В белой чаше Западного Кума солнечное тепло, похоже, многократно отражалось от гладких стен, так что тут было не просто тепло, а почти что жарко. Большую часть весны здесь днём образуется плотный облачный покров, облака задерживают тепло и вынуждают альпинистов изнемогать от жары. Регулярная профилактика обезвоживания имеет решающее значение на высоте, поэтому я прервал распаковку и выпил сладкий напиток. Между глотками я любовался видом к западу над ледопадом. Наполовину скрытые облаками, ближайшие пики Пумори^[20] и Лингтрен^[21] уходили на полтора километра в небо прямо за Базовым лагерем.

– ПиКей, спасибо, что провёл нас сегодня через ледопад.

– Нет проблем, – сказал он с усмешкой.

Недосып и выматывающий подъём утомили меня. Но голова оставалась ясной, и я испытывал восторг от того, что добрался сюда, – а во время пребывания на большой высоте и то и другое было превосходным знаком. После дюжины предыдущих восхождений на подобную высоту сейчас я чувствовал себя лучше, чем когда-либо на высоте 6000 метров. Всё говорило о том, что я был на верном пути и после правильной подготовки сумею подняться на Эверест.

Я заполз в нашу жёлтую палатку-купол и разложил вещи и снаряжение. Каждые несколько минут в лагерь прибывали новые товарищи по команде и их напарники-шерпы. Когда слышал, как они входят в лагерь, я обычно высовывал голову в дверной проём и выкрикивал приветствие. Большинство альпинистов выглядели усталыми, но счастливыми. Непальские проводники казались невозмутимыми. Поскольку их предки жили в этих высокогорных долинах более шестисот лет назад, шерпы благодаря своей природе чувствовали себя на высоте гораздо лучше, чем все мы. Наши непальские проводники несколько раз за предыдущую неделю доставляли сюда запасы продуктов и снаряжения, так что они были в превосходной форме и отлично акклиматизированы. Всякий раз, как я выглядывал наружу, над горой сгущались облака и заполняли долину Кхумбу под нами.

Моя жена Глория очень переживала по поводу моего первого восхождения по нестабильному ледопаду. Чтобы успокоить её, я достал со дна рюкзака навигатор GPS^[22], с помощью которого можно отправлять и получать текстовые сообщения. В 10:51 утра я написал: «Лагерь 1, всё норм. Чувствую себя отлично. Двигались чётко, дошли быстро, за 5 часов». Видимость ухудшилась, а до обеда оставалось ещё два часа, и мы с Бартом решили вздремнуть. Я с трудом снял один из верхней пары трёхслойных большущих ботинок. Через минуту, тяжело дыша, собрался с силами и справился со вторым. Снял верхнюю одежду и залез в спальник. Плотный пуховый подголовник показался особенно уютным, и я почти тут же заснул.

Сквозь сон я почувствовал, как острый твёрдый край ледника впивается мне в правое бедро. Я перекатился на спину, и спальник с шуршанием скользнул по тонкой нейлоновой стенке палатки. Стоило лишь перевернуться с боку на спину, как от усилия на большой высоте сердце бешено застучало. Я задохнулся, хватая воздух ртом.

Барт, лежавший рядом со мной, похоже, ещё спал. В лагере было тихо. Неспешный отдых казался настоящей роскошью.

Слева от меня что-то тихо прошумело. Я ещё не до конца проснулся и решил, что Барт, должно быть, ткнулся в свой край палатки. Но звук казался слишком громким и долгим. Рокочущий гул нарастал и приближался, словно шёл снаружи. «Странно», – подумал я.

Я высунул голову из спальника и прислушался. Барт пошевелился.

– Лавина? – спросил он.

– Да. Похоже на то.

Всю предыдущую неделю в Базовом лагере мы ежедневно слышали лавины. Обычно они сходили в нескольких километрах от нас и двигались в другую сторону, так что особой опасности не представляли. Чаще всего шум быстро стихал. Но в этот раз гул не прекращался.

В моей голове вспыхнула картинка: над нами же свисают ледовые поля. Сквозь тонкую, как бумага, ткань палатки было слышно, что шум грохочет всё ближе и громче. В груди у меня всё сжалось.

– Ого, уже близко, – сказал Барт.

Мы с ним сели. Словно пытаясь увидеть что-то сквозь жёлтую ткань палатки, мы оба уставились налево, в сторону Нупцзе.

И вдруг справа раздался оглушительный грохот. Мы резко повернули головы туда. В следующее мгновение грохот превратился в подобный грому рокот. Ещё одна лавина, с другого склона.

– Что-то тут не так! – крикнул я. – Хватай шапку и маячок^[23] и давай наружу!

Стараясь перекричать нестерпимо нарастающий грохот, Барт заорал в ответ.

– Нет у меня маячка!

– Тогда просто вали, быстрей!

Барт задёргался, пытаясь вылезти из спальника. Я рванулся к двери палатки и потянулся к молнии, но промахнулся, оттого что палатку вдруг резко подкинуло. И мы, и палатка, и весь ледник под нами толщиной в триста метров подскочили на двадцать сантиметров в воздух.

Внутри у меня всё перевернулось.

Через долю секунды нас швырнуло вниз.

Затем палатку снова подбросило. Казалось, мы не меньше двух секунд парили в воздухе, а потом снова рухнули вниз.

Внутри палатки мы с Бартом одновременно то взлетали вверх, то приземлялись обратно, словно плыли в спасательной шлюпке по океанской зыби.

– Плохо дело! – крикнул я.

– Что это? – вскрикнул Барт.

Вертикальное движение на мгновение прекратилось, а потом ледник под нами будто содрогнулся.

Да что ж это такое-то?

Наверное, две мощные лавины разом обрушились на ледник с такой силой, что всё ледовое поле вибрировало, как барабан. Но всё равно что-то не стыковалось.

Откуда это содрогание и почему две лавины одновременно сошли с разных сторон?

И тут меня осенило.

Землетрясение!

Глава 4

Земля вздрагивала чаще, и обе лавины грохотали всё громче.

Если мы так и будем сидеть в палатке, когда они настигнут нас, значительная площадь поверхности палатки затащит нас под снежную массу и будет держать там, как якорь. Если мы будем снаружи, наши шансы на выживание повысятся, может, даже получится удержаться в верхнем слое ползущей лавины.

Скорее наружу!

Барт пополз к выходу. Я, наконец, расстегнул молнию на двери, и он торопливо выбрался на улицу. Я вылез из спальника и поспешил за ним.

Прежде чем покинуть палатку, я окинул взглядом снаряжение, соображая, не пригодится ли мне что-нибудь. Заметил свой лавинный трансивер^[24] и подумал, не включить ли его. Если я окажусь погребён под лавиной, маячок поможет отыскать меня раньше, чем я задохнусь. Даже в случае моей гибели, настроенный на постоянную передачу сигнала маячок поможет точно определить, где находится тело. Быстрое обнаружение трупа облегчит работу спасателей и горе моей семьи, чего не будет, если тело так и останется под снегом.

Я выхватил из сетчатого бокового кармана на стенке палатки гаджет размером с ладонь. Утопив внутрь пластиковый предохранитель, включил маячок. Пять секунд на проверку системы, и он заработает. Я уставился на маленький экран, отчаянно желая, чтобы электроника ожила быстрее.

Грохот лавин снаружи оглушал. Я надеялся, что, задержавшись в палатке на несколько бесценных секунд, я не совершаю фатальную ошибку.

Наконец, маячок пискнул и мигнул оранжевым. Я было хотел просто взять трансивер и выскочить наружу, чтобы сэкономить несколько секунд, но мне пришлось закрепить на себе маячок, чтобы он не выключился, если лавина начнёт швырять меня. Я сунул в петлю крепления левую руку, поднял нейлоновый ремень на плечо, перекинул через голову, затем затянул и обернул его вокруг пояса. Поднялся на колени и защёлкнул чёрную пряжку.

Сквозь пол палатки чувствовалось, как под самыми моими коленными чашечками дрожит ледник. Чем дольше содрогается земля, тем сильнее оказывается землетрясение.

Рядом со мной лежала маленькая камера GoPro. Если мы все погибнем, запись станет документальным свидетельством случившегося. А если я выживу, у меня останется потрясающее видео. Я нажал кнопку включения и полез из палатки с камерой в руке.

Старайтесь держаться в самом верхнем слое сползающей вниз снежной массы, что бы ни случилось.

Когда я выбрался наружу, рядом с палаткой стояли восемь из моих товарищей по команде. Все они глядели на юг, на лавину, что, видимо, шла на нас со стороны Нупцзе. Я тоже повернулся туда, но увидел лишь завесу густых облаков.

Я развернулся в сторону второй грохотавшей лавины. Тоже облака. Неясно было, приближается ли сход к нам.

Никто не бежал, потому что бежать нам было некуда. Поскольку лагерь изначально был практически окружён трещинами, единственным безопасным направлением движения был путь на север, к западному плечу Эвереста. Но если мы сейчас сорвёмся с места и побежим туда, то пойдём аккурат на сближение со второй лавиной.

Так что мы так и стояли, таращились на облака и ждали. Я гадал, какая из лавин окажется настолько массивной, что прорвётся через ледник и захватит наш лагерь. Может, ни одна из двух. А может, и обе. Я переводил взгляд то туда, то сюда, пытаясь угадать, с какой из сторон стоит ждать первого удара.

Сильный порыв ветра ударил мне в лицо, и я инстинктивно повернулся к нему спиной. Споткнулся и сделал полшага вперёд. Нога ударилась о твёрдый лёд, и пальцы ног пронзила боль. Я опустил глаза и понял, что выскочил из палатки в одних носках.

Без ботинок. Идиот!

Ещё один порыв ветра, более сильный, толкнул меня с другой стороны. Показалось странно, что такие сильные ветры неожиданно налетели с противоположных сторон. Затем я вспомнил материал из курса динамики снежных масс и лавиноведения, который когда-то проходил. Большие лавины, устремляясь вниз со склона, толкают перед собой массу воздуха^[25]. Значит, эти порывы ветра с разных сторон вовсе не погодные явления – это воздушные волны из сжатого воздуха, которые, словно бульдозеры, движутся перед лавинами. Выходит, обе лавины идут на нас.

Вторая воздушная волна принесла с собой твёрдые частички льда. Белое крошево обрушилось мне на плечи, жаля лицо, словно кто-то бросил в меня ледяным песком. В одно мгновение видимость упала с трёхсот метров до менее десяти. Большая часть нашей команды пропала из виду – нет, я вовсе не думал, что их унесло, но уверенности у меня не было.

Порыв ветра сильно толкнул меня сзади. Я испугался, что ветер может сбить меня с ног и закинуть в трещину. Подумал, может, стоит лечь. Но для того, кто лежит на земле, повышается опасность оказаться погребённым под лавинной массой, когда она доберётся сюда.

В качестве компромисса я опустился на одно колено и ссутулился, защищаясь от ветра. От такого движения поневоле приблизил лицо к видеокамере, которую так и держал в руке. Неподвижный красный сигнал подсказывал, что камера включена, но запись не идёт. Забыв нажать кнопку, я упустил шанс поймать в камеру начало лавины. Чёрт!

Как геолог я решил, что должен документально зафиксировать случившееся землетрясение и сход лавин, чтобы кто-нибудь потом сумел выяснить, что, чёрт возьми, тут произошло. Кроме этого, я мало что мог сделать. Я нажал на кнопку записи.

Подняв голову от камеры, я смотрел, как два ближайших ко мне товарища по команде исчезли в клубящемся белом вихре. Видимость теперь была нулевой.

Воздух стал густым от ледяной пыли. Вдохнув, я захлебнулся мельчайшими частицами смёрзшейся грязи. Я поперхнулся и стал жадно переводить дыхание, от чего в горло мне словно вонзилась новая сотня ледяных кинжалов. Они царапали, жгли и опаляли холодом дыхательные пути.

Пытаясь как-то заслониться от сгущающейся взвеси в воздухе, я прижал к носу согнутую в локте левую руку. Попытался втянуть воздух ртом из-под руки. Вместо воздуха в горло попала такая неприятная гадость, что показалось, будто я вдыхаю молочный коктейль.

Не могу дышать!

Меня охватила паника.

Не смогу оставаться снаружи.