– Вы думаете? – он наигранно наморщил лоб. – Да, возможно. Во всяком случае, надеюсь, вы простили мне некоторые вольности?

– Считайте, что их не было, вы же думали, что обнимаете свою невесту, – уверила его я. Он благодарно поцеловал мне кончики пальцев, захлопнул дверцу кареты и вскочил на серого коня, которого подвел слуга.

Дорога была ужасной. Мы ехали достаточно медленно вдоль побережья, останавливаясь почти каждый час, и все равно к концу дня я просто возненавидела все и вся. Кожа и одежда были покрыты дорожной пылью, от ее запаха меня подташнивало, как и от покачивания самой кареты, ее колеса то и дело попадали в выбоины, отчего мое средство передвижения подпрыгивало и угрожающе скрипело.

Дважды приходилось останавливаться, потому что колесо вот-вот грозило слететь с оси, Гаудани нервничал, слуги покрикивали друг на друга, и эта суета раздражала еще больше, чем все остальное. Вдобавок было очень жарко.

Платье пропиталось потом, еще с утра белая рубашка стала грязной, волосы растрепались и липли к коже. Несколько раз я уже пожалела о своем решении в очередной раз помочь Лагомбардии. Лишь воспоминания о гречке, сером небе и бело-зеленой клинике, в которой работала Саша, ожидавшая моего решения, удерживали меня от того, чтобы не потребовать повернуть назад.

Частые привалы не спасали, и я с завистью посматривала на Гаудани, ехавшего верхом. А еще меня манило море. По дороге я заметила несколько достаточно привлекательных бухт с золотистым песком. На одном из привалов я даже заикнулась о желании искупаться, но Лоренцио был категорически против подобного времяпрепровождения, утверждая, что это почти неприлично. С досадой мне подумалось, что сама Карисса наверняка бы его уговорила. Мне же приходилось довольствоваться влажными полотенцами и солоноватым запахом высыхающих на жаре водорослей.

Долгожданный вечер не принес прохлады. Земля была просто раскаленной, и от нее все еще веяло теплом. Лошади начали спотыкаться. Лоренцио подъехал к окну кареты.

– Осталось совсем немного, – ободряюще произнес он. – Видите замок на горе? Там мы проведем ночь.

Я уныло посмотрела в указанном им направлении и тихо застонала: белоснежный замок стоял на высокой скале. Она поднималась почти отвесно над побережьем, а уже за ней в голубоватом тумане виднелись горные вершины. Судя по алому закатному небу, в замке мы окажемся затемно. Я с тревогой посмотрела по сторонам. Лошади устали, а Гаудани явно не подумал, как они будут карабкаться вверх по отвесным тропам.

– Может быть, нам стоит разбить лагерь у подножья? – предложила я, но д'орез покачал головой:

– К сожалению, нам необходимо быть там. Это Светлейшая республика Самариньези, находится под протекторатом Лагомбардии, и не посетить ее во время путешествия – нанести серьезное оскорбление жителям.

– Еще одна республика? – фыркнула я. – И кем же она управляется?

– Двумя командорами, они избираются из числа жителей, – Лоренцио не заметил язвительных нот в моем голосе. – Они ждут нас на ступенях замка.

– Надеюсь, что не с рассвета?

Он слегка озадаченно посмотрел на меня:

– Не знаю. Но два часа тому назад я отправил к ним гонца.

– И почему это не я? – пробормотала я, прижимая к шее очередное влажное полотенце.

Гаудани пришпорил коня, вырываясь вперед. Я устало откинулась на подушки, желая лишь одного: чтобы путешествие скорее закончилось. Мои молитвы были услышаны, совсем скоро наш кортеж начал подниматься в гору. За окном то и дело мелькали золотистые прямоугольники окон: дорога проходила через деревни. Изрядно пропетляв, дорога привела нас к воротам замка, за стенами которого виднелись черепичные крыши домов.

Под торжественные звуки труб мы въехали через огромные ворота и остановились на главной площади. Два седовласых человека – командоры города – в светлых одеяниях ждали нас там. Они торжественно приветствовали д'ореза как своего протектора.

Обмен любезностями длился недолго, но это время мне показалось вечностью. Вынужденная стоять рядом с Гаудани, я все больше опиралась на его руку. Наконец он это заметил и озадаченно посмотрел на меня, я ответила ему усталым взглядом.

Гаудани виновато улыбнулся, но позволил командорам договорить до конца и лишь тогда попросил их сопроводить нас в покои, чтобы мы смогли отдохнуть с дороги и подготовиться к торжественному ужину.

Гостевые комнаты располагались на втором этаже замка. Пока служанки доставали из дорожного сундука специально заготовленную для таких случаев нарядную одежду, я прошла в ванную и долго просто стояла под прохладными струями воды, падающими с потолка. Надо при случае узнать, как архитекторы создают подобные душевые. Я подозревала, что без магии здесь не обошлось.

Когда я, завернувшись в простыню, вышла оттуда, Лоренцио в комнате не было. Мне сказали, что мой муж переоделся и вышел, сославшись на какие-то дела. По всей видимости, Гаудани не желал смущать меня или же оправдываться перед Кариссой. Меня снова охватила зависть к принцессе.

Пока я справлялась со своими чувствами, служанка помогла мне надеть платье, как обычно, голубое с золотом – официальные цвета Лагомбардии, и заплела волосы в замысловатые косы.

На мои вопросы девушка отвечала односложно, явно стесняясь, и я с какой-то грустью подумала о Далии, мне не хватало ее, как и Боненвенунто. Но общаться с ними было безумием.

Они сразу бы узнали меня, и если Далия еще могла бы промолчать, то художник бы, невзирая на все, сразу бы донес на меня своему покровителю. И тогда… что бы было тогда, я не знала.

Весь день, пока я тряслась в карете, меня не покидала глупая надежда, что Рой обнаруждил подмену. Он так напрягся, и его взгляд… Воображение то и дело рисовало картины, как он верхом на своем золотом жеребце догоняет нас, останавливает карету, рывком открывает дверцу…

На этом моя фантазия заканчивалась. Смотря правде в глаза, граф Алайстер вряд ли будет участвовать в подобном фарсе. Скорее, пожмет плечами и отправится по своим делам.

По здравом размышлении мне вообще расхотелось, чтобы граф знал о моем визите. В разговоре с ним я могла сболтнуть лишнее, а мне не хотелось вовлекать Роя в свои проблемы, особенно говорить, что жду ребенка. Человек эпохи Возрождения, граф Алайстер наверняка решил бы взять на себя ответственность, и это не привело бы ни к чему хорошему.

Я внимательно посмотрела на себя в зеркало. Показалось, или моя грудь все-таки увеличилась, да и сама фигура стала какой-то более женственной, что ли…

Я положила ладонь на еще плоский живот и вдруг поняла, что готова дать Саше ответ, который она так ждала, шагнуть на новый этап своей жизни, наполненный подгузниками и советами по грудному вскармливанию младенцев.

– Милая, ты готова? – Вежливо постучав, Лоренцио вошел в спальню, одобрительно кивнул при виде платья и протянул руку. – Все ждут только нас.

Чувствуя какое-то радостное возбуждение от происходящего, я лишь кивнула, привычно кладя свою ладонь на его. В конце концов, граф Алайстер щедро заплатил мне, и моя поездка в Лаччио – один из поводов вернуть долг Лагомбардии. Надо лишь с честью сыграть свою роль, после чего вернуться, уволиться и спокойно растить моего ребенка.

Глава 4

Граф Делрой Алайстер неспешно шел по галерее Лагомбардийского дворца. Еще будучи мальчишкой, он любил пробежаться здесь, забавляясь чередованием тени и света. Он хорошо помнил, как его родители прогуливались по вечерам, наслаждаясь прохладой, веявшей с моря.

Волны привычно плескались о стены. Граф обреченно взглянул на них. Как-то на спор с Козимо Делрой прыгнул с перил, едва не разбил голову, после чего дня три старался не попадаться на глаза отцу, совершенно справедливо опасаясь гнева главы рода. Он усмехнулся воспоминаниям и зашагал дальше. Отец давно мертв, а они с Козимо теперь ставят интересы стран превыше собственных.

Как было и недавно, когда граф Алайстер старательно злил Иеронимо, стремясь назначить легатом своего бывшего учителя. Это было просто необходимо, особенно после тех слухов, которые ходили среди пастырей.

Антонио прислал графу Алайстеру, с которым почти никогда не терял связь, зашифрованное послание, прочтя которое Делрой не мог оставаться в стороне. Он вызвал старика к себе и начал действовать.

Партия была разыграна как по нотам. И пастырь Антонио с сопроводительными письмами, подтверждающими его полномочия как легата, любезно воспользовался порталом и в сопровождении Боно перенесся в Лаччио. Граф предложил своему учителю поселиться на вилле Алайстеров, построенной неподалеку от города на высоком холме, но старик отказался, сказав, что предпочитает жить во дворце Истинного Пастыря, где ему будет отведена комната. Рой улыбнулся и пожелал Антонио удачи. Они всегда хорошо понимали друг друга.

Граф знал, что отныне его учитель будет следить за своими собратьями и попытается не допустить развала Конклава изнутри. Самому ему надлежало остаться в Лагомбардии и в случае возникновения проблем обеспечить безопасное отступление друзей.

Рой с тоской взглянул на галерею. Ажурные, казавшиеся почти невесомыми колонны полностью опоясывали второй этаж, по замыслу великого архитектора защищая обитателей дворца от палящего солнца. Тени от них переплетались, напоминая решетку. Граф горько усмехнулся. Дом, в котором он вырос, и одновременно его тюрьма.

Несмотря на близость воды, воздух вокруг казался раскаленным. Рой недовольно поморщился: судя по всему, фьен этого года будет слишком сладким. Лагуна обмелела, а у небольших каналов, опоясывавших Лагомбардию, обнажилось дно. Лишь по Большому каналу было возможно проехать на барках.

Жара стояла уже давно, до сбора урожая было еще несколько недель, и на столе у главы Совета лежало прошение от гильдии землепашцев помочь орошению земель.

Делрой с досадой подумал, что придется обращаться к кузену с просьбой открыть шлюзы в резервных водохранилищах в горах. Интересно, сколько Козимо за это запросит?

Белобрысый кузен никогда не упускал своей выгоды. Хорошо хоть, отцу Козимо не пришло в голову перекрыть шлюзы во время войны. Рою казалось, что старик попросту забыл о них, увлеченный азартом приграничных стычек. Дядя вообще был весьма вспыльчив, несдержан и плохо осознавал последствия своих поступков.

Козимо рос другим. Хитрым, иногда даже слишком. Еще в детстве Рою нравилось просчитывать идеи кузена и отвечать ему не менее замысловатой многоходовкой. Обоим это доставляло массу удовольствия и со временем стало даже какой-то своеобразной постоянной игрой. Именно Козимо поддерживал кузена, когда тот, взбунтовавшись против отца, уехал в Лаччио.

Вечный город неприветливо встретил юного наследника Алайстеров, хотя именно в Лаччио Рой и познакомился с Боненвенунто, тогда еще учеником.

Они вместе работали в мастерской художника, вместе кутили, делясь выпивкой и женщинами, пока Делрой не получил известие, что отца отравили. Он кинулся домой, но не успел.

Про искусство пришлось забыть. Графу Алайстеру надлежало заниматься политикой. Многоходовки с кузеном обрели новый смысл. Правда, когда полоумный старик Лонгельфельдо развязал войну между государствами, кузены предпочли объединиться.

Смерть сначала д'ореза, а затем и отца Козимо, не выдержавшего позора поражения, пришлась им двоим очень кстати. Принц Риччионе не слишком жаловал своего родителя, к тому же прекрасно понимал выгоду, которую Риччионе сулила дружба с Лагомбардией. Военные действия моментально прекратили, и стороны сели за стол переговоров.