На улице Данута ждал его маленький отряд. Выяснив, что они только спугнули мародеров, но никого не схватили, отмахнулся – ну, спугнули, так уже хорошо. Передав им и убитого, и арестантов, приказал им отправляться в сторону ратуши, отыскать там кого-нибудь из чиновников и сдать «груз». Хоть и был приказ Первого бургомистра казнить мародеров на месте преступления, но парень этого сделать и сам бы не смог, и другим не сумел бы приказать. Да что там – захоти кто-нибудь из его бойцов привести приказ в исполнение, не позволил бы. Одно дело – убить человека в бою, совсем другое – пленного. Нет уж, пусть бургомистры сами разбираются. Захотят образцово-показательную казнь – пусть казнят, нет, их дело.

Все утро на берег выбрасывало тела погибших матросов, докеров, прибивало обгоревшие обломки и ошметки судов. Когда окончательно рассвело, солнце, равнодушное к человеческим бедам, рассеяло лучами дымку, еще тянувшуюся от несгоревших остовов судов, осветив новую напасть.

В бухту входили корабли. Огромные! Даже те, кто всю жизнь бороздил моря, никогда не видели ничего подобного.

Самые большие дома в Тангейне были высотой в четыре этажа. А здесь, на плаву держался монстр, высотой не меньше восьми. Опытные люди прикинули, что длиной такое страшилище не меньше четырехсот футов, а шириной – около ста. По сравнению с ним любой тангейский корабль выглядел (ну, теперь уже в прошедшем времени), лодкой. Если с чем и можно было сравнить такой корабль, то только с комодом. Плавучий комод, только в тысячу раз больше!

– Это же сколько у него людей на борту? – мрачно прикинул Гилберт, что вместе с Данутом рассматривал чужие суда. – Тысячи три, не меньше.

– А может все пять, – сказал Данут.

– Пусть пять… Сколько здесь этих посудин? Раз, два … восемь. Итого – сорок пять тысяч.

– Добавим еще тех, кто на «флейтах», – предложил юноша.

– Ага, – кивнул Гилберт. – Если добавить хотя бы пять тысяч, то их пятьдесят. А у нас?

«Летучий отряд» Гилберта был отправлен на усиление надвратных портовых башен как только Первый бургомистр узнал о приближении кораблей. Если понадобится – его можно перебросить на другой участок. Пока же, пусть защитники чувствуют себя увереннее рядом с опытными бойцами. И, как-то уже само-собой получилось, что участком начал командовать Гилберт. Прежний командир – старшина суконщиков и советник (в том смысле, что был членом Городского совета), сам с удовольствием передоверил руководство более опытному человеку.

– Вот, не нравятся мне эти страшилища, – сказал Гилберт, до боли во взгляде всматриваясь в плавучие «комоды». – Сам-то, как считаешь, для чего они годятся?

Данут, хотя и вырос на берегу моря, мало что мог сказать. Ну, кочи поморские он видел, вот и все. А потом, только те, что стояли в порту, да плавали по реке. У каждого судна есть какие-то задачи. Вот, разве что… Но вслух не сказал, опасаясь, как бы его предположение не оказалось правдой.

– Осадка высокая, – пожал Данут плечами. И впрямь, ватерлиния была значительно выше, чем ей положено. – Значит, груз легкий?

– Как бы это не оссуарии, – вздохнул Гилберт.

– Оссуарии? – наморщил лоб Данут. Слово это он слышал, но что означает, не помнил.

– Ну, сейчас поймем – они или нет.

Громоздкие корабли норгов подошли едва ли не к береговой линии. Четыре шло впереди, еще четыре держались сзади. Еще чуть-чуть, и передние суда сядут на мель. А они, вместо того, чтобы остановиться, так и перли вперед. На стенах Тангейна, где стояли, в основном, моряки и рыбаки, раздались изумленные возгласы. Вот, первый «комод» остановился, сев-таки на мель, следом за ним второй, третий, четвертый… Но тут стало ясно, почему!

На всех четырех кораблях, почти одновременно, откинулась передняя часть, превращаясь в гигантские сходни, а из их внутренностей на сушу пошли … скелеты. Их было так много, что если кто-то и попытался считать, скоро сбился со чета.

А Данут вспомнил, что оссуариями называют хранилища для живых мертвецов. Ну, или для скелетов, что повинуются волшебным звукам монотонного марша, исполняемого на флейте.

В восемь гигинтских кораблей можно набить невесть какое количество мертвецов. Им и места много не нужно, не нуждаются скелеты и в запасах пищи, и поить не нужно. Пожалуй, в каждый «комод» можно поместить до десяти тысяч. Итого, восемьдесят тысяч скелетов. Хреново.

Скелеты, тем временем, выходили и выходили, заполняя собой все водное пространство между кораблями и берегом. Соблюдать полную синхронность и четкость им мешали набегавшие волны, утаскивавшие за собой то одного, то другого мертвеца, роняли их под ноги идущих, но это не останавливало наступавших.

– Э, погляди-ка, куда прут! – радостно заорал кто-то, показывая рукой на что-то, едва заметное со стены.

Присмотревшись, Данут улыбнулся: часть мертвяков угодило в «обратку» – приливную волну, уходящую обратно в море. Опытный человек обратил бы внимание на бурлящий канал белой воды, отчетливо заметный среди бирюзы. Но мертвые глазницы не то не смогли это рассмотреть, не то просто не захотели. И теперь часть передовой колонны уносит в море! Мертвая плоть не догадывается, что сейчас надо плыть параллельно берегу, чтобы потом вернуться обратно. И возвращаться не або как, а под углом. Ну, куда уж там! Они умерли, им все равно, пойдут ли они в атаку, или их кости растворит соленая вода! Уносит, сволочей в Вотрон. Эх, если бы весь флот норгов смыло обратно, а так, каких-то два десятка! Но холодный бард, руководивший этим колонной, слегка изменил мелодию, и скелеты принялись дружно огибать опасное место. Ну, что бы тебе, заразе, немного помешкать, Вотрон унес бы всю сотню! Впрочем, даже двадцать – это лучше, чем ничего.

Но мертвое воинство потерь не замечало. На место выпавшего из строя костяка вставал другой, третий и, наконец, мертвая рать вышла на сушу и устремилась прямо к стенам.

Нет, давно умершие бойцы, поднятые джаддоками из тысяч безымянных могил, не собирались идти на каменные стены, биться о них лбами или делать из костяков ступени для лестницы. Раздались звуки флейты – более пронзительные, чем раньше, словно в мотив марша вмешалось щебетание крупной птицы – не то поморника, не то еще филина. Сбоку, убыстряя темп, появились шеренги, державшие в мертвых руках штурмовые лестницы.

Теперь одни мертвяки ставили лестницы к стенам, а другие, не дав даже себе времени опомнится, полезли по ним вверх. Удивительно, но «хладные барды» не озаботились о прикрытии своих цепей, идущих на штурм. Впрочем, это их дело. Не берегут бойцов, значит их много.

– Разобрать рогатки! – громко приказал Гилбер.

Народ на стенах, уже изнывавший без дела, радостно расхватал рогатины, лежавшие у зубцов и бойниц, стали примериваться – куда бы упереть. Кто-то уже пытается сдвинуть с места лестницу, но в одиночку не получается. А вот вдвоем – втроем, самое то!

– Не торопиться! – рыкнул Гилберт на тех, что спешно скидывал лестницы, не дожидаясь, пока на них начнут карабкаться мертвецы. – Подождать, пока скелетоны наверх не влезут, тогда и кидайте!

И впрямь, какой смысл скидывать пустые лестницы? Скелеты же, падая с высоты семидесяти футов, очень качественно разбивались о камни, а обломки скелетов мешали карабкаться остальным.

Данут, для которого пока не было дела, смотрел вниз, раздумывая, что неплохо, если бы городские башни стояли не вровень со стенами, а выступали вперед, а бойницы выходили не на море, а глядели вправо и влево. Тогда бы можно было сметать лестницы наступавших, простреливая вдоль стен из мощных арбалетов.

Гилберт вместе с гильдейскими мастерами ходил по стене, присматривая, чтобы народ не очень увлекался, не выставлял себя в бойницы и, не забывал меняться. Скелеты усталости не почувствуют, а люди, очень даже. А то, что пока нападающие идут без прикрытия, без лучников, ни о чем не говорит. Стоит только расслабиться, а лучники с арбалетчики тут как тут. Подстрелят, а восполнять потери будет нечем.

Когда скелеты снова пошли на штурм, с башен заработали камнеметы – гигантские ложки, зачерпнувшие каменную кашу. Могли бы начать и раньше, но как на грех, у крепостных «онагров» рядом не оказалось камней. И хотя около стен их было навалом, но пока подняли, пока наловчились увязывать в сети. Да и опыта стрелки еще не имели. Первые выстрелы оказались неудачными: целая сеть с камнями улетела куда-то вбок, не задев никого, другая обвалилась – едва успели отпрыгнуть. Но после третьего раза приноровились и все пошло как надо – камни летели вниз, раскидывая скелеты, ломая лестницы.

Скелеты штурмовали стены до самого заката. Вечность, как показалось защитникам. И хотя они постоянно менялись, но руки начали уставать. А мертвые кости все лезли, лезли, словно гигантские муравьи. Скелеты не знают усталости. Но к счастью, начали уставать «холодные барды». Звуки флейты стали прерываться, погонщики мертвых сбивались с ритма, путали ноты, чем вносили сумятицу в ряды своих воинов. И, наконец, скелеты прекратили штурм.

3. Первые потери

Как известно, любая нежить, предпочитает творить свои дела ночью. Вот только – кому известно? На самом-то деле, когда говорят «общеизвестно», это как раз из той категории, когда неизвестно ни фига. Те, кто хоть единожды повстречался с нежитью, или иной тварью, уже никому ничего рассказать не сможет. На самом-то деле, нежити все равно, в какое время суток творить свои действа. Тем не менее, в ожидании нового штурма, на башнях и стенах Тангейна всю ночь не смыкали глаз часовые, а между зубцами горели факелы.

С восходом солнца, когда караульные на стенах Тангейна уже принялись отчаянно зевать, мечтая о смене, о подогретом пиве с пряностями и добрым куском пирога, а чтобы потом и в постель, со стороны моря раздались звуки флейты. Сонливость как рукой сняло, а услышав осточертевшую со вчерашнего дня мелодию, народ скривился. Флейта – очень хороший инструмент, но теперь флейтистам Тангейна не заработать на хлеб насущный. Боюсь, что и всем прочим, кто играет на духовых музыкальных инструментах. В лучшем случае сломают дудку о голову, намнут бока, а о худшем, даже подумать страшно.

Защитники изготовились к штурму, но их тревога была напрасной. Оказалось, что «музыкант» подает не приказ к атаке, а сигнал об уборке территории. Впрочем, для горожан это пока простительно. Не сказать, что ремесленники, моряки и торговцы были заядлыми меломанами, но большинство обладало каким-никаким музыкальным слухом, и отличить одну мелодию от другой могли без труда. Другое дело, что мелодии «холодных бардов» были не похожи ни на одну человеческую, ни на те, с чем сравнивают неудачную музыку – ни на воронье карканье, ни на собачий лай. Это были звуки, составленные в стройные ряды, но звучавшие с какой-то нечеловеческой гармонией, отчего мороз продирал живое тело, а по спинам начинал стекать холодный пот.

Данут провел ночь в небольшой караулке в башне, скрючившись на коротком топчанчике. Рядом с ним спали еще пять человек – те самые, с которыми он патрулировал улицы, а теперь уже взял под постоянное начало. Только-только проснулись, как снизу пришел очень серьезный мальчишка, с котелком каши и корзиной хлеба. Данут управился с завтраком раньше подчиненных и уже собирался пойти посмотреть, что там творят скелеты, как в дверном проеме показалась Тина.

– Не разбудила? – весело поинтересовалась девушка.

Появление красивой женщины в караулке сродни явлению королевы на постоялом дворе. К счастью, все из присутствующих уже были одеты, нигде не валялось ничего непотребного, вроде кальсон или грязных портянок. Кто-то из бойцов присвистнул, а самый молодой – всего-то на пару лет старше Данута, длинный парень, прозванный почему-то Комаром, успевший походить по Шейне до самого Скаллена, поплавать по Петронеллу, носивший на лице шрам, оставленный речными пиратами, хотел было, сказать что-то скабрезное, но наткнувшись на свирепый взгляд командира, сдержался. Зная Данута, понял, что ему могут заткнуть рот кашей. Вместе с миской.