Я приближаюсь и делаю вид, что внимательно разглядываю ее лицо. Взгляд лейтенанта мечется по сторонам, она хотя и держит марку, но незаметно отодвигается.

– А ты довольна милая.

– Я же говорю, втюрился.

– О, покраснела, – я довольно улыбаюсь. – Может, это я тебе нравлюсь?

– Просто здесь жарко.

Девушка хватает папку и начинает ею обмахиваться, второй рукой расстегивая форменный китель.

– Да, поставьте же себе кондиционер! А то от жары люди начинают краснеть, – развлекаюсь я.

– Гражданин! – голос Седых вибрирует на высокой ноте. – Вы свободны, идите своей дорогой.

– Чао, крошка! Завтра снова зайду.

Я машу лейтенанту и пулей вылетаю из отделения. А ничего, прикольная деваха. Настроение неожиданно поднимается.

Глава 4. Все мужики – козлы!

Приключение на дороге все не шло из головы. Мажор со своими понтами, его девушка с прибабахом на всю голову, адвокат, которые прислал в участок иск о превышении служебных обязанностей – все было против меня, словно защита Ангела-Хранителя внезапно разлетелась вдребезги.

– Эй, ты! – шепчу себе под нос и оглядываюсь: никто не услышал. – Забыл обо мне?

Смотрю на фарфоровую фигурку с крылышками, которая стоит на столе, осторожно тру их. Ее мне подарила бабушка, когда я устроилась на работу в отделение.

– Зачем мне это? – рассердилась я. – Засмеют же!

– А ты никого не слушай, Ульяша, – напутствовала бабуля. – Поставь ангелочка на стол и, когда плохо будет, потри его крылышки. Сразу почувствуешь себя лучше. Он невидимый сидит у нас на правом плече и помогает.

– Скажешь тоже! Как может помочь статуэтка из глины?

– Не ворчи, прислушайся.

Я намеренно забыла фигурку дома, а когда пришла на работу, обнаружила ее в сумке. И так несколько раз выкладывала и столько же раз находила. Наконец решилась: поставила ее на стол рядом с ноутбуком. Мужчины покосились, прошлись по ангелу шутками и забыли.

Сейчас бабуля тяжело больна. Перевожу взгляд на семейное фото в рамке и вздыхаю. На снимке она сидит в кресле, а мама, папа, я и брат стоим за ее спиной. Все нарядные и веселые, фотографировались в кафе, где отмечали семидесятипятилетний юбилей бабули. Даже не верится, что прошел всего год, и счастье ушло из нашего дома.

Сейчас родители переехали в деревенский дом, чтобы присмотреть за хозяйством, братец Венька устроился аниматором в отель на море на все лето. Мы с Сэми, нашим песиком-корги, остались одни в пустой квартире.

Дверь открывается, и в отделение вваливается мой напарник Мишка. Сразу кажется, будто туча закрыла солнце, так в комнате стало темно и мрачно. Он только что привез очередного нарушителя, толкнул его на стул передо мной.

– Уля, зачем мажор приходил?

– А ты откуда знаешь?

Я открываю файл, готовлюсь вести допрос. Нарушитель, дядька с уставшим лицом и красными глазами, сидит, насупившись, и тяжело дышит.

– Все знают, – пожимает огромными плечами Мишка, – по рации инфа проскочила.

– Даже так?

– Не парься! За тебя переживаем, – смеется он. – Единственная женщина в команде. Так, что этому хлыщу надо было?

Ловлю на себе внимательный взгляд напарника и невольно сутулюсь, чтобы спрятать торчащую грудь. Еще и жара проклятая достала, чувствую, как пот течет по шее и спускается в ложбинку, а вытереться не могу: не раз замечала, как мужики на меня смотрят. У вещевиков даже просила рубашку на размер больше, не нашлось.

– Да, кто его знает, – отвечаю уклончиво. – Я не ожидала, что он будет таким прилипчивым.

Сосредотачиваюсь на работе, стараюсь не отвлекаться. День проходит быстро, но невольно вздрагиваю от каждого скрипа двери, так и кажется, что невыносимый мажор опять появится на пороге со своими безумными предположениями.

Как только стрелка приближается к пяти часам, хватаю сумку и тороплюсь к выходу. Мечтаю добраться до душа и наконец расслабиться в прохладе квартиры.

– Ульяна, – останавливает меня голос секретарши. – Загляни к шефу, вызывает.

– Ни пуха!

Коллеги сочувственно смотрят на меня. Мишка показывает кулак поддержки, мол, мы с тобой! Но мне от этого не легче, начальник у нас – суровый дядька. Открываю дверь в его кабинет и встаю навытяжку.

– Лейтенант Седых прибыла по вашему приказанию!

– Расслабься, – машет он рукой, трясет бумажками, я сдуваюсь. – Уля, что с иском делать будешь?

– Разберусь как-нибудь.

– Меня не устраивает «как-нибудь»! Адвокат требует тебя наказать.

– Так, накажите, – вылетает у меня, и тут же сжимаю губы: вот дура, еще беду накликаю.

– Штраф заплатишь?

– А много там?

– Прилично. Три твоих оклада.

– Твою ж мать! – скриплю зубами. – Егор Васильевич! Этот мудак сам виноват!

– Но-но! Без грубости!

– Извините, – заливаюсь краской. Нет, мат и ругательства в нашей среде – норма жизни, но при начальнике все стараемся держать себя в узде. – Мажор нарушил ПДД, а я штраф плати? Где я такие деньги возьму?

Шеф отводит взгляд. Еще бы! У него повышение на носу, а тут жалоба на сотрудника, все идеальные показатели летят к черту.

– Ну, ты не шуми, Седых, не шуми, – усмехается он. – Пойди, поговори с парнем, авось и решишь проблему мирным путем. Иск же досудебный, еще можно откат сделать.

Вылетаю из кабинета, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Все мужики – козлы! Им лишь бы свой зад прикрыть, а какой ценой, не важно!

– Тебя подвезти? – вскакивает Мишка.

На его лице написана тревога.

– Нет! Я на метро!

Вскрикиваю немного истерично, но не хочу, чтобы он ко мне приближался: чувствую себя некомфортно от жары и злости, которая, сочится из всех пор и воняет. Малейший толчок или слово и сорвусь.

Вылетаю за дверь и бегу к станции, на ходу обмахиваясь ладошкой.

– Козлы! Козлы! – ругаюсь вслух. – Все мужики – уроды! Вот бы побывали в нашей шкуре! Узнали бы тогда, как тяжело маленькой женщине выживать в их мире.

Сворачиваю в проулок, чтобы срезать дорогу до метро, уже вижу выход, и тут из-за угла выныривает машина. Мы едва не сталкиваемся. Я столбенею, водитель тормозит. Авто разворачивается и делает полный круг, чуть не задевая меня бампером. Солнце бьет в глаза, ничего не вижу, мелькают блестящие бока машины, кричат свидетели, визжат колеса.

Наконец кружение останавливается, опускается стекло.

– Ты идиотка, спятила! – орет благим матом водитель. – Куда лезешь?

– Я… простите… я…

Водитель распахивает дверь и вываливается на мостовую. Я замираю: передо мной стоит мажор с перекошенным лицом, а с его лба стекает тоненькая струйка крови.

Это конец!

Возле нас мигом собирается толпа.

– О боже! – кричит кто-то.

– Достали эти богатенькие буратинки! – вопит бабка с кошелкой. – Люди для них – мусор.

– Да-да…

Я медленно прихожу в себя. Сердце бешено колотится от пережитого страха, даже дышать больно. Наклоняюсь, чтобы поднять выпавшую из рук сумку. Меня ведет в сторону, хорошо, что в узком проулке дома рядом, опираюсь на шершавую стену, втягиваю ноздрями воздух.

«Что со мной?» – недоумеваю. Никогда раньше не было такой реакции на страх, причем чувствую, что испугалась не за себя, а за водителя.

С чего бы? Это он защищен машиной, а не я.

– Блин! Что за невезуха! Опять ты? – рявкает мажор, трогает лоб, смотрит на пальцы. – Твою ж дивизию! Видишь, что ты наделала.

– Я? – захлебываюсь слюной от возмущения. – Это ты едешь, мечтаешь! Я иду себе спокойно, а ты из-за угла…

– Спокойно? Да, ты по центру дороги шлепала!

– Я…

В толпе со скоростью ветра меняется настроение.

– Девка точно спятила, – качает головой бабка.

– Молодежь! Не чувствует опасности, – говорит прохожий, сплевывает и идет дальше.

– Точно, из-за таких, как она, и случаются аварии, – поддерживает его дама, которая держит на поводке собачонку. – Правда, Пусик?

– Тяф, тяф! – звонко соглашается Пусик с хозяйкой.

– Да я… никого же не было…

Так и хочется самой залаять на зевак и послать их подальше, но захлопываю рот. Лучше мне промолчать, и правда, сама нарушила правила.

Мажор опять таращится на свои окровавленные пальцы, трясет головой, потом вытаскивает из кармана телефон. Я бочком, вдоль стены дома, протискиваюсь мимо его машины.

Несколько шагов в горку, потом за угол, и – свобода!

Облом!

Гад хватает меня за локоть.

– Стой! Куда намылилась? Новый иск подавать придется.

– Ой! – вскрикиваю нарочно. – Господин, вы что-то обронили?

– Где?

Он оглядывается, но мой локоть не отпускает. Показываю двумя пальцами на него:

– Глазки обронили, – и тут долго сдерживаемая злость прорывает плотину. – В следующий раз смотри, куда прешь, чмо!

Резко выдергиваю руку и, гордо задрав подбородок, шагаю по тротуару. Спиной чувствую буравящий взгляд и молюсь, чтобы быстрее скрыться. Свернуть не успеваю.

– Хамка! – несется вслед.

– Сам такой! – не сдаюсь я.

– Эй! – кричит он, оборачиваюсь, вижу протянутую руку. – У тебя упало.

Черт! Обшариваю карманы, заглядываю в сумку – все на месте.

– Это не мое.

– И не мое.

– И что же?

– Сама посмотри!

– Хорош прикалываться!

Делаю шаг, но застываю с поднятой ногой, секунду раздумываю. С одной стороны, этот чепушила мог взять на понт, а с другой… Еще раз оглядываю себя, ключи, бейджик, сумка – все на месте. Может, деньги уронила? Или карточку? Издалека не видно, что этот мудачина держит в кулаке.

– Потом пожалеешь!

– Умник нашелся, – ворчу, но сворачиваю за угол. – Думаешь, я поведусь? Не на ту напал.

– Правда, пожалеешь.

Останавливаюсь: вот достал! Но сомнения уже гложут душу. А вдруг что-то важное обронила?

Выглядываю: он стоит на месте с протянутой рукой, словно точно знает, что любопытство во мне победит чувство опасности.

– Мне неинтересно.

– Хорошо! – уже кричит он. – Я себе оставлю!

– Вот придурок!

– Ну все, пока! Я в больничку.

Разворачиваюсь и бегу под горку. Мажор открывает дверь, садится в машину, трогается с места. Я догоняю ее, хлопаю по бамперу.

– Эй, стой! Что там? Покажи.

Он протягивает в окно кулак, я подставляю руку. И тут он раскрывает пальцы – пусто. Я смотрю ошарашенно на него, на свою ладонь, и новая волна злости захлестывает сознание.

– Вот козел! – срывается с губ.

– Ха-ха! – смеется он и заводит мотор. – Как я тебя?

– Ты за это ответишь! – шиплю в ответ.

– А ты за это, – он показывает на разбитый лоб. – Еще и за лечение заплатить придется.

– Нет! Нет!

И тут мою голову охватывает такая боль, что невольно вырывается стон. Кажется, что лоб разрезали на несколько частей, и теперь эта рана саднит и горит невозможно.

– Э-э-э, что с тобой?

Мажор выскакивает из машины.

– Не знаю, больно.

– Где?

– Здесь.

Показываю пальцем на место сосредоточения боли, и тут только соображаю: это та же точка, что и у него.

– Покажи! – он отодвигает челку с моего лба. – Ничего нет. Ты разыгрываешь меня? Это мне нужна помощь!

– Обойдешься, – стиснув зубы, цежу я.

– Ну, что ж, я думал, не понадобится иска, но теперь…

– Я помогу. Давай аптечку.

– Садись в машину, здесь нельзя долго стоять.

Оглядываюсь: действительно, в узком проулке его джип перекрыл всю дорогу. Это счастье, что никому она не понадобилась.

Мы выезжаем на трассу, мимо несется поток машин. Мажор обгоняет одну, другую, джип качает из стороны в сторону.

– Эй, тише едешь, дальше будешь, – хватаюсь за ремень безопасности я.

– Ничего не вижу, кровь, – отвечает он.

Действительно, ранка, уже немного подсохшая, начала сочиться опять. Красные капли растекаются по лицу, капают на футболку, а я чувствую неловкость.

– Где у тебя салфетки?

– В подлокотнике посмотри.