– Я уже люблю императрицу, – объявил он, по-мальчишески улыбаясь, – так что мне не требуется времени на раздумья. Тарисай из Суоны, примешь ли ты меня в свой Совет?

По залу разнесся шепот. Я неохотно взяла у Дайо флакон, глядя на него в замешательстве.

«Я только что поняла, – сказала я через Луч. – Если я помажу тебя и Минь Цзя, у меня будет Совет из тринадцати. Как это возможно? Лучезарные получают по одной неуязвимости за каждого помазанного. Есть только двенадцать смертей, помимо старости, а к ней неуязвимым не может быть никто».

Дайо усмехнулся.

«Может, ты станешь бессмертной».

«Не шути так! – Меня охватил ужас. – Если и есть работа, которую я не хотела бы делать вечно, то это она».

В ответ он наклонился и поцеловал меня в щеку, посылая мне мысленно тепло своей поддержки.

«Видимо, мы выясним это на практике».

Мое сердце заколотилось. Но когда он начал преклонять колени, я остановила его.

«Лучше стой», – попросила я.

«Почему?»

Я закусила губу. Одна из причин заключалась в том, что каждый представитель знати в этом зале и так уже подозревал, что я – ведьма-узурпатор, управляющая Дайо, как опытный кукловод.

Но другая причина – та, которую я ему назвала, – была более важной:

«Потому что время преклоненных колен прошло. Изначально Лучезарные должны были править как равные, Дайо. Пора нам встать плечом к плечу».

Он кивнул, просияв.

Теперь я засомневалась. Что, во имя Ама, я должна сказать? Традиционная фраза звучала так: «Станешь ли ты луной к утренней звезде…» – но это казалось неправильным в данном случае. Я ждала, призывая того теплого, таинственного духа из пещеры на горе Сагимсан, чтобы правильные слова нашли меня сами. Закрыв глаза, я словно воспарила над своим телом, глядя на происходящее сверху. А потом я была повсюду и сразу, объятая бесформенным Кем-то, кого я встретила лишь однажды.

Когда я заговорила, мой голос не принадлежал мне, хотя я и ощущала себя собой больше, чем когда-либо. Внешняя сила позаимствовала мои легкие, наполняя зал трехголосой гармонией с эхо-камня:

– На небе больше звезд, чем душа может насчитать, – произнесла эта сила. – Каждая – ярче и горячее предыдущей. И все же для всех них в небе хватает места. Так скажи, Экундайо из Олуона: будешь ли ты сиять рядом с Тарисай из Суоны? Готов ли ты занять место в ее Совете?

Если Дайо и боялся захватившего меня духа, то не подал виду. Вместо этого он лишь спокойно улыбнулся: в глазах у него стояли слезы счастья.

– Да, – сказал он. – Я готов.

Тогда дух засиял, окутав нас обоих волной древней радости – и пропал. Я осталась на платформе, уже снова будучи собой – обычной трепещущей смертной.

Половина гостей в зале пали ниц. Остальные стояли на коленях, осеняя себя знаком Сказителя.

«Спасибо», – подумала я.

В ответ раздался низкий гул, сотрясший платформу. Звук походил на смешок… или на гортанный крик пеликана.

– Ну, – спросил Дайо, – разве ты не собираешься предложить мне Луч?

Я выпрямилась и сосредоточилась. Лучом Дайо я пользовалась постоянно, заглядывая в мысли своих названых братьев и сестер. Это было легко – словно плыть по течению реки. Но на этот раз рекой буду я, а Дайо попытается присоединить свой поток к моему.

Я сконцентрировалась на жаре в груди, позволяя ему осесть в янтаре на шее. Сосредоточься. В основании шеи возникло приятное тепло, потянувшееся к моему разуму.

– Экундайо из Олуона, – прошептала я, – прими свое помазание.

Затем я соединила тонкие ручейки тепла в один-единственный луч и направила его на Дайо. Тот сделал резкий вдох, как будто его пронзили кинжалом… а потом сразу расслабился.

«Ну, – рассмеялся он у меня в голове, – это было легко».

Я чуть не подпрыгнула. Его голос теперь резонировал у меня в костях, громче, чем когда-либо. Он казался… раздвоенным. Словно он говорил сразу двумя наборами голосовых связок – и второй звучал до странного по-женски.

«Ты говоришь моим голосом», – сообщила я ему, округлив глаза.

Теперь он тоже выглядел удивленным.

«А ты – моим! – сказал он. – Видимо, так случается, если в теле сосуществуют два Луча. Это… беспокоит тебя?»

«Нет, – ответила я после паузы. – Кажется, это… приятно».

Я вздрогнула от удовольствия, слыша свой новый голос.

«Очень приятно».

«Мне тоже».

Я зачарованно наблюдала, как синие узоры на моих руках растут и распространяются по груди. Моя карта Искупительницы становилась больше. Когда я помажу полноценный Совет, вероятно, вся моя кожа будет покрыта татуировками.

Гости в зале ахнули в почтительном ужасе. Ай Лин решила взять происходящее под контроль, хлопнув в ладоши:

– Да здравствует Экундайо, – объявила она, поднимая кубок и улыбаясь нам обоим. – Первый Помазанник императрицы-Искупительницы! За мир во всем Аритсаре!

Зал разразился аплодисментами, сперва растерянными, потом – почти с маниакальным энтузиазмом. Многие поднимали кубки в согласии с тостом. Музыканты заиграли торжественную мелодию, и мои спрайты пульсировали под ритм. По сигналу Ай Лин слуги начали бросать с балконов лепестки цветов и кусочки сверкающей ткани – финал нашего представления.

Дайо поднял меня в воздух, закружив в объятиях. Я невольно рассмеялась: от счастья у меня словно выросли крылья. Потом Дайо поставил меня обратно…

…И зал исчез.

Или скорее исчезли все люди в нем. Я стояла в просторной и тихой комнате: вместо гостей торжества меня окружали дети с пустыми лицами. Две тысячи чумазых тел, пахнущих смертью, смотрели на меня ничего не выражающим взглядом.

Сердце испуганно заколотилось.

– Что вы такое? – просипела я, царапая свои руки: узоры Искупительницы жгли кожу, как море огненных муравьев. – Откуда вы пришли? Чего вы хотите?

Дети смотрели на меня все так же равнодушно. И через несколько мгновений заговорили монотонным хором:

«Мы требуем справедливости – никому нет дела – должна была спасти нас – мертвы, все мертвы – почему тебе все равно? – недостаточно – ты делаешь недостаточно – заплати за наши жизни – справедливость – должна заплатить…»

Я закрыла уши, но тщетно. Узоры на руках светились, угрожая расплавить кожу до костей.

– Чего вы хотите? – прокричала я снова. – Ради Ама, просто скажите, что вам нужно!

Они снова замолчали. Затем тысячи грязных пальцев синхронно указали на меня, и дети вновь заговорили одновременно:

«Искупительница. Искупительница. Императрица-Искупительница».

Я вернулась в Имперский Зал: Дайо все еще держал меня в руках. В ушах звенела радостная музыка. Меня прошиб холодный пот.

– Тар? – Дайо вгляделся мне в лицо – его улыбку сменило беспокойство. – Ты как будто была где-то не здесь. Все в порядке?

Я взглянула на него, цепенея от ужаса. Он не видел их.

Никто не видел этих детей, кроме меня.

– Конечно, – сказала я, почувствовав, как пересохло в горле, и выдавила слабую улыбку.

Дайо поднял наши сцепленные руки в знак триумфа. Лепестки падали с потолка – каскад алого и белого. Толпа взревела:

– Да здравствует император! Да здравствует императрица-Искупительница!

Часть II

Глава 8

Когда мы с Дайо, Ай Лин и Кирой вернулись в Имперские апартаменты, эхо разговоров через Луч в коридорах уже смолкло. Наши названые братья и сестры спали, устроившись рядом в общей гостиной. Они храпели и бормотали что-то сквозь сон, держа в руках пустые кубки из-под вина и наполовину съеденные миски фуфу. Похоже, они пытались нас дождаться. Сердце переполнила нежность: моя пестрая семейка расслабленно лежала на диванах и коврах, дыша в унисон. Я коснулась кончиками пальцев каждой головы, посылая всем сны. Хотя я скучала по ним весь вечер, мне было легче от того, что они уже спят.

Если бы они бодрствовали, мне пришлось бы рассказать им, что я схожу с ума.

Скоро они и сами узнают, когда до них дойдут дворцовые сплетни. Служанка видела, как я разговариваю с воздухом, и весь двор был свидетелем того, как моим телом завладел божественный дух. Более религиозная часть населения Ан-Илайобы, возможно, теперь проникнется ко мне почтением, но здравый рассудок и близость с богами обычно не идут рука об руку. Я хотела, чтобы Аритсар воспринимал меня всерьез в качестве императрицы, а не заточал в позолоченный храм, как сумасшедшего оракула.

Но об этом я решила подумать завтра. Пожелав спокойной ночи Дайо, Ай Лин и Кире, я заметила, что одного человека в общей куче спящих тел не хватает.

«Джит? – спросила я мысленно, сканируя Лучом соседние помещения. – Где ты?»

Ответом мне послужило шевеление разбуженного разума. Я ощутила волну виноватого тепла.

«Здесь. Прости, я хотел тебя дождаться».

Я последовала за голосом. Санджит нашелся в моей спальне: он сидел на помосте, где располагалась моя циновка. Эта спальня, поспешно добавленная к Имперским апартаментам после моего становления императрицей, все еще ощущалась чужой, несмотря на расписные стены и высокий стеклянный купол потолка, позволяющий мне следить за спрайтами в небе. Санджит выглядел сонным в тусклом свете ламп. Когда я вошла, он встал, протягивая мне поднос с блюдами – рагу и жареные бананы, уже остывшие, но все еще соблазнительно пахнущие специями.

– Припас с ужина, – пробормотал он, зевая. – Я знаю, что вам с Дайо на этих праздниках не позволяется есть.

– Так бы и расцеловала тебя! – простонала я, оседая на софу и вдыхая аромат еды с искренней благодарностью.

Санджит усмехнулся и сел рядом. Задумчиво оглядел мой наряд, особенно верх из ракушек каури.

– Итак, – начал он непринужденным тоном, – полагаю, правители континента поклялись тебе в верности с первого же взгляда?

Хмыкнув, я вытерла руки от жира после жареных бананов, совершенно не чувствуя себя соблазнительной. Мой сложный макияж и золотая пудра на плечах успели смазаться и поблекнуть во время пира, ожерелье из ракушек спуталось, а одежда измялась… но Санджит все равно смотрел на меня с явным восхищением.

– Едва ли, – сказала я. – Но, по крайней мере, они планируют остаться на какое-то время. Дайо фактически предложил им мою голову на блюдце. – Он испуганно отшатнулся, так что я поспешила пояснить: – Я должна показать им все мои воспоминания. Даже самые плохие. Не спрашивай – это якобы должно заставить их полюбить меня или что-то вроде того. – Я уставилась на свои окольцованные пальцы. – Не очень хочу об этом говорить.

Я решила пока не думать о состоянии своего рассудка. Так казалось проще, пока призрачные мертвые дети поджидали меня в темных углах.

Санджит не стал расспрашивать. Вместо этого он слегка коснулся ногой моей лодыжки – там, где крошечные колокольчики звенели на золотой цепочке. Браслет его матери с ракушкой каури сверкал на моей ноге.

– Знаешь, – сказал он, лукаво блеснув глазами чайного цвета, – ама была бы разочарована, если бы ты никогда в этом не танцевала.

Мои щеки вспыхнули. Я поспешно отогнала от себя образ самодовольного, ненавистного лица джибантийца, танцевавшего со мной на пиру.

– Сомневаюсь. Мое чувство ритма оскорбило бы память твоей матери.

Он покачал головой.

– Ты бы ей понравилась.

Снаружи комнаты забили в свои барабаны гвардейцы, обозначая поздний час. Санджит встал, потирая шею, и взглянул на дверь:

– Наверное, нам пора ложиться.

– Наверное. – Я накрутила на палец прядь волос. – Где мы будем сегодня? Остальные уснули в общей гостиной.