– …а она весь день бегала по городу, обзванивала знакомых, звонила в школу. Заявила в полицию…

Софа схватилась за голову.

– Это-то зачем?!

– Представь, если бы ты поссорилась с мамой, и она исчезла. Ты бы спокойно дома сидела?

– Нет, конечно!

– Вот мама испугалась за тебя, начала искать.

– Но она не звонила мне, – прошептала Софа. – Неужели я бы не взяла трубку…

– А ты сама ей звонила?

Софка промолчала.

– Вот видишь.

Софа закрыла глаза, съёжилась на стуле.

– Но почему я должна звонить? Она же мама! Она же должна… заботиться обо мне.

– Разве она не заботится?

– Она заставила меня уехать с ней. С ним.

– Всё дело в этом?

– Да!

– Не всё в жизни получается, как хочешь, – вздохнула Алина. – А кроме того, близкие люди обычно идут друг другу на уступки.

– Вы хотите, чтобы я была послушной овечкой, забивала на свои желания и подстраивалась под маму? – взвилась Софка.

– Я хочу, чтобы ты допила чай и легла спать, – ровно, чуть прохладно ответила Алина. – Больше всего тебе сейчас нужно просто поспать.

Софка молча встала. Хотелось прижаться к кому-то. Отчаянно хотелось, чтобы её обняли, чтобы пообещали, что всё будет хорошо.

«Перебьёшься».

Алина показала ей диван, подождала, пока Софка заберётся под одеяло. Тело ныло, будто её били. Знобило. Тянуло спину – может быть, всё-таки продуло в электричке. «Приедет с первой электричкой…»

Софа с тоской подумала о завтрашнем дне и уткнулась в подушку. Секунду спустя диван прогнулся под тяжестью: Алина села рядом.

– Утро вечера мудрёнее.

– А что с Настей? – вдруг вспомнила Софа; перед глазами мелькали перелески, где-то на краю сознания издевательски смеялась Жанна и хихикала Настя. – И школа…

– Завтра воскресенье. Утром всё расскажешь про Настю, хорошо? Спи. Спи, Соня.

Голос Алины убаюкивал – Софа как будто опять окунулась в пятый класс, в солнечное детство. Уплыла в сон.

Глава 7. Я верю в происходящее лишь частично

В туманах тонут города,

В туман уводит поезда,

Гудит застывшая вода

Под слоем льда.

И в этой тихой белизне,

В полубреду и в полусне,

В своей стране, к своей весне,

Остыв, устав,

Над коркой льда, над кромкой льда

Летит состав.

Софа открыла глаза и увидела пятна от заливов на потолке – кривые, серые. Почти такие же были над её старой кроватью в Глазове. Но она не в Глазове: пятна-то другие. Или…

В Глазове. У Алины. Она вчера сбежала из дома. Настя. Максим.

Мама.

Софа полежала, не двигаясь, надеясь, что, если замереть, мир встанет на место. Мир не вставал. Чужие пятна по-прежнему глядели с потолка: нос, рот, прищурившийся глаз. В квартире подрагивала чужая, незнакомая тишина. За окном засветились фары, гавкнула собака. И снова всё стихло. Софка сообразила, что ещё раннее, раннее утро. Может быть, даже ночь.

Она осторожно поводила глазами туда-сюда. От этих простых движений опять разболелась голова, но зато в поле зрения попал циферблат светящихся часов. Половина седьмого. Сутки назад в это время она спала в своей постели в Чернове.

В соседней комнате послышались какие-то звуки: кажется, тапки зашоркали по полу, щёлкнул выключатель. Под дверью пролегла жёлтая полоска. Софа застыла; свет выключился. Сонный вздох – и снова тишина.

Софа вспомнила, что Алина сказала: мама приедет сегодня, с первой электричкой. Так ведь это значит – в семь тринадцать. Через сорок минут!

Она резко села в постели. Повело. Чугунный шар скатился от виска к затылку.

Воскресенье. Сегодня же воскресенье. Первая электричка в девять. Значит, можно ещё спать.

…Но не спалось. Болела голова, может быть, от голода. Чужая квартира царапала непривычными запахами, откуда-то сочился сквозняк. Софа плотней укуталась в плед, разглядывая комнату. Глаза привыкли к полумраку, да и из-за стекла уже потихоньку пробивался первый утренний свет – смотреть было легко.

Она не раз представляла себе квартиру классной. Однажды, когда Алина заболела, они все вместе купили ей торт, принесли домой, но не прошли тогда дальше порога. Софа помнила, как поражена была, увидев за спиной одетой в футболку и шорты Алины Алексеевны полный бардак: незакрытые дверцы шкафов, валявшийся зонтик, неряшливо свесившиеся с тумбочки цветы.

Вчера прихожая показалась ей более аккуратной; хотя вчера было не до того, чтобы рассматривать.

Дверь в соседнюю комнату (та, где Софка спала, была проходной) открылась так резко, что Софка подпрыгнула на диване. Алина, не обратив внимания, быстро прошла в кухню, приглушённо разговаривая по телефону. Софа сжалась. Решила, что не будет высовываться из постели, пока Алина не позовёт. Она и так тут – нежданная гостья, как снег на голову. Нечего с утра пораньше шляться по чужому дому.

Но Алина окликнула её уже через пару минут: заглянула в комнату, улыбнулась:

– Я же вижу, что не спишь. Вставай, надо поесть хоть что-то. Ты ведь вчера вообще ничего, наверно, не ела?

Софа вскочила, одёрнула футболку, прижала к груди вчерашний халат.

– Доброе утро. Можно… умыться?

Алина кивнула в сторону ванной, скрылась в коридоре. Софка не выдержала и спросила:

– Мама звонила?

– Да. Сказала, уже едет.

У Софки пропал голос; внутрь, протолкнув через горло, опустили горький кубик льда. Не то что бы она успела успокоиться на счёт вчерашнего. Но, пока это не прозвучало, можно было притворяться перед собой, что всё это сон и бред какой-то, можно было отодвигать от себя случившееся, не думать…

Софка поплескала водой в лицо, выдавила пасту, почистила пальцем зубы. Вытерлась. Из зеркала на неё посмотрел натуральный монстр: с опухшими глазами, всклокоченный, полтора дня не чёсанный. Софа высунулась в коридор, цапнула свой рюкзак и снова закрылась в ванной. Достала расчёску. Кое-как привела себя в порядок, натянула колготки и платье. Так стало как в скорлупе – спокойнее; почти боевая готовность.

С кухни уже пахло поджаренным хлебом и кофе.

– Я могу чем-то помочь?

– Можешь сковородку помыть, – не отвлекаясь от телефона, ответила Алина. Одной рукой она размешивала в чашке сахар, другой – вовсю набирала что-то. Софка почему-то даже не думала, что учителя тоже сидят в мессенджерах. Хотя вообще-то есть же у них чат класса… Хотя сегодня ведь воскресенье.

– Вы всегда так рано встаёте по выходным? – открывая воду и прицеливаясь, как бы получше схватить сковородку, спросила Софка. Ручка была неудобная и к тому же жирная.

– Привычка, – пожала плечами Алина и отложила телефон. – Тебе сыр нарезать? И я как-то не спросила, кофе налила. Может, ты чай хочешь?

Софка пила кофе редко, но в целом любила.

– Не, нормально. Кофе.

К тому времени, как она села за стол, на разделочной доске уже желтели лепестки сыра и разрезанная пополам ватрушка. На тарелке вразнобой лежали гренки. Алина с хрустом разломала шоколадку, положила около сахарницы.

Софа со вздохом поёрзала на табуретке. В голове, помимо мыслей о маме, всё отчётливей крутились воспоминания о Насте. Софа погуглила, пока чистила зубы; кажется, это была трава. По крайней мере, хотелось верить, что трава, а не что-то другое.

– Чем богаты, – сказала Алина, пододвигая ей чашку.

Сладкий кофе оказался прекрасен. Софа, обжигаясь, сделала несколько глотков. Сухие, подгоревшие по краям гренки показались вкуснее стейка, который они как-то пробовали с мамой. Совсем как вчера у Насти, живот скрутил голод, но нажираться, как прошлым вечером, было дико; Софа осторожно кусала гренки, долго жевала сыр – чтобы, как говорила мама, высосать прану.

– Я, наверное, пораньше выйду, – наконец проговорила она. Часы показывали половину восьмого, тянуть дальше выглядело ребячеством. – Пройдусь тихонько. Голову проветрю.

– Я с тобой собиралась, – удивлённо ответила Алина. – Но если ты не…

– Я хочу! – быстро перебила Софа. – Я хочу, конечно! Но вы же не обязаны… Вы и так меня приютили… Я… мне неловко ужасно, и…

– И перестань ерунду говорить, – вздохнула Алина. – Ты, в конце концов, сколько у нас проучилась. Не чужие.

– Спасибо, – шепнула Софка.

– Я позанимаюсь делами до половины девятого, и пойдём. Мне кажется, и ты, и Наталья Николаевна сейчас слишком взвинчены, чтобы всё обсудить без эмоций. Вам нужен медиатор.

– Нам по жизни нужен медиатор, – буркнула Софка. – Хорошо. Я тогда телефон пока заряжу, можно?

Она не проверяла свои странички с прошлого утра. Как оказалось, ничего не случилось; мир, в целом, и не заметил её отсутствия. Пара упоминаний на фотографиях, автоматическое поздравление с днём рождения, пара подарков от тех, кто помнил о дате, и тьма сообщений в чате черновского класса. Софка никогда его не читала; плюнула и нажала «Покинуть беседу».

Давно пора было так сделать. Не стоило и вступать.

Звякнуло уведомление: непрочитанное сообщение от Анастасии А. ждёт вас уже семнадцать часов. А-а, это ещё со вчера непрочитанное. Софка его видела, прочитала превью, но так и не открыла.

Настя… Опять всплыли мысли о вчерашнем. Если это действительно какие-то наркотики, пусть даже лёгкие, – это не шутки. Нужно обязательно сказать Алине. Сейчас. Нет. Не сейчас. После вокзала. Пока нужно бросить все душевные ресурсы на то, чтобы не сорваться в паническую яму при встрече с мамой.

***

Мороз щипал щёки.

Мартовский мороз, с неприязнью подумала Софка. Разве так бывает? Да и вообще разве так бывает – стоишь у вокзала с бывшей классной и ждёшь, когда приедет мама, чтобы забрать тебя, беспомощную, обратно в черновский ад?

«Мне ведь уже восемнадцать. Я ведь могу остаться одна. Она не заставит меня вернуться. И никто не заставит».

Софка высказала эту мысль Алине. Классная не стала разубеждать. Сказала только, вглядываясь в метель, вившуюся там, где скрещивались рельсы:

– Ты подумай хорошенько. Мочь ты, конечно, можешь. Но что ты будешь делать здесь одна? Как и где будешь жить? Подожди, Соня, не перебивай, просто дослушай – и подумай об этом. А ещё подумай вот о чём. Каково будет твоей маме, когда ты решишь уйти от неё? Просто так. Не из-за того, что нужно поступать в институт, уезжать в другой город. Не потому что ты переезжаешь к молодому человеку или мужу. А просто так.

Голос Алины стал неожиданно звонким. Софка не обратила на это внимания, концентрируясь на словах. Мама. Каково ей будет? Да нормально ей будет. Она же забила на Софку, предпочла Дуболома. Вот без Софки им обоим будет лучше.

Второй вопрос – про то, что она будет делать тут одна – куда сложней. Наверное, придётся просить маму выселить квартирантов. Софка устроится подрабатывать – да хоть в «Пятёрочку»! – и потихоньку всё отдаст. Шиковать она не собирается, одежду привезёт из Чернова, на еду особо много не должно уходить. Выкрутится. Конечно, выкрутится. Жила же она одна две недели, когда прошлым летом мама с Дуболомом улетали в Абхазию. Нормально, самостоятельно жила.

Софа втянула воздух – как ледяную колу через соломинку. Заломило зубы; Софа подняла голову и тихонько ответила – скорей себе, чем Алине:

– Не просто так. А потому, что мне не нравится… не нравится тот, кого она выбрала.

А потом свистнула подъезжающая электричка, и вся самостоятельность слетела с Софы, как снежное покрывало с перрона. Как приговорённая, примёрзшая к платформе, Софка смотрела, как с лязгом останавливается вагон и открывается дверь.

Мама выскочила с перекошенным лицом. Бросилась к Софке, и время пошло, полетело вскачь, выбило её из мирных часов с Алиной и швырнуло навстречу ветру, реальности и дикой панике: следом за мамой из вагона шагнул Дуболом.

У Софы подогнулись ноги, перрон пустился вскачь, и только рука Алины на плече не давала упасть.