Офицеры и рядовой состав школы с интересом наблюдал за тактикой, применяемой нашими бойцами на тренировках. А когда мы привезли тачанки с установленными на них «Максимами», показав, как надо использовать эти пулемёты для поддержки конных подразделений, то со мной стали здороваться за руку и офицеры школы.

На почве моего знания оружия первой и второй мировых войн по той причине, что пришлось самому воевать в одной из жизней в 1941 году, я сошёлся с молодыми мастерами Дегтярёвым, Рощепием и главным оружейником школы, капитаном Фёдоровым. Именно он заприметил и взял шефство над Дегтярёвым. А вот Рощепия офицеры почему-то не любили, игнорируя осовецкого оружейника-самоучку. Ещё я рекомендовал Фёдорову выдернуть из Донского казачьего полка оружейного мастера Фёдора Токарева. Так что будущий советский конструктор оружия, а сейчас начинающий механик-оружейник Федя Токарев оказался в школе на четыре года раньше, чем в реальной истории.

Через некоторое время я пригласил этих людей к нам в питерские мастерские. Они познакомились с мастерами, осмотрели те военные разработки, которые проектировались или делались в моих мастерских и озадачились.

– Что, господа оружейники, интересно? Большие дела делаем, да вот чистых оружейников у нас нет. А было бы неплохо создать многозарядную автоматическую винтовку – автомат. Скажу сразу, об этом задумывается ваш Яков, и он первым создаст очень приличную автоматическую винтовку. Но не судьба ей быть поставленной на вооружение царской армии, как и автоматам Фёдорова и Дегтярёва. Вас оценят, да без толку, ибо сам император охарактеризует автоматы, как бесцельную трату патронов.

– А что же делать?

– Вот когда заграницей это станет нормой, их армии будут вооружаться таким оружием и бить нас, тогда и наши великие стратеги от армии примут решение, мол, покупайте за границей и делайте.

– Однако, вы, Алексей Николаевич, как будто наперёд думаете.

– И думаю, и знаю. Время дорого, друзья, пока вы опытным путём придёте к своим изобретениям. Война на носу и нашему подразделению очень нужны новые образцы оружия, чтобы противостоять врагам: автоматы, хорошие снайперские винтовки и пистолеты. Если вам интересно, прошу бывать у меня в мастерских, скажем, по субботам. Будем вместе работать над созданием оружия будущего.

С того осеннего разговора каждую субботу четверо оружейных мастеров, стоящих у истоков автоматического оружия России, стали бывать в наших мастерских, где мы разбирали имеющуюся у нас импортную технику, анализировали применённые в них конструкции элементов и ТТХ. Я подталкивал оружейников к мыслям об устройстве оружия, которое они сами на основе анализа других образцов, создадут через пять, десять и даже двадцать лет.

В своей реальной жизни эти люди прошли путь от рабочего до начальника конструкторского бюро, после чего смогли полноценно работать и что-то создать. Мне не требовалось тащить их по иерархической лестнице Сестрорецкого, Тульского или Ковровского заводов, здесь они сразу становились главными конструкторами. Токарев нацеливался на создание снайперской винтовки "СВТ-38" и своего пистолета «ТТ», Дегтярёв – на ручной, станковый пехотный, а в будущем – авиа и танковый пулемёты. Фёдоров должен был доработать винтовку Мосина и «Арисака. Тип 30». После русско-японской войны её кардинально переработает японский оружейник Кидзиро Намбу, доведя до уровня американской «Спрингфилд М1903». Ждать, когда Намбу доработает «Арисаку» я не стал, а сразу приобрёл только что появившийся на рынках «Спрингфилд М1903», которую должен будет улучшить Фёдоров.

В наших мастерских мы занимались общим проектированием, а затем оружейники всю неделю в мастерских полигона, привлекая к работам рядовых помощников, рассчитывали, вытачивали и собирали новые детали. Получалось, что я давал идею, а они сами вели расчёты, создавая свои же изделия. В любом случае, процесс был не быстрый, но я рассчитывал, что через год-два у нас будут готовые образцы, которые мы выпустим мелкими сериями на наших мощностях. Тут же вставал вопрос создания у Обухова опытного оружейного цеха – необходимо было искать новые помещения и расширяться.

А вот несколько фотоаппаратов и аппаратуру для проявки и печати фотографий мы купили, пожалуй, в самой знаменитой в Питере мастерской мастера Атамасова. Там же Сова, Виля и ещё десяток бойцов учились фотоделу.

В четверг меня вызвал к себе Ерофеев.

– Алексей, в субботу будет охота на уток, поедешь со мной.

– Борисыч, я не охочусь.

– Надо, Лёша! Будут начальники полиции, жандармерии, сам понимаешь, надо вливаться в коллектив.

– А что брать?

– Там все есть, главное, приди.

В субботу в назначенное время я прибыл домой к Ерофееву, откуда на тарантасе я, Ерофеев и два каких-то важных мужика из городского жандармского управления, с которыми мы познакомились по пути, покатили в пригородную усадьбу какого-то полковника от жандармерии.

Там уже стоял дым коромыслом: жарились шашлыки из баранины, на вертелах над огнём слуги крутили нанизанных перепелов. Мы зашли в дом, где в большущей гостиной был накрыт стол метров десяти длиной, заставленный соленьями и неимоверным количеством штофов с водкой. По обе стороны стола сидели уважаемые люди, которые пили и закусывали. Во главе стола сидел почтенный усатый старикан, а рядом с ним ещё мужики в возрасте, по повадкам явно из генералов. Я тихо спросил у Ерофеева.

– Борисыч, кто это?

– Все чины из городского управления и штаба корпуса. Ещё есть несколько шишек из полиции и армейцев, вот четыре генерала и хозяин усадьбы, барон Вальдшнеп.

Тут нас заметил центровой и командным голосом а-ля Шаляпин, произнёс: «Ваня, опаздываешь. Занимайте места и по штрафной-с! Мы тут с обеда сидим, а вы изволите опаздывать!».

Я бросил взгляд на своих юных спутников. Всем мужиками было за сорок, но я стоял сразу за Борисычем, поэтому первым попался на глаза генерал-аншефу.

Ерофеев и мы разместились с краю стола, и официант лёгким движением руки тут же капнул полный стакан водки. Нужно отметить, что перед всеми офицерами стояли не рюмочки, а стаканы, полные водки, и пили они стаканами. От этой перспективы меня бросило в холод.

– Это после таких доз в кого мы вообще попадём, кроме рядом стоящего охотника?

Тут генерал снова обратился к нам.

– Опоздавшим – штрафную!

Мы махнули по стакану, подождали, пока жидкость уляжется в желудке, и неспешно закусили.

– Лёша, пей, все нормально.

Закусив, этот же неспокойный генерал снова докопался до нас.

– Борисыч, это что за молодое дарование ты привёл?

– Господин генерал, кадры готовлю перспективные.

– Молодец, готовь. Ну-у-у, чтобы все!

После генеральского тоста народ снова залил в себя стакан водки.

– Блин, Борисыч, если такими дозами пить, так меня вынесут, как подстреленную дичь.

– Не посрами Особый отдел, Лёша, пей!

Тут вступил в разговор другой генерал.

– Эх, хорошо пошла беленькая! Умеешь ты, Пафнутич, всё организовать. За хозяина охоты!

Во мне не успели улечься первые два стакана, как к ним "литерным" прилетел третий. От такой ударной дозы мне стало совсем скучно, глаза принялись разбегаться в совершенно разные стороны и никак не хотели возвращаться назад. А народ ничего, бодренько общался за неё самую, за жизнь-то. Тут снова кто-то из вождей вякнул: «Тост, господа. Чтобы всегда!».

После сказанного генералом тоста, все подняли стаканы и осушили их. Потом мы закусывали, благо, что кушали жирную жареную мясную пищу, которую заедали солёными грибочками, огурчиками и капусткой. Душевно сидели, если бы не генерал. Этот Гондурас зорко следил, чтобы все пили до дна. После четвёртого стакана я не очень уверенно попадал вилкой в грибочек, который бегал от меня по тарелке. Зато охотники явно не собирались останавливаться. А Борисыч оказался весьма привычен к такому времяпрепровождению, так что чувствовал себя здесь весьма комфортно.

– Ах, отменно пошла! Лёша, молод ты ещё, тренировки совсем нет. Ничего, придёт с возрастом. Я вот пью и ни в одном глазу. Так вот, есть у меня друг, целый заместитель управляющего оптико-механического завода. Он, доложу тебе…

Затем наступила пауза минуты на две, после которой снова раздался голос Ивана Борисовича.

– Лёша, чего ты попросил себе доложить – грибочков или шашлыка, я что-то не расслышал?

– Ничего. Вы о друге на оптико-механическом говорили.

– А! О! Точно! Так вот, у него в кабинете имеется два графинчика: с водой и тот самый, что для уважаемых гостей. А я у него гость уважаемый. А в том, другом – чистый, аки слеза младенца, спирт. Да-с!

– Упс, Борисыч!

– Зашёл я к нему в гости, Александров нужный графинчик-то достал и на стол поставил. А лето было, жарковастенько, воды пить хотелось. Только мы сели и собрались пообщаться, запивая разговор по маленькой, как управляющий завода возьми и зайди. Целый генерал, настоящий хозяин, важный, отчего очень уважаемый. Зашёл он и говорит. Тут снова наступила пауза, во время которой Ерофеев вспоминал, кто и чего и зачем говорит.

– Ох, господа, пить хочется, а моя секретарша недоработала сегодня, да-а-с, не приготовила водички! Может, у вас холодненькая?

Не слушая нашего ответа, генерал налил себе стаканчик, да залпом-то его и приголубил. Где-то на трети стакана распробовал, что не воду пьёт, обороты сбавил маленько, но допил. Крякнул и, ничего не сказав, ушёл к себе, только лицо покраснело сильно. Так что водочка, братец, это так, баловство одно.

– Я вижу, Иван Борисыч.

Я собрался сачкануть очередной тост и поднялся из-за стола.

«Куда-а-а?» – громогласно спросил меня генерал-аншеф.

– Хочу посмотреть, господин генерал, как там шашлыки, не пережарят ли их?

– Там и без тебя есть, кому за ними смотреть. Наливай и тост говори!

– За вас и хозяина усадьбы!

– Молодец! Пей до дна!

Все снова выпили по стакану водки и принялись закусывать, кто-то хорошо налегая на шашлык, а кто-то уже так, чисто огурчик пожевать. Тут снова раздался генеральский окрик.

– Тост, господа! Чтобы у всех!

За такой мужской тост пришлось пить с очень радостными возгласами, какой генерал остроумный. Просидели мы до первых петухов, иногда выбираясь на перекур, где господа офицеры курили трубки или папиросы, или «до ветру». Потом генерал скомандовал: «Всё, господа, отдых, в шесть утра подъём на охоту!». Генералы и важные полковники разошлись по подготовленным для них комнатам, а остальные офицеры приткнулись, где смогли. Я вырубился сразу. Только я вошёл в самый сон, как какая-то нехорошая морда стала меня теребить. Я открыл глаза и матом спросил: «Что случилось?».

– Шесть утра, господин офицер, побудка.

– Твою ж…

Я встал и направился вслед за другими сонными охотниками на улицу. Дворня стояла с вёдрами и поливала из ковшиков на руки умывающимся офицерам. Сырость и промозглость стояли собачьи, но народ с голым торсом очень даже бодренько умывался и растирался колодезной водой. Дворовыми разводились костры, и в жаровнях готовился завтрак. Все снова расселись за столы, снова стояла водка и лёгкая закуска. Не могу опохмеляться, поэтому меня сразу замутило от вида алкоголя. Ерофеев же блестел, как надраенная корабельная рында.

– Эх, Лёша, самое время подкрепиться стопочкой холодненькой беленькой.

– Мне плевать, что скажет генерал, но пить я больше не буду.

– Лёша, не бузи, сейчас полегче станет.

Мы стали закусывать, а водку прислуживающие официанты разливали уже по стопочкам. Часа через два в залу вошёл управдом и, пошушукавшись с хозяином поместья, убыл. Хозяин обратился к присутствующим.

– Господа, банька готова, прошу-с!

В баньке тоже был стол, сервированный холодными соленьями, чёрной икоркой и буженино-колбасными изделиями, которые мы запивали рассолом и хлебным квасом. Банька и купание в пруду хорошо выгнали алкоголь, так что к обеду я стал вполне адекватен, а там и шашлычок подоспел.

– Иван Борисович, а когда на охоту народ пойдёт, время-то уже обеденное?

– А кто тебе сказал, что тут вообще охотиться будут? Это повод уважаемым людям собраться и отдохнуть.