Она заспешила, заскребла ногтями…

Даже не глядя, поняла: это они – доллары! Целы!

Жизнь продолжается!

* * *

Декабрь 2006 года, Прикамск.

− Ай, красавица, дай рубль – по телефону позвонить! – цыганка, вильнув цветастыми юбками, легонько тронула Катерину за локоть.

− Возьмите, − Катя пошарила в кармане и протянула  монетку.

− Добрая ты, − сочувственно вздохнула цыганка, − только доверчивая очень. Оттого и счастья нет! − и вдруг затараторила: − Я сейчас пойду на кладбище, закопаю твою монетку на могиле. Через день одна её сторона станет чёрная, а другая − красная, и будет тебе большое горе.

Катерину словно кипятком обдало: волосы под капюшоном взмокли, во рту пересохло.

− Да не трясись ты так, − усмехнулась цыганка, − помогу тебе: всё хорошо будет. Дай  десять рублей. Да не бойся! Не нужны мне твои копейки! Я твой рубль заверну в десятку, потом тебе отдам.

− Нет у меня десятки. Полтинник только.

− Полтинник давай.

Катя достала из варежки полтинник. Цыганка аккуратно завернула монету в купюру − получился небольшой квадратик:

− Теперь  сто рублей дай!

Катерина растерянно уставилась на цыганку.

− Да что ты трясёшься? Не нужны мне твои деньги! Говорю же − обряд такой! Тебе же добро сделать хочу! Заберёшь ты свои деньги обратно! Вот они!

Катя достала из варежки сотню. Цыганка снова  аккуратно свернула деньги в квадратик:

− Теперь  пятьсот надо.

− У меня больше нет. Всё, я больше не хочу! Верните деньги! − Катерина старалась говорить твёрдо, но голос не слушался − дрожал.

− Какие деньги? − глумливо улыбалась цыганка.

− Вы взяли у меня деньги! Это − последние! Отдайте, пожалуйста!

Сделав рукой изящный пируэт, цыганка показала пустую ладонь с растопыренными пальцами:

− Вот твои деньги, − и с хохотом присоединилась к стайке товарок, топтавшихся у ворот рынка. Оглянувшись, крикнула весело: − Да не плачь − будет тебе счастье!

− Подавись, зараза! − в бессильной злобе крикнула ей вслед Катерина, и так долго сдерживаемые рыдания  прорвались, моментально перекрыв дыхание.

* * *

Она шла, не разбирая дороги, размазывая по щекам слёзы и сопли, и хотела, чтоб хоть один человек остановил, спросил, что случилось, но всем было глубоко плевать на чужое горе – самих бы кто пожалел.

Катя добрела до автобусной остановки, плюхнулась  на промерзшую скамейку и решила, что будет сидеть здесь, пока не закоченеет до смерти. Потом, когда её найдут, скажут: надо же, как жалко, такая молодая и красивая − жить бы да жить. И пусть всем тем, кто сейчас спешит мимо по своим неотложным делам, станет стыдно. Она натянула капюшон поглубже, сунула руки в рукава и, закрыв глаза, впала в дремотное оцепенение.

* * *

Катерина не слукавила: эти сто пятьдесят рублей действительно были её последними деньгами, теперь даже  автобусный билет купить не на что.

Две недели назад Тимур внезапно собрался, выгреб всю наличность и сказал, что едет за товаром. Катька удивилась: за каким таким товаром, когда последняя партия ещё не распродана − тюки со шмотками свалены в углу. Спросила и испугалась: Тимур зыркнул так, что под ложечкой похолодело. В последнее время он вообще был каким-то странным: то молчал, уставившись в одну точку, то психовал без всякого повода.

Катька затаилась, старалась не попадаться под руку, с расспросами не лезла, но, припомнив и сопоставив, поняла, что всё началось с того вечера, как в гостях у них побывала Женька − подружка дорогая.

"Вот дура, − корила себя Катька, − сама эту заразу в дом притащила! Похвастаться захотелось! А ведь ещё бабушка учила: чем похвалишься − без того и останешься! А у Женьки глаз − ох, какой завидущий!"

Ещё со школы повелось: стоило только Женьке заметить и похвалить на Катьке какую-нибудь обновку, тут же случалась неприятность: заколка ломалась, блузка цеплялась за гвоздь, новый плащ обрызгивал водой из лужи проезжающий мимо самосвал.

Так что сидеть теперь Катьке и без постояльца, и без денег.

Поначалу Катерина спокойно ждала, когда Тимур вернётся, благо, картошка в подполе своя, да и запасы кое-какие имеются, но когда не осталось денег даже на хлеб, поскреблась в двери к соседке Людмиле.

− Катюха! Чего в пороге жмёшься? Заходи, чайку пошвыркаем.

− Люсь, ты мне не одолжишь рублей пятьсот?

− Ну, ты, подруга, и сказанула. Откуда у меня такие бабки? На комбинате опять зарплату задерживают, а Генкина пенсия, считай, вся на лекарства уходит. А Тимур-то чего говорит?

− Нету Тимура, − всхлипнула Катерина. − За товаром поехал… Вот уж месяц как…

− Вот чурка хренов! − Люська упёрла руки в боки. − Поматросил, значит… А я тебе говорила, предупреждала, что нельзя с этим козлом связываться!

− А чё ж ты у этого козла в долг брала без отдачи? – взвилась Катерина.

− А ты нас не попрекай, − Люська горделиво вздёрнула подбородок, − мы на своей земле живём! А эти – понаехали, и значит должны нам! Как коренному населению…

− Ага, − из маленькой комнаты, опираясь на костыли, выдвинулся Люськин сожитель Генка. Небритый, помятый, в полосатой тельняшке. Генка работал на рынке − изображал ветерана афганской и чеченской войн, хотя на посёлке все знали, что ногу он потерял, попав по пьяному делу под поезд. Дыхнул перегаром:

− Мало этим шалавам наших русских парней! Пока  пацаны там родину защищают, эти паскуды тут перед черножопыми ноги раздвигают…

− Э! Ты чего несёшь? Не на митинге! − разозлилась Катерина. − Пока Тимур тебе на водку давал, хорошим был?

− Вот-вот! − отбил подачу Генка. − Спаивают наш народ! И наркотой травят!

− Какой наркотой? − Катерина аж задохнулась от возмущения.

− А такой, за которую срок полагается! − гаркнул Генка. − Шляется тут шалава подзаборная, корчит из себя святую невинность… А ну, п-шла отсюда!

− Катька, ты бы и вправду шла, − забормотала Люська, разворачивая Катерину и подталкивая в сторону двери. − На вот тебе, − воровато оглядываясь,  сунула Катьке в карман две бумажки, − и Тимура своего не ищи: сгинул и сгинул! А Генку не слушай − несёт всякую ахинею с перепою…

 За воротами Катерина посмотрела, чего ей сунула Люська: сотка и полтинник. Ну, всё вперёд.

Глава 7

 Генкины слова про наркоту буквально жгли мозг, и Катерина рванула на рынок. С расширением бизнеса Тимур сам перестал  стоять за прилавком, да и Катьке велел сидеть дома, не отсвечивать − нанял реализаторов на две точки. К ним Катерина и отправилась за информацией. Кроме того, надеялась пристроить оставшееся шмотьё, чтоб получить хоть какие-то деньги.

На Тимуровых местах стояли совершенно незнакомые бабы.

Новости были ужасны: оказалось, Тимур расторгнул договоры аренды ещё пару месяцев назад.

Мир рухнул…

Катька потерянно брела вдоль торговых рядов…

Именно в этот момент её и окликнула цыганка…

* * *

Платон Данилович Ракитин аккуратно вёл машину по скользкой дороге: шестой час, а темень непроглядная. Мало, что гололёд, так  ещё и завьюжило…

«И снег, и ветер, и звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце в тревожную даль зовёт!» – радостно пела душа.

Точно говорят: что ни делается − всё к лучшему. Ведь как психовал, когда в самом начале девяностых попёрли его из ГАИ по выслуге − чуть не запил. В стране бардак, работы нет! А устроился так, что бывшие коллеги только вздыхали завистливо − начальником гаража на скорой. И запчасти, и ГСМ − всё в своих руках.

Конечно, крутиться пришлось колбасой: автопарк изношен, нужных деталей днём с огнём не сыскать,  народ оборзел, да и можно понять… Тем не менее, как-то изворачивался: умел и к подчинённым подход найти, и с начальством был дружен без заискивания. Потому и являлся теперь счастливым обладателем автомобиля Волга-универсал ГАЗ 24-13. Машинка, конечно, списанная, выпущена, считай, ещё в Советском Союзе, так ведь своя рука − владыка: где надо − подшаманили, что нужно − заменили, лишнее − убрали. Зато  когда сегодня пригнал её, красавицу, на оформление, мужики снова завистливо вздыхали и разводили руками: хозяин − барин…

Да и  у сына, у Пашки, жизнь, вроде, выправляется. Слава Богу,  зараза эта − Женька, жёнушка его бывшая − свалила в Екатеринбург к очередному хахалю. Ещё и сынка Максимку с собой прихватила, как будто чужой ребятёнок кому-то нужен.

Честно сказать, ни Платон Данилыч, ни его жена Елена Павловна особой любви к внуку не испытывали: не находили в нём ничего общего с единственным и долгожданным сыном Павлушей. Никогда прямо не обсуждая эту тему, оба считали Женькиного  Максика нагулянным.

Однако Пашка сына любил, прозрачных намёков не понимал и добрых советов не слушал… Вон, дремлет красавец, привалившись к боковому стеклу. Распустил губёшки…Богатырь!

На сердце Платона Данилыча потеплело.

А вот Максимка был мелок, тщедушен и как две капли воды походил на нелюбимую сношеньку. Потому и не горевали особо, когда однажды заявилась она к ним в дом и потребовала отдать сына, объявив, что ждут его совсем другие перспективы, недоступные в их заштатном городишке. За воротами сверкала серебристым глянцем новая иномарка.

Отпустили. Хорошо, Пашки в тот момент дома не было…

* * *

Катерина  продрогла до костей. Мимо спешили люди, останавливались и отъезжали автобусы, но никому не было до неё дела. Совершенно!

Наверное, Катя так бы и замёрзла, но нестерпимо захотелось в туалет. По-маленькому. Прислушалась к себе и поняла: помереть вот так, в луже собственной мочи, она не готова.  Словно вынырнув из глубины на поверхность, огляделась: метёт, темно и пусто, ни людей, ни машин. И всё же решила: лучше всего пристроиться среди молодой сосновой поросли через дорогу.

С трудом разогнула затёкшую спину, шаркая подошвами по обледеневшему асфальту, побрела к дороге и ступила на скользкий поребрик…

* * *

− А, чтоб тебя… − Платон Данилыч резко вывернул руль, уходя от столкновения: показалось, прямо из бурана метнулась под колёса неясная тень,  и остановил машину.

− Паш! Пашка! Просыпайся!

− А!.. Что?.. Уже приехали? − заоглядывался тот.

Не отвечая, Платон Данилыч вылез из машины, обошёл её сзади. В красном свете габаритных огней рассмотрел лежащую на спине женщину, которая, тоненько поскуливая, сучила ногами. Кинулся на помощь,  краем глаза отметив на свежем снегу отпечатки протекторов своей машины: слава Богу, не задел! Значит, просто поскользнулась!

* * *

− Девушка! Девушка! − Платон Данилыч слегка похлопал незнакомку по щекам.

− Пашка, да иди ты уже сюда! Доктор, блин! Помогай! Я беру за плечи, ты − за ноги.

Платон Данилыч приподнял девушку, капюшон  свалился, ветер подхватил и заполоскал лёгкую прядь волос, красную в свете габаритов.

− Ёлкина? − Пашка с сомнением вглядывался в застывшее лицо.

Девушка приоткрыла глаза,  глянула на Пашку безразлично.

− Катька Ёлкина! Ну, ни фига себе!

− Знакомая что ли?

− Дак учились вместе. Помнишь, в шестом классе  у неё родители пропали − геологи. Бабка одна воспитывала. А пару лет назад и бабка померла.

Так, переговариваясь, они затолкали Катерину на заднее сидение и  врубили отопление на полную мощь.

− Блин, скажи кому − не поверят! − крутил головой Пашка.

− Да чего уж тут необычного? Прикамск − город маленький. Ты вот скажи, что нам сейчас с ней делать? Кого вызывать, скорую или полицию?

− Не надо полицию, − прошелестела с заднего сидения Катька, − и скорую не надо. Я домой хочу… − и беззвучно заплакала.

− Ладно, едем домой, − с облегчением решил Платон Данилыч, − а то мать нас, поди, уж потеряла.

Катька удовлетворённо  вздохнула и закрыла глаза…

* * *

На пороге дома их встретила Елена Павловна, миловидная улыбчивая женщина.

− Ой, а я вас знаю! − удивилась Катерина.