анны Новак, прибывшего утром. «Как там его? Робен»,– вспомнил Арт. И отхлебнул из стакана эля.

– И так день за днем, – продолжил Робен. – Две недели подряд они бродили вокруг Саттора. И мы уже были привыкли к ним. Они особо не мешали, зайти в город уже не пытались. Ко всему привыкаешь. Первое время ребята хотели разобраться с ними, но по сути те не нарушали никаких правил. Они были в лесу. А лес – уже не наша территория. И вдруг в городе начало происходить неладное. Я был занят домом, работой, на детей и то времени не хватало, но краем уха слышал все. То кто-то начинает раскидывать листовки разные с провокациями, то поговаривали о каких-то тайных сборах. С намеком на бунты и прочее. Я в эту чушь не верил, но на фабрике многим не платили, так что ребята были на взводе. И нам даже в голову не пришло связать это хоть как-то с тем отрядом.

Робен вновь остановился, переводя дух. Кто-то хмыкнул и заметил:

– Хитрые, как лисы. В лоб не получилось, так начали изнутри давить.

– Это точно, – подтвердил Робен. – А потом начались убийства. Обычных рабочих. Мы говорим: давайте расследовать. Власти разводят руками. Вроде копались что-то, но все без толку. На фабрике случился пожар. И рабочим вообще за месяц не заплатили. Вот тут-то и начало все складываться у меня в голове. Я как-то подслушал разговор в цеху, что те из леса собирают сборища, на которых призывают к свержению власти и все такое. И тут так удачно беды начались. Случайно ли?

– И точно, – согласился один из слушателей.

– Я и начал готовиться к худшему. Жене сказал готовить пожитки и детей с родителями к отъезду. Благо, у меня сестра здесь есть. А сам настороже. В городе все деревянные ходить стали, лица жесткие, глаза колючие. Кто поумнее, те сразу в Кодму отправились. И вот к концу месяца урожая и начались мелкие бунты. То на митинг соберутся, то на работу не выйдут все дружно. Ну и я с ними под шумок, чтобы не заподозрили чего. И вот на очередной демонстрации, из-за того, что зарплату так и не выдали, началось невесть что. Стрельба, бутылки с горючим, всюду огонь. Я не пошел на демонстрацию, почуял, что плохо все пахнет. И я видел, как отряд тот из леса вошел и начал бесчинства. Жгли и дома обычные, и совет разгромили. Всей толпой внутрь вошли, повытаскивали губернатора нашего, советников. И перевесили на наших глазах. Казнили всех, кто против них был. Остальные просто смотрели и боялись слово сказать. А мы с семьей той ночью сразу наготовленное взяли и ушли через лес. Благо они еще не успели город оцепить, демоны эти.

Робен сцепил зубы, вспоминая жуткую картину. Арт нахмурился, дослушав его рассказ. «Это непохоже на стихийный бунт», – подумал он, допивая остатки эля. – «Убийства, поджоги, призывы к восстанию. Кто-то все организовал». И Робен словно услышал его мысли.

– Я вот еще что заметил, продолжил он, кивая бармену на пустой стакан. – Они сидели и ждали не просто так. Я думаю, они ждали своего главного.

– Главного? – спросил Арт, вливаясь в толпу.

– Ага, – закивал Робен. – Ими руководил мужчина. Во время демонстрации выступал громче всех. Голос сильный, громогласный. Словно знал, что прав. Я даже рассмотрел его, когда советников вешали. Высокий, волосы длинные, глаза впавшие, но горят так злобой, что издалека видно. И он все улыбался, пока губернатор о пощаде вопил. Расхаживал взад и вперед.

В баре повисла тишина. Картина нарисовалась яркая и неприглядная. Наконец, кто-то из шахтеров хлопнул ладонью по столу.

– Ну, с Лорисентом такое не пройдет, – сказал он решительно. – Сюда сначала попасть надо. У нас великий город, отстоявший свою независимость в двух битвах. Мы не сдадимся так просто. Этому длинному придется попотеть.

Остальные, зацепившись за его слова, как за надежду, шумно подтвердили сказанное. Арт в задумчивости постучал по столу пальцем. Он видел, как Робен незаметно помотал головой, горько усмехнувшись в стакан. «Они тоже так думали», – прочитал по его позе Арт. И в его груди что-то сжалось от этой мысли. «По сути, Саттор погубили сами его жители. Достаточно было искры, чтобы разгорелся пожар», подумал Арт. И если это так, то и Лорисент ждет та же участь.

Он кинул деньги на стол и под шумок вышел из бара. Сунув руки в карманы кожаной куртки, которая сменила жесткий мундир, Арт неспеша побрел к дому.

После дневного ливня океан утихомирился и только вальяжно покачивал на волнах пришвартованные к пристани лодки. Горела луна желтым мягким светом, мерцали звезды. Арт перевел взгляд на город.

Отсюда, с берега океана, с самой нижней точки Лорисента, город был виден как на ладони. Зажигались окна Старого и Верхнего района, горели фонари возле здания Совета, подсвечивая фигуру основателя. Линия огоньков освещала и Стену, этого огромного спящего великана, защищавшего город на протяжении тысячелетий. Арт хмыкнул. Он вспомнил, как Арил в одно время бредила Стеной, пытаясь разгадать ее тайну.

Однажды, лет в четырнадцать, она даже наткнулась на какие-то отметины на камне в основании Стены. Скорее всего, это просто были следы древних моллюсков или водорослей, но Арил придерживалась другого мнения. Она тщательно перерисовала все символы, потом неделю копалась в книгах по истории Лорисента и донимала библиотекаря в школе, пока не пришла к грандиозному открытию. Ткнув в камень пальцем, Арил серьезно сообщила Арту, что это дата основания Стены.

– Сто двадцатый год! – торжествующе сказала Арил, уперев руки в бока. – Я смотрела по книгам. Раньше так обозначали цифры. Вот, посмотри. Этот символ, похожий на половинку круга, значит сто, а эти крестики обозначают круглое число. А так как их два, значит это двадцать.

«Тогда и проснулась ее страсть к истории?», – подумал Арт, вспоминая этот эпизод с улыбкой. – «А ведь, похоже, она и правда узнала год основания Стены. Почти тысячу четыреста лет стоит этот каменный монстр».

Арт медленно побрел к дому. Ему не хотелось вспоминать прощание с Арил. Ее признание все портило. Словно теперь между ними навсегда образовалась такая же Стена крепкая и непреодолимая. И сколько не пытайся сокрушить ее – все безвозвратно утеряно.

Глава 5. Тот, кто все потерял

Месяц Расцвета, 1575 год после Второго потопа

– Давайте, парни, не подведите меня, – доносится голос командира. – Мы должны быть наготове, если что-то пойдет не так. Нам приказано стрелять, если толпа станет неуправляемой.

– Уже нет сил сидеть здесь, – бурчит сбоку Люк.

Виктор молча потёр шею. Шлем натирает, и пот льет градом, но он сидит за баррикадой, держа наготове винтовку. Приказ есть приказ. Они лучшие бойцы во всем Локине, и обязаны быть лучшими во всем. Напряжение нарастает ежесекундно, и он кожей чувствует надвигающуюся неуправляемую опасность.

На площади перед зданием металлообрабатывающего завода не остается свободного места. С каждой секундой толпа разрастается, лица людей смазываются, слившись в единое возмущенное лицо. Виктор видит транспаранты с обжигающе-красной надписью: «Отказываемся быть рабами!». Видит лица женщин с опухшими от слез глазами, яростные взгляды мужчин и юношей, сжимающих кулаки. Они все пришли за справедливостью, которой в этом городе не может быть.

– Мы требуем отмены рабского труда! – заскандировала толпа.

– Жители великого города Локин, – громогласно объявил командир гвардии. – Просим вас разойтись мирно.

– Пусть выйдет этот трус губернатор! – взвыла толпа. – Пусть ответит на наши требования!

Виктор напряженно вглядывался в толпу. Он увидел, что у многих рабочих в руках появляются молотки и кирки. На первый план выступил ряд возмущенных мужчин, неумолимо надвигаясь на баррикады. Забастовка стремительно перетекала в восстание, агрессия перекидывалась от одного человека к другому, заражая всех без разбора – женщин и мужчин, стариков и детей.

С глухим стуком в баррикаду врезается камень. За ним еще один. Теперь они сыплются почти без остановки. Виктор чувствует, как один из камней чиркает по шлему, и невольно вздрагивает.

– Сейчас пойдут, – шепчет Люк.

Вчерашний мальчишка, он глядит на вопящую толпу с нескрываемым ужасом. Затем спускается ниже за баррикаду и снимает шлем, вытирая пот со лба.

Люк оказался прав – толпа двигается вперед. Из нее выбегает парень с повязкой на лице, размахиваясь и кидая в баррикады зажигательную смесь. Гул скандируемых лозунгов перекрывает животный вопль. Виктор поворачивает голову, и все происходящее замедляется. Он видит каждую деталь.

Как солдат, стоявший совсем рядом с ними, за мгновение превращается в горящий факел. Бежит прямо в толпу, крича не своим голосом. Пробежав несколько метров, он падает на брусчатку. Виктор видит, как скукоживается на нем одежда и кожа, обнажая красное мясо. Его тянет вырвать и он закрывает глаза, сдерживаясь.

Толпа на мгновение замирает. Но гул нарастает снова. Теперь они ликующе кричат. Виктор открывает глаза в тот момент, как другой мужчина снова зажигает бутылку со смесью. Остальные забастовщики бегут на солдат с улюлюканьем и угрожающими криками. И уже не разобрать, кто из них кто.

– Огонь! – в панике кричит командир и первым открывает очередь по толпе.

Большая часть людей уже прорывается за первую полосу баррикад. В ход идут дубинки. «Их слишком много», – проносится в голове у Виктора. В руках дрожит винтовка, и он все не может заставить себя выстрелить. Рядом Люк, часто моргая от пота, судорожно нажимает на спусковой крючок, стреляя без разбору.

Царит хаос. Часть солдат заживо горят, других по несколько человек забивают палками. Пачками падают подстреленные мужчины и женщины. Загорается транспарант с лозунгом о свободе и правах для рабочих. Вокруг все дымится, вопит и умирает.

Рядом короткий детский вскрик. Люк падает. Камень попадает ему в глаз, и он рыдает, корчась и прижимая ладонь к окровавленному лицу. Виктор больше не думает. Холодная ярость сжимает виски.

«Либо они, либо мы», – бьется в голове единственная мысль.

И он, одурманенный всеобщим безумием, стреляет.

*

16 число, Месяц Урожая, 1580 год после Второго Потопа

Виктор проснулся за час до рассвета. Верхушки елей позолотило едва встающее солнце, воздух в лесу пах мокрой землей и хвоей, птицы только начинали утреннюю перекличку. Положив на колени пистолет, Виктор усердно принялся за его чистку. Не то что бы это было необходимо. Но за делами быстрее забывается прошлое.

От щебета птиц зашевелилась во сне Арил, нахмурив брови. Она зябко куталась в куртку Виктора, которую он пожертвовал в качестве одеяла. Подстилки пришлось делать самим из веток и опавшей хвои, которая теперь торчала из волос Арил.

Виктор хмыкнул, представив, как она начнет вопить, обнаружив себя в таком виде. У них уже случился разговор на эту тему, когда они отошли достаточно далеко от Локина.