– Федя, ты меня не томи. У меня день сегодня – хуже не придумаешь, да и силы уже на исходе. Мне Бог знает, что пришлось пережить, чтобы только найти путь к этому медведю. А тут ты ломаешься, будто сдобный пряник, только что выпавший из печи. – И я сделала маленький шажок по направлению мужика, чтобы для усиления эффекта от моих слов поближе заглянуть ему в глаза.

Но, увы, он мои слова и действия, скорее всего, воспринял, как некую угрозу. И меня это насмешило. Я представила себе, как в этот момент мы смотрелись со стороны. Какая-то зачуханная баба, непонятно откуда взявшаяся и он, бравый и бывалый охотник, с карабином наперевес. И он еще при этом от меня шарахается. Я чуть все не испортила, собравшись хихикнуть. Но вовремя спохватившись, скорчила серьезную физиономию. Видимо, получилось не ахти как, потому что Федор среагировал моментально, отпрыгнув от меня на значительное расстояние, и вновь потянулся за карабином. Это стало последней каплей в чаше моего терпения, и я, забыв, что передо мной не мужик из моей бригады, рявкнула так, что снег посыпался с нижних веток елей.

– А ну, хорош прикидываться!! Веди меня к Асхату немедленно!!

Мое рявканье не произвело на него ни малейшего впечатления. По крайней мере, такого, какого я ожидала. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы я не произнесла имя медведя. Между прочим, уже во второй раз. Федор наклонил на бок голову, прищурил свои и без того узкие глаза, так, что они превратились в две темные черточки и, растягивая слова, спросил:

– Почему ты называешь его Асхатом?

Подобного вопроса я ожидала меньше всего. Растерянно хлопнула глазами и уже спокойнее проговорила:

– Потому что это – его имя. Тебя вот зовут Федор, а его – Асхат.

Охотник о чем-то задумался на несколько мгновений, все еще рассматривая меня своими глазами-щелочками, потом, словно отвечая самому себе на какой-то вопрос, проговорил:

– Земля большая. Чудес много. Почему бы не быть и женщине Мось-Аюна… – Потом решительно убрал карабин за спину, взял свои лыжи, стоявшие прислоненными к ближайшему дереву в руки, и мотнул мне головой. – Пошли. Тут недалеко.

Мы засыпали костер снегом и стали пробираться вглубь леса. Я вполне оценила его благородный поступок, что он не встал сам на лыжи, а брел впереди меня по снегу. Не думаю, что из солидарности. Скорее всего, сработал некий рационализм его мышления. Если бы он был на лыжах, а я пешком за ним по снегу продиралась, то ему пришлось бы меня довольно долго ждать. Хотя, возможно, мне это только так казалось, а у него могли быть совершенно другие резоны на этот счет. Бредя за ним по снегу, которого здесь под пологом было чуть ниже колена, я попыталась задать ему вопрос, который меня заинтересовал с самого начала нашего разговора.

– Скажи Федор, а кто такой этот твой Мось-Аюна, которого ты встречал, как говоришь, только один раз в жизни? И что вообще значит это слово?

Идущий впереди меня охотник не сразу ответил на мой вопрос. Я уже думала еще раз повторить его, подойдя ближе и гаркнув ему вопрос в самое ухо. Ну кто знает, может он глуховат, или из-за своей меховой шапки плохо слышит? Но делать этого не пришлось. Федор неожиданно остановился так, что я от неожиданности чуть не налетела на его спину. Посмотрел на меня с подозрением, и наставительно, как учитель тупому ученику, проговорил, чуть ли не по слогам:

– Мось-Аюна – это Человек-Медведь. Душа у него, как у медведя, только в человеческом теле. Он – хозяин надо всеми медведями в лесу. Его все медведи должны слушаться…

Проговорив это, словно прочитав мне лекцию, он развернулся и опять пошел вперед. Но на первый мой вопрос, кто такой этот человек Мось-Аюна, которого Федор один раз встречал в своей жизни, он не ответил. Наверное, еще считал меня не достойной его доверия. Хотя, он в этом был, наверное, прав. Я бы тоже не торопилась раскрывать свою душу первому встречному-поперечному в тайге, да к тому же, если этот первый встречный еще и баба. Ничего, все равно допытаю, кто это был таков. Вдруг, я поймала себя на мысли, что мне почему-то очень важно это узнать. Я принялась размышлять, копаться в своих мыслях. С какого такого перепуга мне вдруг приспичило узнать неизвестно о каком мужике, которого в «один раз в своей жизни» встретил какой-то охотник, не то хант, не то манси? Но докопаться до определенности мне не удалось, так как, величественные ели слегка раздвинулись, словно театральный занавес на малой сцене, открывая небольшую полянку, на которой к гранитному лбу скалы прилепилась небольшая избушка.

Я остановилась на самом краю поляны, сердце вдруг учащенно забилось. Федор, который уже почти дошел до самой избы, оглянулся, и, как мне показалось, с удивлением посмотрел на меня. Хотя, конечно, в неверном свете огрызка луны, я могла и ошибиться насчет выражения его лица. Впрочем, мне в данный момент было совершенно безразличны все его эмоции. Я смотрела на темную лохматую кучу, медленно выползающую из-за стены дома. Какая-то теплая волна окутала меня, сердце грозило выскочить из горла в любой момент, ноги почему-то затряслись, и со сдавленным криком я кинулась навстречу Асхату.

Конечно же это был он, наш родной медведь. Утопая в снегу, который на поляне сделался опять более глубоким, я как снегоуборочный комбайн разметая снег, рванула к нему. Рядом с Асхатом упала на колени, обняла его и, зарывшись в холодную густую шерсть, вдруг разрыдалась, бессвязно между всхлипами повторяя:

– Асхатик, миленький, я нашла тебя… Ты живой… Асхатик, родненький…!!!

Глава 7

Медведь облизывал мое лицо и урчал, видимо, говорил что-то на своем медвежьем языке, словно совсем забыв о мысленном общении. Да и я вспомнила об этом не сразу, а вспомнив принялась лихорадочно представлять мысленно все переживания и тревоги после ухода медведя. Асхат замер, перестав урчать, и в мой мозг хлынули картины всего того, что пришлось пережить косолапому. Он брел сквозь врата, будто в каком-то тумане. Упорно искал Олега не по запаху, как любой другой дикий зверь делал бы на его месте. Словно обозначенный светящимся пунктиром, в его голове был нарисован кратчайший путь, который мог бы его привести к другу.

Когда он вынырнул из врат, расположенных у какой-то пещеры, то наткнулся на сторожей, охранявших эти врата по указанию Копейщиков. Как бы быстро все не происходило, но медведю удалось засечь их мысли, и он понял, что это враги. Но предпринять уже ничего не мог, все закрутилось слишком быстро. Люди растерялись, когда на них из-за мерцающей завесы врат вдруг вынырнула огромная туша дикого зверя. И стрелять они начали с испуга. Даже, скорее, не стрелять, а отстреливаться. Иначе бы медведю совсем не поздоровилось. Ему и от этих беспорядочных выстрелов досталось так, что еле лапы унес. Но по счастью, пули не задели ни одну кость. Хотя, крови он потерял много. Летел от этого места куда глаза глядят, только бы быстрее уйти подальше от этих людей. Да еще помог слабый буран, разразившийся так вовремя. Он замел кровавые следы на снегу, и люди его уже не могли преследовать. Хотя, у меня мелькнула мысль, что преследовать медведя у них не было ни малейшего желания. Они сами были насмерть перепуганы. Перед глазами возникла картинка, передаваемая мне медведем, искаженных от ужаса лиц, перекошенных в воплях ртов, и побелевших от страха глаз. Туманная мерцающая завеса врат довершила дело. Людям показалось, что из врат вышел не обычный медведь, а какое-то многоголовое чудище, желающее их разорвать в мелкие клочки.

Асхат убрел в горы, и там свалился под большим камнем от бессилия, пытаясь зализать свои раны. Сколько времени он там пролежал медведь так и не мог мне рассказать. У медведей свое представление о времени. Он только сообщил мне, что видел восход луны два раза. Из чего я сделала заключение, что до той поры, когда его обнаружил Федор, прошло чуть более двух суток. Опытный таежник сразу понял, что медведь ранен. Можно сказать, что Асхату невероятно повезло, когда ему встретился именно хакас. У коренных жителей Сибири и Урала было более трепетное отношение к медведям, чем у других рас. Для них медведь был почти-что богом, хозяином тайги, которая была для этих народов и кормилицей, и поилицей, а зачастую, жизнь племени зависела от расположения суровой родительницы. А каким оно будет, зависело целиком и полностью от самого Хозяина, Медведя. У хант даже есть поговорка: «Убить медведя – все равно, что убить человека». Поэтому Федор не принялся сразу палить из карабина по раненному зверю. А Асхат, собрав свои последние силы, постарался передать в мозг охотника картину своей безопасности и разумности, а также, некую просьбу о помощи.

По всей вероятности, эти мысли дошли-таки до разума охотника, потому что тот настороженно остановился и с изумлением и испугом смотрел на громадную бурую тушу хозяина тайги. И, конечно, Федор сразу сообразил, что перед ним не обычный шатун, которого неопытные и глупые охотники подняли из берлоги. Хакас сразу развел костер неподалеку, подвесил над огнем котелок, набитый снегом. Из своего мешка достал какой-то узелок с травами, и принялся врачевать раны бедного мишки. Сначала очень осторожно, с некой настороженностью, а потом все смелее и увереннее. Даже вынул из задней лапы застрявшую там пулю.

Медведь еще сутки пролежал на этом месте, а охотник все это время не покидал медведя, жег костер, приносил косолапому мясо убитых мелких зверей, которых удавалось без особого шума добыть в округе. Из карабина хакас не стрелял, боясь привлечь внимание плохих людей, ранивших медведя. И вскоре косолапый смог с трудом встать и идти за охотником к его избе. Там Федор накормил его вдоволь мясом ранее добытого лося, и Асхат уже быстро пошел на поправку.

Все это Асхат поведал мне довольно быстро. Передача мысли – это совсем другое дело, чем разговор. Но я все никак не могла отпустить медведя из своих объятий, словно опасалась, что он в ту же минуту исчезнет, растает в воздухе, как мираж или некий фантом. Без конца гладила его огромную лохматую голову, что-то нашептывая успокаивающее, будто малому ребенку. Это состояние душевной расслабленности, словно удалось выдохнуть долго сдерживаемый воздух из груди, прервала мысль медведя.

– Олег рядом. Он в беде. Надо помочь.

Это сообщение вывело меня из моего восхищенно-восторженного состояния, будто мне на голову вылили ведро ледяной воды. Меня так вдохновило, что я нашла Асхата, что он живой и почти невредимый, что на мгновение просто забыла обо всех остальных проблемах. Встрепенувшись, я мысленно спросила лохматого друга:

– Ты знаешь, где он? Сможешь указать? Я не чувствую его мыслей. Все время натыкаюсь на пустоту. Не могу пробиться к нему.

Медведь ответил почти сразу:

– Он у плохих людей с их плохими машинами, как у того, которого ты поразила небесным огнем. Но они не могут проникнуть в его разум, он смог закрыть его. Но и ты не можешь. Медведь может. Только надо подобраться ближе. Силы надо накопить. С кровью сила ушла. Помочь может охотник. Он тоже знает, где искать Олега. Но он не знает, что может…

Последняя фраза ввела меня в легкий ступор. Что это значит? Может, но не знает, что может? Так может или нет?! Асхат прочел мои мысли, так они были очевидны. Но ответил опять загадочно:

– Он может помочь, но пока не знает, что может…

Мне это объяснение не дало ничего нового, понятнее не стало. Если честно, я пока общалась с медведем, даже слегка подзабыла, что мы тут не одни. А теперь, пытаясь разгадать загадки Асхата, обернулась, чтобы задать некоторые вопросы Федору. Бравый охотник стоял, прислонившись к углу своей избы, будто ноги не держали его, и глаза у него были круглые, как у перепуганной совы. Я с пониманием отнеслась к его состоянию. Еще бы! Не каждый день можно увидеть подобную картину, как странная баба обнимается с медведем, а медведь ее нализывает своим языком в ответ. Думаю, за всю свою жизнь подобное увидеть ему довелось впервые.