– Разумеется, – горделиво хохотнул гном. – Гворны не очень сведущи в магии, зато мы различаем вмешательство извне. Металл – очень тонкая и капризная материя. Любое вмешательство извне – механическое, термическое или магическое меняет структуру металлов. Разрешите взглянуть на наконечник вашего копья?

Данут без слов протянул гному свою недоделку.

Профессор повертел перед глазами оружие, поцокал языком:

– Судя по всему – болотная руда, железо чрезвычайно низкого качества, большое содержание шлаков, слабая термическая обработка, ковка. Как я могу заметить – по сбитому краю, – прищелкнул ногтем по кромке наконечника, – это копье долгое время служило гарпуном.

Юноша с невольным уважением посмотрел на гнома. И впрямь, копье перековали из сломавшегося гарпуна. Подтянув к себе ножны с отцовским мечом, молча протянул их собеседнику.

– А это гораздо интереснее, – проговорил гном, слегка выдвигая клинок. – Меч выкован в Скаллене, высококачественная сталь с добавлением … – тут эксперт замялся, – с добавлением кое-каких сложных компонентов. Магического воздействия не чувствую. Были бы под рукой приборы, сказал бы точно, а так – нет.

Далее гном выдал целую руладу непонятных слов – не то гномьих, не то ученых, в которых Данут не понял ровным счетом ничего. Кроме, пожалуй, вывода.

– В целом могу сказать, что это хороший, но не самый уникальный клинок. Таким были вооружены пехотинцы. Впрочем, его мог себе позволить человек выше среднего достатка. Сотник. Возможно – командующий тысячи.

Выше среднего? Хм… Сотник, а то и тысячник?

Гном, вернув оружие владельцу, вернулся к прерванному рассказу о любимом колледже.

– Кафедру прикладной магии у нас возглавляет сам мэтр Гвейн Периверт – родственник механика Деина Периверта и мой тоже. Кстати, – вспомнил вдруг гном. – Я до сих пор не представился. Мэтр Байн Периверт, профессор кафедры Прикладной магии и заведующий лабораторией оружия.

– Данут Таггерт, сын Милуда, – скромно отозвался юноша. Подумав, добавил: – Рыбак.

– Милуд… – призадумался гном. – Где-то я слышал это имя. Ваш отец не участвовал в Аркалльской битве?

– Участвовал, – скромно потупился юноша.

Данут с замиранием сердце ждал, что гном скажет – вот, мол, ваш отец был героем, в одиночку разгромившим главные силы орков, но маленький профессор все испортил:

– Впрочем, кто из фолков не участвовал в ней?… возможно, слышал еще где-то. Нет, не вспомню.

Юноша был разочарован, но не показал виду. Что поделать? Если профессор, как он говорит, целых семьдесят лет преподает в этом… как его? Колледже металлургов, то с памятью у него должно быть совсем плохо. Решил спросить о другом.

– Скажите, мэтр Байн…

– Можете меня называть просто – профессор, – любезно разрешил гном. Склонив голову набок, словно на экзамене, мэтр покровительственно поинтересовался: – Что вы хотели узнать?

– Профессор, а чем отличается йотун от тролля, ну, кроме рогов?

На сей раз мэтр Байн не разродился тирадой, а грустно сказал:

– Йотуны, помимо всего прочего – рогов, обладают еще и магией. Когда вы проткнули копьем этого монстра, с моих глаз словно упала пелена. Он же нас просто околдовал. Ну, как мы могли так бездарно попасться в ловушку? Ну ладно, слишком доверились академическим картам! Там же нигде не указано, что в двух днях пути от Тангейна обитает йотун! Но разбить лагерь у самого логова тролля… тьфу ты – йотуна! К тому же, он создал защитный барьер, не подпускавший нас к нему и близко. Мои лучшие студенты погибли. Что я скажу их родителям?

Данут порадовался, что не высказал гному все то, что он думал об их поведении. Поди ж ты, оказывается, что тролль с рогами был не простым, а волшебным. Тогда все ясно. Ясно-понятно, как говаривал отец. Покойный отец.

– Откуда вы могли знать, – попытался успокоить парень старика, но тот лишь прикусил губу и вытер глаза кончиком бороды.

Утешать гнома, или, как он себя назвал – гворна, Данут не стал. Какое утешение? Наставник потерял пятнадцать учеников… По его вине, нет ли, неважно. Случись такое у поморов, ему бы не жить. Но профессору нужно еще вернуть живых обратно.

– Господин Данут, сын Милуда, – начал гном, но теперь уже юноша его поправил: – Просто Данут. Можно без господина.

– Господин Данут… – слегка запнулся гном, но поправился: – Данут, вы идете из Ошта? Как я полагаю, в Тангейн?

Ошт? Данут поначалу и не понял, что речь идет о его поселке. Ну, скажите, кто именует собственную деревню или город? Обычно, говорят просто – поселок. Даже про море, что его называют «море Вотрана» поморы узнали от приезжих. А так, море и море…

– Ошта больше нет, – глухо сказал парень, пряча глаза.

– Бализард? Или вайрг? – с сочувствием поинтересовался профессор. – Да, эти ветры…

– Норги.

– Норги? – изумился гном, оглядывая парня с ног до головы. – А вы?…

– Меня в тот день не было.

Прозвучало, словно бы в оправдание. Да оно и было оправданием. Дануту до сих пор было стыдно, что все его близкие погибли, а он, почему-то жив.

Гном не стал говорить прочувственных слов о том, что он все понимает – сам только что потерял близких ему людей. Он встал на ноги и, молча прижал голову Данута к своей груди, слегка приобняв юношу за плечи.

Данут напрягся, мышцы словно бы одеревенели. За всю жизнь он не помнил, чтобы отец хоть когда-то обнимал его. Может, когда он был таким маленьким, что и сам не помнил? Он знал, что отец его очень любит, но Милуд никогда не выражал своих чувств к сыну более, чем улыбкой. А сейчас… Уклоняться или вырываться не стал. Ему даже показалось, что уткнувшись в широкую грудь маленького профессора, он словно бы передал часть своей боли. Захотелось заплакать, но беда в том, что Данут этого не умел.

Мэтр Байн не зря много лет был наставником юных гворнов. Он прекрасно знал меру – удерживал юношу ровно столько, сколько это было нужно, чтобы объятия не показались в тягость ни ему, ни юноше.

– Я иду в Тангейн, к своему дяде, – кашлянул Данут, прочищая горло от набежавшего комка. Пояснять – кто такой дядя, он не стал. Какая разница?

– Вы не возьметесь проводить нас до города? Нас осталось семеро, а на руках пять раненых. Мы не сможем дотащить всех.

– Раненых? – удивился Данут, посмотрев на молодых гномов, бродивших по полю боя и, вероятно, пытавшихся собрать что-нибудь из имущества. Кто из них раненый? Если такие и есть, они вполне могут дойти самостоятельно.

– Десять моих учеников погибло, их уже не вернуть, – печально произнес гном. – Вечером их следует похоронить. Но пятерым юным гворнам можно помочь. Трое без чувств, а двоим я дал сильное обезболивающее. Дня два они продержатся, но потом требуется немедленная операция. В Тангейте у нас свой постоялый двор, есть госпиталь, опытные хирурги. Поможете? Я хорошо заплачу.

– Конечно, я вам помогу. И безо всякой платы, – поспешно ответил Данут.

А про себя еще раз подумал, что не следует спешить думать о гномах плохо.

Глава четвертая
Родственные чувства

– Вам, любезный брат, никто раньше не говорил, что вы похожи на орка?

Старший из двоюродных братьев – пятнадцатилетний Казистер, с презрением оттопыривал нижнюю губу, посматривая, как работает его обретенный родич. Разумеется, Казистер тоже не бездельничал. Он, как и Данут, числился в младших приказчиках Торгового дома «Силуд Таггерт и сыновья». Но в отличие от «дикого» найденыша, занятого сугубо физическим трудом, Казистер ведал учетом деревянных, глиняных и, даже железных емкостей, в которых хранилось земляной масло, или, как тут его называли – петрол. Данут же, целый день, за исключением перерыва на обед, таскал злосчастные бочки и горшки – выносил наполненные, стаскивал в глубину склада пустые. Часа не проходило, чтобы к складу не подъезжала либо подвода, либо вонючая самобеглая повозка гномов. И каждая либо привозила пустые емкости, либо забирала полные. Иной раз и то и другое сразу. Впрочем, как уверял дядя, жалованье ему шло точно такое же, как и брату. Да и не мог родственник главы компании считаться простым грузчиком.

Дяде принадлежал оптовый склад по продаже петрола, несколько небольших лавок, доходные дома. А вся семья – дядя с тетей и двое детей, жила в огромном доме, где могла бы уместиться деревня рыбаков. Зачем иметь такую домину на четверых, Данут не понимал, но у горожан свои причуды. Даже по меркам небедного Тангейна, Силуд Таггерт считался одним из самых богатых негоциантов. Ничего удивительного – петрол пользовался спросом у гномов, заправлявших продуктами его перегонки тепловики, у судовладельцев, пропитывавших им борта кораблей и шлюпок и, даже у простых людей, в последнее время приохотившихся освещать дома не свечами или лучинами, а масляными лампами.

Данут не роптал, считая справедливым, что он занимается физическим трудом, а не «умственным», как Казистер. Как-никак, наследник Торгового дома пять лет обучался в Коммерческом училище Тангейна, где его учили быть настоящим купцом. Правда, однажды юноша бросил взгляд в амбарную книгу, куда братец вносил подсчеты – страница была испещрена четырехугольниками, перечеркнутыми по диагонали. Все ясно. Именно так отмечали улов и мешки с зерном старейшины в поморской деревне – четыре точки, объединенные шестью палочками – десяток.

Данут был немного удивлен, что дядюшка принял его сразу. Возможно, сыграло свою роль то, что он явился в дом дяди не в образе оборванца, пропахшего сосновой хвоей и кровью, а чистый, одетый в новенькую одежду и блестящие сапоги, сшитые по последней моде. Но здесь не его заслуга, а гномов. После того, как он вместе с уцелевшими гворнами доставил раненых до постоялого двора гномов (как тащили упитанных малышей, лучше не вспоминать), добрый профессор не знал, как рассчитаться со спасителем и помощником. От векшей Данут отказался наотрез, но от новой одежды не стал. Кроме того, гном лично проводил юношу до дома дяди, представив его, как своего спасителя.

А дальше были ахи и вздохи, одинокая слеза, скатившаяся из-под правого века дядюшки и растворившаяся в его морщинках.

Дядя был добр. Но он почему-то ни разу не ответил на простые вопросы – почему он стал купцом, а его брат воином? Что такое случилось с Милудом Таггертом, если он ушел жить в поселок рыбаков? И, наконец, кто была мать Данута?

На все вопросы Силуд пожимал плечами, улыбался, приговаривая – мол, всему свое время. В общем, вырастешь, мальчик, узнаешь!

Если дядя отнесся к появлению родственника нарочито доброжелательно – принял в дом, выделил комнату и назначил в приказчики, то с остальными родственниками отношения не сложились. Тетушка Пайэнира – дородная дядюшкина супруга, просто игнорировала родственника, а если и хотела что-то сказать, обращалась к мужу, говоря о Дануте в третьем лице, никогда не называя по имени. И говорила примерно так: «скажи этому…» или «пусть этот…». Двоюродные братья – старший Казистер и десятилетний Томис, старались сделать брату какую-нибудь подлянку. Однажды Данут обнаружил в своей постели дохлую крысу. Крысу он просто выбросил, решив поначалу, что животное не нашло лучшего места, чтобы умереть. Но в следующий вечер, вернувшись с работы, обнаружил в углу комнаты зловонную лужу, с характерным запахом. Пришлось брать ведро и мыть пол. Утром дядюшка разразился пространными рассуждениями о том, что в его доме есть прекрасная уборная, но «некоторые, недостаточно культурные люди, привыкшие гадить там же, где живут, не хотят пользоваться благами цивилизации». Братья злорадно смеялись, а тетушка смотрела на племянника, словно на дохлую собаку. А на следующий вечер, помимо лужи, Данут обнаружил еще и кучу дерьма. Не сказав никому не слова – а смысл? – убрал нечистоты, взял из поленницы пару деревяшек и за ночь смастерил небольшой капкан (про капкан, конечно, сильно сказано – скорее силок с утяжелителем).