– Ух, ты такая заботливая. – Я набираю воздуха, мой рот округляется. В каком порядке идут мои желания? На лице Луны написано нетерпение, а у кассы уже собралась очередь из покупателей, поэтому я просто дую на свечку, не думая ни о чем. Будь что будет. Луна аплодирует, несколько покупателей тоже. Я начинаю быстро пробивать товары.

Когда в магазине становится посвободнее, мы с Луной делим между собой задачи для сегодняшнего мероприятия. Книга официально выходит во вторник, но нам разрешили начать продажи на день раньше.

– Вся команда будет здесь сегодня, – говорит Луна. – Редактор, пиарщик и так далее. Надеюсь, они не собираются контролировать каждую мелочь.

Сжав свой экземпляр «Единственного в своем стаде», который я позже аккуратно положу обратно поверх стопки таких же, замечаю, что мои пальцы оставили влажные следы на обложке. Вытираю руки о бедра и борюсь с желанием рассказать обо всем Луне, которая балансирует между званием настоящей подруги и приятной коллеги: я не знаю, сочтет ли она мой интерес к Розмари тревожным, забавным или оправданным. Мы уже делились своими страхами и тайнами, но только в рабочие часы и всегда во время скучных рабочих задач – расставляя таблички, подметая пол, собирая и прокалывая стопки чеков, выбирая подходящий плейлист для мотивации покупателей.

Открываю страницу с благодарностями, надеясь на потрясение: наконец, я хотела бы поблагодарить моего несравненного редактора, Розмари Пирс, без участия которой эта книга не оказалась бы в ваших руках.

Жаль, у меня нет времени подготовиться к появлению Розмари; сегодня у меня будет короткий промежуток времени, чтобы запомниться ей. Калеб только что прислал адрес премиального мексиканского ресторана в Бушвике, где мы еще не были. «В обзоре «Таймс» обещали гуакамоле из манго», – написал он.

А я обожаю гуакамоле из манго.

– Ты же знаешь, что этот ресторан держат белые ребята из Флориды? – Луна задирает бровь, когда я говорю ей, куда мы идем. – Умоляю, ни в коем случае не изображай из себя Книгочея и не пытайся сделать заказ на испанском.

– Я никогда так не делаю.

Другой наш напарник, с которым я редко пересекаюсь, – он работает с Луной в мои выходные, – пообещал подменить меня на несколько часов в конце смены, чтобы я могла уйти пораньше. Луне он не нравится – вернее, она его терпеть не может, – так что мы неласково прозвали его Книгочеем. Любимые авторы Книгочея – Чарльз Буковски, Дэвид Фостер Уоллес, Мишель Уэльбек и Джонатан Франзен. Порой Книгочей начинает ни с того ни с сего болтать с Луной на испанском, чтобы «освежить» язык перед своими постоянными поездками в Канкун^[12]. («Ошибочные тарифы – это реально дешево», – любит повторять он.)

Отец Луны – мексиканец, а мама – еврейка. Она свободно говорит на иврите, испанском и английском, это на два языка больше, чем я, и в четырнадцать лет отпраздновала удивительный гибрид бар-мицвы и кинсеаньеры^[13]. «Бедные белые постоянно в замешательстве, – сказала она мне будничным тоном неделю или две спустя после нашего знакомства. – Без обид».

Я помню, как залилась краской и громко выпалила: «Нет-нет, ничего страшного, я не обиделась!» – смутив нас обеих.

Покупатели часто спрашивают у Луны, откуда она родом, чего нельзя сказать обо мне. Привилегия белого человека во всей красе.

– Понимаю, Наоми, день рождения и все такое, но я никогда не прощу тебе эти дополнительные часы с Книгочеем, – заявила Луна несколько минут спустя, вынося из кладовой пластиковые стулья.

– Я знаю, прости, надеюсь, такого больше не повторится!

Покупатель подходит к кассе, и Луна укоризненно наставляет на меня палец, прежде чем обслужить клиента. Я достаю из кладовой два микрофона и кладку стопку экземпляров «Единственного в своем стаде» напротив входной двери, так, чтобы она сразу бросалась в глаза. Устанавливаю раскладной столик и ведерко со льдом, куда ставлю бутылки пива и белое вино. Пока я расставляю стаканчики и бутылки красного на столе, в заднем кармане юбки начинает вибрировать телефон. Пропущенный вызов от бабушки.

В свой законный пятнадцатиминутный перерыв перезваниваю ей из кладовки.

– С днем рождения, дорогая.

– Бабуля, привет! Спасибо. Ты все-таки установила определитель номера или просто надеялась, что это я?

Она смеется:

– Приходится все-таки соответствовать двадцать первому веку. Твой отец настроил мне аккаунт на «Нетфликсе». Я теперь смотрю запоем – так же говорится? – «Корону»^[14].

Бабушка, единственная оставшаяся у меня, переехала из квартиры, где когда-то жила с дедушкой, в центр для престарелых после небольшой аварии четыре года назад. Ей пришлось носить скобы на шее несколько месяцев, но в остальном ничего не изменилось. Она все так же стара, у нее все болит, и она с трудом ходит. Испуганный отец объяснил ей, что за ней нужен присмотр. Проживание в центре стоит семьдесят тысяч в год, включая питание, кинопоказы, вечера настольных игр, небольшой бассейн для терапевтических целей и помощь в душе.

– Именно так и говорится, – отвечаю я. – Добро пожаловать в главную черную дыру всех времен и народов.

– Не отвлекайся слишком сильно. Помнишь, что говорил твой преподаватель? Первый роман в двадцать семь.

– Никакого давления, ага, – бормочу я. Предсказание – или требование – моего преподавателя было озвучено во время барбекю для выпускников кафедры английского. Горы отбрасывали тень на траву, и все сгрудились вместе, укрываясь от солнца. Я перебрала шампанского, но помню, что, пока втыкала сельдерей в хумус, ко мне подошел мой преподаватель со словами: «В ближайшие пять лет выйдет твой первый роман». Я хохотнула от неожиданности и чокнулась с ним бокалом. Хотя мне отказали во всех магистратурах, куда я подавалась, он продолжал верить в меня.

– Сделай это не для меня, дорогая, а для себя самой, – рассмеялась бабушка и добавила: – Но я была бы не прочь прочитать его до того, как сердце откажет.

– Хватит, – с нажимом сказала я. – Никаких разговоров о смерти. Это моя единственная просьба.

– На правах именинницы, значит? Умно.

Луна трижды стучит в дверь.

– Прости, что прерываю, – в ее голосе слышится нотка паники, – но тут часть гостей приехали раньше.

– Бабуля, мне пора, я на работе. – Понизив голос, бормочу сентиментальное прощание. Нужно смотреть правде в лицо: единственный человек, который действительно понимает меня, стареет и слабеет с каждым часом. – Я правда ценю твою поддержку и веру в меня. Я скоро позвоню еще, хорошо? Люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – отвечает она, и я кладу трубку.

– Они приехали на час раньше, – шепчет Луна, когда я выхожу к ней. – Писательницу буквально трясет от нервов.

– Все нормально. – Беру бокал белого, бутылочку воды и подхожу к девушке. – Мы очень рады видеть вас здесь, Сара, – бодро начинаю я. – Подготовка еще в процессе, но вот, пожалуйста, выпейте пока вина.

Сара Хилл с благодарностью берет бокал и бредет к группе людей, которые приехали вместе с ней. О ее романе недавно громко заговорили: одна знаменитость выбрала «Единственного в своем стаде» в качестве книги ноября для своего книжного клуба в «Инстаграме». На мой взгляд, Сара не похожа на девушку со скотоводческой фермы в Вайоминге – у нее ноги от ушей и роскошные светлые кудри, а одета она в розовый кожаный костюм с глубоким вырезом.

– Надеюсь, это не настоящая кожа? – шепчу Луне. – Серьезно? Или это ирония?

– Понятия не имею. Спроси, можно ли потрогать.

Рассмеявшись, мы расходимся закончить дела.

Когда приезжают остальные члены команды Сары, я замечаю Розмари у микрофона и едва не роняю из рук стопку книг. Аккуратно кладу их на столик и заправляю волосы за уши, выжидая подходящий момент.

Раскладной столик и вино – стоят рядом с кассой в расчете на то, что гостям станет неудобно за бесплатную выпивку и они купят книгу – в конце концов манят Розмари к себе. Она выбирает красное, не белое, – рискованно, особенно если придется протискиваться через плотную толпу.

Я подкрадываюсь к ней, как кошка:

– Смелый выбор.

Она удивленно поворачивается.

Мы стоим лицом к лицу, и я стараюсь выглядеть хладнокровно, как будто эта ремарка могла предназначаться кому угодно. Не буду напоминать ей о нашем знакомстве, пусть Розмари сделает это первой.

– Не успела накрасить губы, так что остается только красное вино, – она игриво причмокивает, – так что особой смелости не требуется.

Я против воли рассмеялась.

– Постой-ка, я тебя знаю, – говорит она. – Виделись в баре.

Наконец-то.

– Ой, точно! Я тоже тебя вспомнила. И для чистоты: это был туалет в баре.

Розмари улыбается:

– Наоми из книжного. Ну конечно. Логично.

– Она самая, – кончики пальцев покалывает. – Эта презентация точно не уловка, чтобы увидеться со мной снова? – Я уже как-то использовала вариацию этой фразы, флиртуя с мужчинами.

Розмари подыгрывает:

– Обычно я не поддерживаю знакомства в туалете бара, но в этот раз меня так и подмывало узнать, что будет дальше.

– А я-то думала, что напугала тебя. Для меня это точно было неловко.

– В следующий раз старайся лучше.

Мне нравится ее ироничность.

– Значит, ты приложила руку к созданию этого шедевра?

Розмари оглядывается на автора, затем снова переводит взгляд на меня и кивает:

– Скажу честно, я рада, что все закончилось. Первоначальный набросок был в разы лучше. Я направляла ее все время, но итоговый вариант вышел не очень. – Она со вздохом раскачивается на пятках. – Зато теперь я смогу заняться книгами, которые мне нравятся. Но, пожалуйста, продай сегодня сотню экземпляров, ладно?

Луна прерывает наш разговор:

– Начинаем через пять минут, так что пейте вино, общайтесь и покупайте книгу Сары!

Кое-кто послушно подходит к кассе. Розмари проверяет телефон, пока я сканирую штрихкоды, украдкой бросая на нее взгляд. У меня осталась пара минут, а потом меня ждет ужин с Калебом. Каким-то чудом Розмари сама возобновляет беседу.

– Честно говоря, я чаще бываю в «Гринлайт» и «МакНэлли Джексон». В этом книжном какая-то своя атмосфера, не могу описать. Мне нравится, как здесь просторно и минималистично. Тебе нравится здесь работать?

Не могу определить, что стоит за этим вопросом – подлинный интерес, снисхождение, скептицизм, – поэтому выбираю заготовленный ответ.

– Я постоянно встречаю новых людей, разговариваю о книгах, а когда никого нет, могу почитать, – отвечаю радостно. – Так что да, мне нравится.

Питер, управляющий магазином, нанял меня пару месяцев спустя после моего выпуска. (Все другие вакансии, на которые я подавалась, испарились: в ответ либо молчание, либо отказ.) Я думала поработать здесь с полгода, но вот прошло уже два года, а я все еще тут. Здесь комфортно и приятно, это место закрывает какую-то мою внутреннюю потребность. Мне нравится четкий график работы. Никто не шлет мне писем во внерабочее время, мне нравится общество Луны и философские разговоры с покупателями, а в конце дня у меня остается энергия, чтобы писать. Я часто повторяю: «Извините, у нас нет уборной для посетителей», подсказываю дорогу до ближайшей станции метро или разбираю монеты в ладонях туристов, когда они не могут отличить пятицентовик от четвертака, поэтому посетители могут подумать, будто торговать в книжном – то же самое, что продавать одежду, может, они даже глумятся за моей спиной, что я с тем же успехом могла бы работать в «Урбан Аутфитерс», складывая вещи, разбросанные на полу примерочной, но как же они ошибаются. Мы, торговцы в книжном, двигаем издательский бизнес вперед.

Признаюсь честно, я часто представляю, что скажут в других книжных о моем романе, когда он окажется на полке рядом с другими. Кому они будут рекомендовать его, часто ли?