На адреналине парень сумел вскарабкаться на дерево и снова стал кричать, призывая на помощь. Его товарищи, осознав, что никаких испанцев поблизости нет, вернулись с горящими факелами и отогнали аллигатора. Дампир далее пишет, что Даниэл «оказался в плачевном состоянии и не мог стоять на ногах. Колено было разодрано зубами аллигатора. Его ружье нашли на другой день ‹…› с двумя большими вмятинами на прикладе с обеих сторон, каждая по дюйму глубиной». В общем, вот классический Дампир – ученый, скрупулезный и пугающий одновременно.

Некоторые историки утверждают, что «Новое путешествие…» положило начало целому жанру описания путешествий. После публикации Дампир получил приглашение выступить в престижном лондонском Королевском обществе – лучшем научном клубе мира. Неплохо для буканьера. Он даже присутствовал на ужине с некоторыми выдающимися государственными деятелями, включая Сэмюэля Пипса, автора знаменитого впоследствии дневника. Важным персонам, разумеется, хотелось поговорить о естествознании, но кое-кто, несомненно, испытывал отдельное удовольствие оттого, что с ними за одним столом сидит настоящий пират.

Книга имела успех, и в 1699 году Дампир опубликовал продолжение «Нового путешествия…», куда вошло, в частности, эссе «Рассуждение о ветрах», которое позже такие капитаны, как Джеймс Кук и Горацио Нельсон, считали наилучшим практическим руководством по мореходству. Эссе стало значительным вкладом в изучение ветров и течений. Двое современников Дампира, Исаак Ньютон и Эдмунд Галлей (прославившийся кометой), незадолго до этого опубликовали трактаты о природе течений и штормов соответственно. В эссе Дампира говорилось о том, откуда берутся ветра и течения. Таким образом, трое ученых одним махом раскрыли многовековую тайну океана и циклического движения воды по земному шару. Обычно мы не включаем пиратов в одну компанию с Галлеем или сэром Исааком, но Дампир оказался вполне равен им в этой области.

Может показаться странным, но в момент публикации второй книги Дампира уже не было в Англии. Первая публикация принесла ему совсем немного денег – отчасти потому, что в то время не существовало закона об авторском праве и основная прибыль доставалась, как это ни смешно звучит, литературным пиратам. Дампиру по-прежнему нужно было зарабатывать на жизнь. Более того, он просто жаждал оставить позади свое пиратское прошлое и утвердить себя как респектабельного ученого. Президент Королевского общества представил Дампира первому лорду Адмиралтейства, который предложил бывшему буканьеру должность капитана военного корабля «Робак» (Roebuck) и руководство экспедицией в Новую Голландию (современная Австралия). Несмотря на любые сомнения, которые у него могли быть по поводу возвращения на флот, Дампир согласился. Частью миссии было выяснение возможности коммерческих отношений с антиподами. Но главная задача была научной. Ему предстояло возглавить первую в истории подлинно научную экспедицию. Более благородной миссии и представить было нельзя. Но под управлением Дампира она с самого начала обернулась катастрофой.

Дампир был в чем-то схож с Генри Торо: невероятный ворчун, получавший наслаждение от природы и постоянно недовольный своим человеческим окружением. Он еще отличался поразительным высокомерием. На пиратских кораблях, с которых начинал Дампир, обычно царил удивительно демократический дух. На некоторых даже были приняты рудиментарные нормы медицинской страховки со скользящей шкалой компенсаций за утрату глаз и конечностей^[3]. Однако Дампир стремился дистанцироваться от своего прошлого и на борту «Робака» положил конец всякому панибратству. Он решил, что умнее всех во всех вопросах, как научных, так и прочих, но не имел ни такта, ни политического чутья, чтобы унять недовольство, которое в связи с этим возникло.

Особенно это касалось отношений с офицерами. Первый помощник Дампира, лейтенант флота Джордж Фишер, презирал его как пиратское отродье. Он на каждом шагу твердил, что Дампир с умыслом заполучил должность командира «Робака» и займется пиратством, как только они выйдут в открытое море. «Робак» поднял паруса в январе 1699 года, и уже до того, как корабль добрался до первой промежуточной остановки (на Канарских островах, для пополнения запасов бренди и вина), между Дампиром и Фишером начались ссоры. Как сообщал один свидетель (в характерной для моряков грубой манере), Фишер «обзывал капитана последними словами, предлагал тому поцеловать себя в задницу и говорил, что на такое дерьмо плевать хотел».

В середине марта напряженность перешла в насилие. Как и множество жизненных проблем, все началось с бочонка пива. По морской традиции при первом пересечении экватора на борту судна откупоривается бочонок пива, чтобы экипаж мог немного освежиться в жаркую погоду. Команда Дампира слишком быстро управилась с бочонком. Послышались жалобы, что у них в глотках снова пересохло. Матросы упросили Фишера выкатить второй. Вместо того чтобы посоветоваться с Дампиром, как полагается по морским правилам, Фишер разрешил сам.

Это трудно назвать бунтом. Но Дампир уже был на грани. Ходили слухи, что Фишер собирается выбросить его за борт, чтобы скормить акулам. Демонстративный подрыв авторитета переполнил чашу терпения капитана. Увидев второй бочонок с пивом, он схватил свою трость, нашел бондаря, который открыл бочонок, и ударил его по голове. Затем подлетел к Фишеру и потребовал объяснений, почему он разрешил это. Прежде чем Фишер произнес слово, Дампир нанес ему сильный удар и в результате избил до крови. Затем приказал заковать лейтенанта в ножные кандалы и запереть в каюте на две недели. Фишер даже не мог воспользоваться гальюном и вынужден был париться в собственных испражнениях. Когда корабль достиг Баии на бразильском побережье, Дампир приказал арестовать своего лейтенанта и посадить в тюрьму без еды.

Впрочем, если Дампир полагал, что тем самым выиграл битву, то он ошибался. Как только за Фишером захлопнулась дверь камеры, он высунулся в окно и стал кричать прохожим на улице, что его посадили незаконно, при этом понося Дампира на чем свет стоит. Позже он написал письмо английским властям, в котором представил пирата-ученого как тирана. Фишер только и думал, как уничтожить Дампира.

Дампир, напротив, чтобы отвлечься, с головой погрузился в изучение природы. Пока Фишер вынашивал планы мести, Дампир уходил в леса, окружающие Баию, и делал записи об индиго, кокосах и тропических птицах. Одна такая вылазка особо выделяется своей исторической значимостью. Понаблюдав в разных местах за несколькими стайками «длинноногих птиц», Дампир понял, что, несмотря на некоторые различия, птицы каждой стаи не настолько не похожи на других, чтобы их можно было считать отдельными видами. Это просто череда вариаций. И он придумал для такой ситуации новое слово – «подвид». Это может показаться незначительной находкой, но Дампир нащупал идею – о вариациях в природе и отношениях между видами. Именно ее позже развернет его поклонник Чарлз Дарвин в своем труде «О происхождении видов».

Вылазкам Дампира положила конец католическая инквизиция. Она не могла смириться с мыслью о том, что какой-то пират-протестант бродит везде, постоянно делает какие-то записи. Появились слухи, что церковь намерена арестовать его или даже отравить. Возможно, опасаясь оказаться в оковах рядом со своим первым помощником, Дампир поспешил поднять паруса. Но перед отплытием организовал отправку Фишера в Англию, где, как полагал, тот будет подвергнут унизительному суду за нарушение субординации. Дампир оказался прав лишь наполовину. Суд состоялся, и весьма унизительный, но не над Фишером.

В отсутствие Фишера напряженность на борту «Робака» спала. К середине августа экипаж достиг берегов Западной Австралии и высадился на сверкающе-белом песчаном пляже залива Шарк. Несколько недель они провели, наблюдая за динго, морскими змеями, горбатыми китами и прочими животными, – прекрасное начало для научной экспедиции.

Затем удача отвернулась от них. Австралия так же пустынна, как и безводна, и, сколько ни искал вдоль берега, экипаж «Робака» не смог найти источников пресной воды. Вскоре моряки начали страдать от жажды, поэтому решили установить контакт с аборигенами, которым, как они полагали, известны хитрые способы обнаружения воды (аборигены действительно это умеют, наблюдая за птицами и лягушками или подрубая корни деревьев). Но, как только моряки приближались к местным, те убегали. Дампир придумал отчаянный план. Незаметно пробравшись вдоль берега, он с двумя спутниками укрылся за песчаной дюной. Они планировали похитить одного из туземцев и заставить его показать путь к воде. Но при виде выскочивших из засады англичан туземцы пустились в бегство. Моряки погнались за ними, не сообразив, что это ловушка. Как только Дампир и его спутники оказались на открытом пространстве, австралийцы развернулись и атаковали их с копьями. Один из спутников Дампира получил удар в лицо, и сам капитан едва увернулся от копья. Выстрелы в воздух вынудили туземцев отступить, а затем Дампир прицелился и ранил одного из своего пистоля. Это редкий момент в его книгах, когда он признается в совершении насилия^[4].

Поняв, что питьевой воды им здесь теперь никогда не найти, экипаж Дампира с позором покинул берега Австралии, но дальше дела пошли еще хуже. Дампир решил спасти экспедицию, проведя исследования на Новой Гвинее и собрав образцы флоры и фауны. Однако английский флот, как оказалось, доверил ему не самый надежный из своих кораблей. Корпус «Робака» протекал и был изъеден червями; вскоре он начал так скрипеть, что капитан отказался от первоначальной мысли и заспешил в Англию. Но корабль не вернулся на родину. У берегов острова Вознесения в южной Атлантике корпус «Робака» дал непоправимую течь. Опасаясь обвинений в потере корабля, Дампир пытался заделать дыры всем, что попадалось под руку, от кусков мяса до собственной пижамы. Но затычки не помогли. На острове Вознесения экипаж покинул корабль, и Дампир лишился практически всех экспонатов, которые успел собрать. Моряки провели пять недель на острове, наблюдая за тем, как в отдалении проходят корабли, не обращая на них никакого внимания. В конце концов у берега оказалась флотилия небольших судов, которая и забрала их.

Возвращаться в Англию без всех образцов, не говоря уж о корабле, было само по себе плохо. Но в августе 1701 года, оказавшись в Лондоне, Дампир выяснил, что Джордж Фишер резко настроил против него английское общество, обрушив на бывшего пирата такой град обвинений, что Адмиралтейство сочло необходимым подвергнуть Дампира военному суду и провести дознание по поводу потери корабля.

Дампир защищался как мог. Он собрал свидетелей, которые подтвердили, что Фишер замышлял бунт на корабле. Он не пренебрег и грязными методами, обвинив Фишера – никто не знает, насколько справедливо, – в содомии с двумя юнгами во время плавания (пираты в определенной степени терпимо относились к гомосексуализму, но на флоте это было категорически неприемлемо). Фишер, со своей стороны, заострил внимание на личности Дампира, заявив, что он трус и подлец. Он также выдвинул обвинение против Дампира в убийстве одного недовольного члена экипажа, на время запертого в каюте, хотя тот человек умер через десять месяцев после отбытия наказания. К чести судей, надо сказать, что они отвергли это и другие обвинения, в том числе в халатности, по которой затонул «Робак». Но они не могли стерпеть избиение тростью Фишера, офицера флота, и объявили Дампира виновным в «очень грубом и жестоком обращении» со своим первым помощником. В виде наказания ему запретили занимать должность командира любого корабля Королевского военного флота и назначили штраф в размере трех годовых жалований.

Уильям Дампир попытался стать респектабельным джентльменом, но из этого ничего не вышло. Он остался таким же нищим, как был, вдобавок изгоем в светском обществе. Сорокадевятилетнему натуралисту оставалось одно – вернуться к пиратству.