– И телефон не отвечает. – Вовка силился подняться, но муж сестры строго велел:

– Так, сидеть! Сейчас вернусь, чтобы на месте был. У нас переночуешь. – И негромко, думая, что Молоканов не слышит, выругался: – Юлий, блин.

– Его вроде Володей зовут, – удивился сосед.

– Юлий – это какой-то конь из мультика, – брякнул Вова, обиженно насупившись. – Она меня так назвала. Теперь все повторяют.

– Бывает, – успокаивающе хлопнул по плечу дядя Коля. Но Молоканов не обратил внимания, протрезвев на мгновение. В Риткин подъезд входили старые знакомые. Илья Баянов и Юра Совенко. Люди, отнявшие бизнес и часть здоровья.

«Значит, Тризуцкий там, – пронеслось между пьяными парами в Вовкиной голове. – Нужно будет с ним поговорить. Пора узнать правду. И Рита. Найду ее во что бы то ни стало. Завтра с утра!»

Молоканов почувствовал, как сознание отключается. Но тут цепкие руки подхватили его под локоть.

– Все, дорогой, пошли баиньки, – приказал зять.

Вова сквозь пелену слышал, как ругается Ира и грозит нажаловаться матери. Он слабо соображал, чтобы пререкаться, но хорошо помнил, как зять натренированным движением открыл ему рот и влил какую-то отдающую аммиаком бурду.

– С Новым годом, Вовочка, – язвительно бросила сестра и, постелив в библиотеке, демонстративно удалилась.

«Кругом одни обиженные, – зло подумалось Молоканову. – Хотя и сам хорош. Ире праздник испортил. Доктору Сапрыкину. Но, главное, Рита! Завтра найду ее и помирюсь», – решил Владимир Петрович, проваливаясь в небытие. Глубокий пьяный сон подействовал на израненную душу как анестезия. Молоканов даже не догадывался, что во дворе орут полицейские сирены, и толпа зевак толчется около Риткиного подъезда. Шутка ли, покушение на убийство!

Но Володя крепко спал. И во сне опять цыганка кружилась в танце, а русалка била хвостом. Затем они обе превратились в Маргариту. И Вова отчетливо услышал ее крик:

– Какой же ты дурак, Юлий!

Глава 9

2 января

По дороге к отчему дому Маргарита успокоилась, и когда такси затормозило на знакомой улице в Вишневке, она радостно поцеловала отца, расплатившегося с таксистом, и даже умудрилась на его вопрос «Что случилось?» засмеяться и весело пропеть:

– Все в порядке, папочка! Просто соскучилась.

– А чего на ночь глядя? И не на своей машине? – тут же усомнился он.

– Так поздно решилась к вам ехать. И по темноте побоялась.

– А-а, ну-ну, – хмыкнул отец. И, забрав ребенка и сумку, быстро пошел в дом. – У нас гости, – предупредил по дороге.

В полукруглом зале с эркером горела люстра, украшенная диковинными фарфоровыми птицами, а в ее мягком свете виднелся круглый стол, полностью заставленный закусками и бутылками. Друзья детства родителей традиционно проводили все праздники в Танеевском доме. Уютно потрескивал огонь в камине, около которого дрых огромный рыжий кот Фунтик. А на кухне разлегся Байк, суровый кобель немецкой овчарки. Услышав знакомый голос, пес в одно мгновение оказался рядом.

– Байк, хороший мой. – Ритка усилием воли сдержала слезы. Собака не предаст, как человек.

– О, какая ты красивая. – В коридор вышла мама и забрала у отца Саньку. Рита посмотрела на сына, глазевшего по сторонам. Родной дом, знакомые люди. Но ее ребенок словно искал кого-то взглядом и не находил. Поняв, что этого человека нет поблизости, малыш разревелся.

– Ну вот, – хмыкнул отец. – Здрасьте, приехали!

Успокоив сына, Рита прошла в зал, где за столом сидели гости. Дядя Слава, папин школьный друг, что – то напевал и наигрывал на гитаре.

– А давай из «жуков» что-нибудь! – предложил хозяин дома. – Пусть молодое поколение классику послушает.

– «Желтую лодку» уже пели полчаса назад, – встрял муж маминой подруги.

– Тогда «квинов», – велел отец. – «We Will Rock You»! Все помнят ритм? Два удара ногой, один хлопок руками.

Народ дружно запел, притопывая ногами и хлопая в такт. Даже Санька повеселел, хотя Рита волновалась, что он испугается. Но ее ребенок на руках у бабушки хлопал в ладоши и подпевал. Она вспомнила, как вместе с Молокановым и Санькой пели в новогоднюю ночь и, чуть не разревевшись, отвернулась к окну. На улице кружила метель. Снежинки сверкали, попадая в огоньки гирлянд. Настоящая сказка. Задумавшись, Маргарита пропустила один удар ногой и дважды хлопнула в ладоши, чем заслужила укоризненный взгляд отца. Под легкое касание струн закончилась песня, и народ радостно поаплодировал сам себе.

– Риточка, сыграй нашу любимую, – попросила Люся, самая близкая мамина подруга.

– Дайте ребенку хоть поесть, – вмешалась Лиза, жена дяди Славы. – Таня, ты чего Маргошку не кормишь?

– Она сама может положить себе в тарелку, что пожелает, – отмахнулась мама, сосредоточившись на Саньке, протянувшем ручки к Фунтику.

– Я не хочу, – тихо отказалась Маргарита. – Зато сыграю вашу любимую.

Рита прошла к пианино и, открыв крышку, провела пальцами по клавишам. Инструмент был настроен идеально.

– Таня, смотри, куда он руки тянет, – предостерег отец. Рита обернулась и увидела, что сын почти добрался до кота. А Фунтик напряженно наблюдал за маленьким захватчиком. Отец первым заметил, что кот, разозлившись, начал крутить хвостом, и прикрикнул:

– Фунтик, только попробуй, пущу на воротник!

Кот степенно поднялся и, пренебрежительно глянув на хозяина, удалился. Рита рассмеялась, впервые с того момента, как поругалась с Молокановым. Она опустила пальцы на клавиши и заиграла. А любимые «старички» запели:

– Мы – красные кавалеристы,
И про нас
Былинники речистые
Ведут рассказ –
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы смело, смело в бой идём!

Рита брала незамысловатые аккорды, а сзади звучало слаженное веселое пение. Она принялась тихонечко подпевать. И вскоре мысленно ушел прочь Вова Молоканов.

«Переживу, – подумала Рита. – Жить нужно для сына, для родителей. Для таких вот прекрасных моментов, когда рядом близкие люди. Ценить надо каждый день, проведенный с ними. Их уж точно никем не заменишь. А мужчин на мой век и так хватит. Только теперь никакого замужества и нежных чувств». Она украдкой вытерла слезы и громко подхватила вместе со всеми:

– Веди, Будённый, нас смелее в бой!
Пусть гром гремит,
Пускай пожар кругом, огонь кругом.
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба.

Уже поздно ночью, когда гости разошлись по домам, а Ритка с матерью перемыли всю посуду, Татьяна Алексеевна посмотрела внимательно и тихо поинтересовалась:

– Ничего не хочешь объяснить нам с отцом?

– Нет, – не пожелала откровенничать Маргарита и отправилась в свою комнату. Но дорогой передумала и вышла на балкон рядом с собственной спальней. Снег прекратился. На небе мерцали звезды, и желтой тарелкой висела луна, подсвечивая мягким сиянием замершую излучину реки.

«Прощайте, Владимир Петрович», – прошептала Рита, глядя на небо. Вздохнула полной грудью и, чувствуя, что замерзает, быстро направилась к себе. Ей нравилось ощущать появившуюся независимость и гордо нести голову, несмотря на все печали и невзгоды. Она решительно вошла в комнату и случайно споткнулась о сумку, впопыхах оставленную в начале вечера.

«Ночью понадобятся памперсы, – решила Маргарита. – Нужно достать». Не зажигая свет, она потянулась к сумке. Благо, там валялся только один пакет с Санькиными вещичками. Память услужливо преподнесла воспоминания, как сегодня утром она учила Молоканова менять подгузник. Казалось, вечность прошла. Рита велела себе подумать о чем-нибудь приятном, рукой нашаривая пакет в недрах спортивного баула. Но сразу наткнулась на мягкий кашемир. Невозможно обознаться! Маргарита достала свитер и поднесла его к ночнику. Так и есть. Глупый Юлий засунул в ее сумку свое тряпье. Вот же идиот! Она хотела отбросить свитер в сторону, а завтра снести на помойку. Но интуитивно уткнулась в него носом. Запах такой знакомый. Почти родной.

«Выкинь его! Прекрати!» – велела она себе, но пальцы крепко сжимали тонкий кашемировый трикотаж. Рита прямо в халате юркнула под одеяло, не мысля даже на минуту расстаться с той крохотной исчезающей ниточкой, связывающей ее с Владимиром Петровичем. Она прижала к себе Молокановский свитер и, не сдержавшись, заплакала. Горько и надрывно.

– Слышишь? – спросила Татьяна Алексеевна. – Ритка ревет, или Санька хнычет?

– Ритка, – недовольно пробурчал муж. – С ума с вами сойдешь! Родила бы троих пацанов, горя бы не знали!

– Ага, – хмыкнула Риткина мать. – Вон у Нонны двое. Антон в бегах, а у Пашки на лбу «Зачот» написано.

– Очень смешно, – пробубнил отец. – Ты думаешь, это она из-за Антона?

– Нет, конечно, – зашептала мать. – Новый у нее какой-то. Нонна видела их вместе. Говорит, Маргошка его мужем представила. И что теперь делать, ума не приложу.

– Постараться не собирать бабские сплетни. Завтра нужно серьезно поговорить с твоей дочерью.

– Конечно, как что – то плохое, так дочь моя. А как все хорошо, то твоя.

– Мир устроен несправедливо, – отмахнулся отец.

Надежда внезапно проснулась. Словно от тычка. Наверное, кончилось действие лекарств. Она приподнялась на кровати. Не тошнит, голова не кружится. Но пить, как же хочется пить. Одинцова осмотрелась по сторонам. Хоппера рядом не наблюдалось. Она позвала. Сначала тихо, а затем чуть громче. Но в доме стояла полная тишина. Надя тихонько встала и на непослушных ногах подошла к окну.

Черный «фольсваген туарег» стоял во дворе. Только не на обычном месте, а чуть в стороне.

«Ездил куда – то», – подумала Надежда и решила сама пройти на кухню. Она вышла из спальни и осторожно спустилась по лестнице. Одна в незнакомом доме. Найти бы кухню и попить воды. Квест повышенного уровня сложности. И куда делся Дьяконов? Снова затошнило, и начала кружиться голова. Но Одинцова не думала сдаваться. Она, крепко держась за деревянные перила, медленно добралась до первого этажа, старательно ставя обе ноги на каждую ступеньку. Собственное бессилие удручало. Но желание попить перевешивало все остальные. Надя доковыляла до кухни и налила в стакан теплой воды из чайника. Сделала пару глотков и, почувствовав тошноту, решила завернуть в ванную. На слабых ногах она прошла дальше по коридору и толкнула белую дверь. Оказалось, прачечная. Надежда, включив свет, увидела недалеко раковину и подошла к ней. Она почувствовала, как темнеет в глазах и снова накатывает приступ тошноты. И успела ухватиться за трубу. Одинцова постояла пару минут, глубоко вздохнула и открыла воду, намереваясь умыться. Она набрала воды в ладошку и провела по лицу. Сразу полегчало. Надежда осмотрелась в поисках полотенца. Но, видимо, в Дьяконовской прачечной такая роскошь не предусматривалась. Зато на стиральной машине лежала белая майка. Надя потянулась к ней и, отпрянув, вскрикнула. Впереди футболка оказалась залита кровью.

Тут же послышались шаги. Дверь распахнулась, и в прачечную ворвался встревоженный Дьяконов.

– Ты чего, Надь, постирать решила? – начал он, но тут заметил у нее в руках свою майку.

– Это что? – пролепетала она, отбросив в сторону окровавленную тряпку.

– Да в нос одному типу преподнес, – хмыкнул Михаил. – Не беспокойся!

Он, подхватив жену на руки, направился в спальню на второй этаж.

– Надька, солнышко, почему меня не позвала?

– Я кричала, а ты не приходил, – пожаловалась она.

– Видно, заснул на диване.

– А куда ты ездил ночью? – продолжала допрос Одинцова. – По бабам шарахался?

– Чего придумала? – изумился Дьяконов. – Никуда я не ездил!

– Машина криво стоит, – заметила Надежда, укладываясь на подушки.