Люди стали разбегаться отсюда, словно от постели умирающего старика, будто равнодушные родственники, не ожидающие от старца никакого наследства. Ну, оно и понятно, работы не стало, а, как известно, рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Сейчас в деревне работало только лесничество с небольшой лесопилкой. Остальное же население, по-прежнему, как встарь, кормилось тайгой. Собирали грибы-ягоды, да увозили их за сотни верст в город, где продавали, закупая в обмен соль, сахар, крупы и муку. Маленькая пекарня, фельдшерский пункт – вот и все блага цивилизации, которые остались тут.

Новая база располагалась от деревни километрах в двенадцати. Прежде, чем приступить к лесозаготовке, необходимо было оформить все документы, как положено. Хоть, медведь в тайге и хозяин, но законность требовалось соблюдать. В деревянном домике, стоящем на самом краю деревни, где располагалась контора лесничества, было тихо и прохладно. Запах пыли, смолистых досок и солярки витал здесь, как единственное напоминание того, что жизнь в этом месте еще теплится. За дверями с надписью «бухгалтерия» был слышен треск пишущей машинки. Бухгалтерия мне была без надобности, и я прошла дальше по коридору. Около двери с табличкой «лесничий» я слегка притормозила и постучалась. Не дожидаясь ответа, приоткрыла дверь и просунула голову. Увидела за столом довольно крупного мужчину в очках на носу, лет сорока, одетого в форменную одежду, спросила:

– Саныч, можно?

Он поднял голову от бумаг, лежащих на столе, тяжко вздохнул, как будто я пришла, чтобы вести его на казнь, и махнул рукой.

– Заходи… Ну, что, перетащили свои избушки-развалюшки на новое место?

Я, усаживаясь на старый стул, обитый дерматином, обижено заметила:

– Почему это, «развалюшки»? У меня домики будут покрепче, чем у иных в вашей деревне.

Он усмехнулся.

– Не обижайся, это я так. С самого утра достали, блин! Вынь и положь им сводку за неделю, сколько готового пиломатериала. А то, что у меня ни одной доброй пилы не осталось никому не интересно. Заявку еще когда в центральную контору отправил? Месяц назад!! И что? Главный механик даже не почесался! Говорит, жди очереди, ты, мол, не один такой. Очереди жди, а сводку подай сейчас! – Он отчаянно махнул рукой. Потом достал из кармана большой носовой платок с веселенькими розочками по краям, вытер лоб и выдохнул. – Скажи на милость, что нынче за лето такое? Жара, как в Африке! Скорее бы уже, что ли, осень!

Жаловаться Саныч не особо любил, но иногда позволял себе поплакаться мне в жилетку. Я сочувственно кивала, потому что очень хорошо понимала его проблемы. Сама не один год проработав в лесном хозяйстве, нахлебалась этого по самые уши, пока не ушла на «вольные хлеба». Не могу сказать, что у меня стало меньше проблем, чем раньше. Но, тут, что называется, как посмотреть. Свои проблемы решала сама, как могла, и на чужого дядю не кивала. Что, безусловно было проще, по крайней мере, в моральном плане. Саныч убавил звук, шипящей на его столе, рации, и спросил:

– Ты за документами?

Я молча кивнула. Он стал перебирать стопку бумаг у себя на столе, и, наконец извлек из груды, сколотые скрепкой документы. Протянул их мне через стол.

– Держи!

Я взяла бумаги и стала их быстро просматривать. Через минуту удовлетворенно кивнула, и собралась уже уходить, когда Саныч, заговорил неуверенно, поглядывая на меня сквозь стекла своих очков.

– Ты… это… Поосторожней там…

Я удивленно вскинула брови.

– Ты о чем? Сам знаешь, с техникой безопасности у меня все в порядке. Мужики работают грамотные, ответственные. А со спиртным у меня не забалуешь. И тебе это хорошо известно.

Он, слегка раздраженный моей непонятливостью, опять махнул рукой.

– Да я не об этом!!

Я все еще с удивлением таращилась на него.

– А о чем?

Он, гремя стулом, поднялся и вышел из-за стола, подойдя к карте лесхоза, висящей на побеленной стене, и приколотой простыми канцелярскими кнопками времен Октябрьской Революции. Я поднялась со стула и вслед за ним подошла к карте, заинтригованная до чрезвычайности. Он ткнул пальцем в участок карты, где неподалеку располагалась моя новая база.

– Вот тут место под названием «Медвежий Яр». А в простонародье оно называется «Чертова падь». – Он со значением посмотрел на меня.

Я все еще ничего не понимала. Переводила недоуменный взгляд с карты на Саныча, ожидая дальнейших пояснений. Но, он, как видно решил, что сказал уже все, и молча буравил меня глазами. Я не выдержала первой.

– И что…? Насколько я понимаю, у меня там делян нет.

Саныч, словно сокрушаясь от моей бестолковости, покачал головой.

– Ты что, про это место ничего не слыхала?

Я отрицательно замотала головой, а для пущей убедительности, еще и плечами пожала. Лесничий опять тяжело вздохнул, и задал вопрос, который меня поверг в шок.

– Выпить хочешь?

Я таращилась на него, словно он предложил мне голой пробежаться по деревне. Особенно, если учесть, что Сан Саныч не был большим любителем спиртного, что я знала доподлинно, работая с ним уж лет пять как.

– Да, не смотри ты на меня так! – Он махнул рукой на меня. – Я чай имел виду. Сейчас теть Шуру попрошу, она нам быстренько сообразит. Он выглянул из кабинета и зычным голосом прокричал:

– Теть Шур, организуй две кружки чая!

«Теть Шурой» звали бухгалтера лесничества Александру Ивановну Копейкину. Но, сколько я помнила, никто ее здесь по имени отчеству не называл. Только «тетя Шура». Треск пишущей машинки, слышный даже здесь прервался. Саныч удовлетворенно кивнул головой, и уселся на свое место.

– Ну, слушай… – Незатейливо начал он.

Глава 2

Я уселась напротив стола и уставилась на Саныча изумленным взглядом. Вот, уж, заинтриговал, так заинтриговал. Раньше я за ним подобного не наблюдала. Он всегда был сдержан и строг. К чему его, собственно, обязывала его должность лесничего. А тут предстоит узнать что-то новенькое, как об окружающем мире, так и о самом Саныче. Он под моим взглядом слегка смутился, что тоже меня слегка удивило. И через пару минут, наконец, заговорил.

– Знаешь, место там чудное. Люди пропадали. – Он выпалил торопливо эти слова и уставился на меня, видимо, ожидая моей реакции.

Я все еще пребывала в недоумении.

– Саныч… – Ласково проговорила я. – В тайге люди часто пропадают. Кто заблудится и дороги не найдет, кто в болоте утопнет, а кто и на беглых зэков нарвется. Вон, тут кругом зоны за колючей проволокой. Это все нам известно и не в новинку, так сказать. Не мог бы ты поконкретней, что ли, объяснить, о чем ты, собственно, меня предупредить хочешь?

Лесничий тяжело вздохнул и посмотрел со значением, а потом заговорил шепотом, косясь на дверь.

– Место там дурное!! Люди не просто там пропадали, а СОВСЕМ.

Я все еще таращилась молча на Саныча, пытаясь понять, что он имеет ввиду. Мой взгляд его доконал. Он как-то безнадежно махнул рукой, видимо отчаявшись объяснить мне, что он имеет ввиду. В этот момент, двери без стука распахнулись, и вошла пожилая, пышнотелая женщина с румянцем во всю щеку и лучистыми синими глазами. Очки, в которых она, по-видимому, печатала, были сдвинуты на лоб. По-девичьи тугая коса в несколько раз обвивала ее голову, напоминая золотистую корону. А у меня в голове сразу всплыли Некрасовские строки. «Есть женщины в русских селеньях…» С тети Шуры можно было смело рисовать иллюстрацию к великой поэме.

В руках у нее был простенький поднос, на котором тихонько и мелодично бренчали чайными ложками две разномастные чашки, разрисованные листиками земляники, блюдечко с маковыми сушками, кусочками сахара-рафинада, и пузатый чайник, от которого шел умопомрачительный запах летней душицы и земляники. Тетя Шура прошествовала от дверей к столу, и водрузила поднос перед Санычем. Потом улыбнулась мне и ласково спросила:

– Катюх, ты может голодная? А то у меня есть пирог картофельный?

Я отчаянно замотала головой.

– Теть Шур, спасибо. Я не голодная. У меня еще дел по горло, а дома у меня Василич ждет с тушеной картошкой. Так что, сейчас вашего ароматного чайку хлебану, да дальше поскачу.

Тетя Шура неодобрительно покачала головой, но ничего больше не сказала, с достоинством удалилась, прикрыв за собой дверь. А я, по-видимому, заразившись от Саныча непонятной конспирацией, громко зашептала:

– Ты можешь толком сказать, что там такое, в этом самом Медвежьем Яру?

Саныч, деловито разливая чай по чашкам, с досадой проговорил:

– Да, я и сам толком не знаю. Только, иногда там люди исчезали, иногда странные вещи там происходили. А один раз, я сам видел, над Медвежьим Яром ночью свечение какое-то было. Словно радуга там переливалась. Ты же знаешь, места у нас на грибы-ягоды богатые. А в том месте, так от ягоды красно все. Только никто из местных туда за ягодой не ходит. Там менгиры² стоят, прямо посередине большой поляны. То ли поселение в старые времена было какое, то ли храм. Старики разное бают. Я-то сам в бабкины сказки не очень и верю. А в тот яр у меня желания ходить нет. У нас лет шесть назад, еще, когда ты в наших краях и не работала, была лесоустроительная экспедиция. Так вот, два таксатора³, которые там пробные площади закладывали, пропали. Тогда даже военных из части привозили лес прочесывать. Так вот, не то, что самих людей, даже их следа не нашли. А инструменты и рюкзаки так на поляне аккуратненько и лежали недалеко от этих самых менгиров. Правда, в рюкзаке уже зверье похозяйничало, консервы медведь, видать, раздавил. Так вот, месяца через два, один таксатор объявился. Правда не у нас, а в Поспелихе, это километров за двести от нас на север будет. Я-то сам его не видел, а наш участковый рассказывал, что он белый весь, словно старик, волосы, значит, поседели. И безъязыкий стал. Его в психушку увезли. Вот такие дела. – Вздохнул он тяжело, макая кусочек рафинада себе в чай. – У тебя там недалеко деляна будет. Уже давненько отводы у меня в столе лежат. Никто туда ехать не хотел из местных. Потому и говорю, что поосторожней там, и мужикам накажи.

Я задумалась. За мужиков у меня душа не болела. Они у меня без дела по тайге не шастали. А самой мне стало очень интересно взглянуть, что там за менгиры такие. А кому было бы не интересно? Мы посидели немного в молчании. Саныч все на меня косился, видимо хотел удостовериться, что его сообщение произвело на меня должное впечатление. Я задумчиво помешивала ложечкой чай, в который и сахар то не клала. Потом спросила у Саныча что-то о работе в лесничестве. Он ответил, и стал сосредоточенно грызть сушку с маком. В общем, от темы пропажи людей мы ушли. Еще немного поговорили с ним о своих делах. Я посетовала, что трактора ломаются часто, а он пожаловался, что мужики у него пьют часто, причем, оба старались в разговоре больше не касаться темы загадок Медвежьего Яра. Выпив чай, и не найдя, о чем бы я еще могла его спросить, забрав свои документы, отправилась домой, на базу.

Работа там кипела вовсю. Василич с гордым видом начальника ходил по поляне, и покрикивал на мужиков.

– Сашка, тудыть твое в коромысло!! Кто ж так чокер⁴ цепляет?! Ща гляди, домушку с саней сдвинешь! Петро, а ты не газуй так! Помаленьку, помаленьку…

Не знаю, сколько бы это еще продолжалось, если бы Петро, огромный мужик, с трудом помещающийся в трактор, с большими пышными усами, делающими его похожим на рассерженного кота, не шуганул его. Высунувшись из трактора, он заорал:

– Шел бы ты лесом, Василич!! Изыдь отсель, пока под колеса не попал! У меня зеркал в тракторе нет! – Ну, и конечно, кое- что прибавил кустистое и забористое, так сказать, для ускорения процесса.

Василич что-то пробурчал себе под нос на тему «тоже мне, командир выискался», но опасливо в сторонку все же отошел. Я вышла из УАЗика, и с улыбкой наблюдала эту картину. Ну, чисто, малые дети! Тут Василич заметил меня и рысью рванул к УАЗу, на ходу размахивая руками, и вопя во все горло.

– Мать, мать…!! Все на месте!! Поставили все, как ты велела. – И с затаенной гордостью прибавил. – Я присматривал тут. – Словно ожидая похвалы.

Ну, как я могла промолчать? Конечно, сказала:

– Молодец, Василич!! Хвалю!!