– Но они гораздо вкуснее, когда собираешь их самостоятельно, – Йоланда слышит, что ее голос звучит резко. Сейчас вся власть над семьей сосредоточена в руках старухи.

Несколько мальчиков, оставшихся у кантины вместе с Хосе, снова собираются вокруг машины. Каждый из них утверждает, что сторожит ее для доньи. Йоланде приходит в голову, что из этого может получиться неплохое развлечение.

– Что скажете, если мы проедемся?

Мальчишки откликаются восторженными криками.

Это неплохая мысль, соглашается пожилая женщина. Если донья настаивает на поездке, то пусть едет по грунтовке, а потом свернет на дорогу, вымощенную до самых кофейных амбаров. Старуха указывает на юг, в сторону большого дома. Многие работники таким образом срезают путь.

Они набиваются в машину: полдюжины мальчишек на заднее сиденье, а Хосе – в качестве второго пилота рядом с Йоландой. Они съезжают с шоссе на ухабистую дорогу, которая становится все ухабистее, поднимаясь в более дикую и безлюдную местность. Дверцы машины царапают ветки, по дну стучит галька. Йоланда хочет повернуть назад, но места для разворота не хватает. Наконец с громким треском прутьев и хлестом веток по лобовому стеклу, словно сельская глушь никак не хочет их выпускать, машина прорывается на гладкий асфальт и свет дня. По обеим сторонам дороги растут рощи гуав. Мальчишки, опередившие их пешком, уже сгибают ветви и стряхивают на землю целый град плодов.

Йоланда тут же съедает несколько гуав, наслаждаясь ощущением слегка бугристой кожуры в своей ладони и жадно уплетая хрусткую сладкую белую мякоть. Мальчишки наблюдают за ней.

Группа разделяется, чтобы собрать плоды. Йоланда и Хосе, которые пошли вместе, забредают далеко от пересекающей рощу тропы. Вскоре им приходится согнуться почти вдвое, чтобы не запутаться в густой листве над головами. С каждым новым прибавлением из доверху наполненной пляжной корзины Йоланды вываливаются фрукты.

Обратный путь оказывается куда более долгим. Йоланда начинает беспокоиться, что они потерялись, а потом – тревога порождает тревогу – ей приходит в голову, что они уже довольно давно не слышали и не видели остальных мальчишек. Сквозь кружево ветвей просвечивает темнеющее небо. В ее памяти мелькает заключенный в затейливую цветочную тюрьму сторож. Шуршащие ветви деревьев вторят предостережениям ее пожилых тетушек: ты потеряешься, тебя похитят, тебя изнасилуют, тебя убьют.

Но тут заросли гуав расступаются, и им открывается тропа. К облегчению Йоланды, машина по-прежнему на обочине. Она с удовольствием разгибает спину. Хосе кладет свою ношу на землю и выпрямляется в полный рост. Йоланда поднимает взгляд к небу. Солнце висит низко на западном горизонте.

– Остальные, наверное, пошли собирать хворост, – замечает мальчик.

Йоланда смотрит на часы: уже минуло шесть. Такими темпами ей ни за что не успеть на северное побережье до темноты. Она поторапливает Хосе к машине, рядом с которой на обочине лежит груда оставленных другими мальчиками гуав. Этакой кучи на всю жизнь хватит даже самому жадному островному santo!

Они быстро набивают фруктами багажник и забираются в «датсун», но, не проехав и метра, машина с ужасным толчком дергается вперед. Йоланда закатывает глаза, кладет голову на руль и смотрит на Хосе. Тот оглядывает салон автомобиля, пытаясь понять, что случилось. Разумеется, этот ребенок тоже не умеет менять спущенное колесо.

Солнце вот-вот сядет, и сразу же спустится ночь: в отличие от Штатов, сумерки здесь мимолетны. Она объясняет Хосе, что у них спустило шину и придется вернуться к большому дому. Кто бы ни ухаживал за коричневым «мерседесом», он наверняка умеет менять колеса.

– С вашего разрешения… – вызывается Хосе. Донья может просто подождать в машине, а он вмиг вернется с кем-нибудь из дома Миранда.

Миранда, Миранда… Йоланда наклоняется, достает из бардачка тетушкин список – и, само собой, в нем оказываются тетя Марина и дядя Алехандро Миранда Альтос де Альтамира. В записке поясняется, что это тот самый дядя Алехандро, «который держал английских верховых лошадей и научил вас, четырех девочек, ездить верхом».

– Ладно, – говорит она мальчику. – Вот что я тебе скажу. – Она показывает на свои часы. – Если вернешься к тому времени, как эта стрелка будет здесь, я дам тебе… – она поднимает палец, – один доллар.

У мальчика отвисает челюсть. Он выскакивает из машины со своей стороны и бегом пускается к дому Миранда. Йоланда тоже вылезает из «датсуна» и быстро шагает за ним, пока мальчик не исчезает за одним из поворотов.

Со стороны тропки, пересекающей рощу на противоположной стороне дороги, доносятся шорох раздвигаемых ветвей и хруст прутьев под ногами. Из-за деревьев появляются двое мужчин, один невысокий и смуглый, а другой – стройный и светлокожий. На них оборванная, запятнанная рабочая одежда с кругами пота; у них осунувшиеся лица. С ремней свисают мачете.

Но при взгляде на нее их лица резко оживляются. Потом они смотрят на машину за ее спиной. Смуглый незнакомец заговаривает первым.

– Это ваша? Какая-то неполадка? – спрашивает он.

Тот, что повыше, окидывает Йоланду заинтересованным взглядом. Они останавливаются на дороге перед ней, преграждая ей путь к отступлению. Оба – Йоланда, в свою очередь, успела смерить их взглядом – сильны и вполне способны поймать ее, если она бросится бежать. Впрочем, ее ноги словно приросли к земле, и она все равно не смогла бы пошевелиться. Она хочет объяснить им, что просто решила прокатиться перед ужином в большом доме, чтобы эти мужчины решили, будто кто-то знает, где она находится, и будет искать, если ее попытаются похитить. Но язык словно забили ей в рот, как кляп, чтобы помешать разговаривать.

Мужчины обмениваются – как кажется Йоланде – заговорщицким взглядом.

Потом невысокий смуглый незнакомец снова обращается к ней:

– Сеньорита, с вами все в порядке? – Он всматривается в ее лицо.

Ростом этот человек не выше Йоланды, но настолько широк в плечах и крепок, что кажется крупным и как будто не до конца выструганным из цельного куска дерева. Его товарищ худощав и высок, а густой оттенок его золотисто-каштановых волос сочетается с золотисто-карими глазами. В любых других обстоятельствах он показался бы Йоланде необычайно привлекательным, но здесь, на пустынной дороге, под темнеющим с каждой секундой небом, его сногсшибательная внешность выглядит опасной приманкой.

– Мы можем вам помочь? – повторяет коротыш.

Красавчик понимающе улыбается. На его щеках появляются длинные, глубокие, похожие на порезы ямочки.

– Americana^[19], – говорит он своему смуглому спутнику, показывая на машину. – No comprende^[20].

Тот прищуривается и на несколько секунд задерживает изучающий взгляд на Йоланде.

– ¿Americana? – с растерянным видом спрашивает он.

Все это время она была слишком напугана, чтобы следовать какой-то стратегии, но теперь перед ней открылся новый путь. Она сцепляет ладони на груди, чувствуя, как колотится сердце, и кивает. Потом, как если бы само это признание развязало ей язык, начинает говорить по-английски. Сначала коротко извиняется, но вскоре слова уже льются рекой, и она объясняет, каким образом оказалась на проселочной дороге в одиночестве: ей захотелось гуав, но она не умеет менять колеса. Оробевшие от ее тарабарщины мужчины непонимающе таращатся на нее. И только когда она упоминает фамилию Миранда, их глаза загораются уважением. Она спасена!

Йоланда изображает, как накачивает шину насосом. Смуглокожий мужчина смотрит на своего спутника, а тот озадаченно пожимает плечами. Взмахом руки Йоланда приглашает их следовать за ней. Наконец-то удается вырвать ноги из неподвижности, как если бы она выкорчевала корни. Осознав, что к ней вернулась способность двигаться, она ведет мужчин к машине.

На миг все трое замирают, уставившись на сдувающееся колесо, и мужчины принимаются пинать его, словно в наказание за то, что оно подвело сеньориту. Они садятся на корточки с пассажирской стороны и вполголоса переговариваются. Йоланда подводит их к задней части автомобиля, и они достают запаску из вдавленного гнезда и принимаются за работу: собирают домкрат, вытаскивают из глубины багажника инструменты. Свои мачете они кладут на обочину, чтобы не мешались. Над их головами багровеет сумеречное небо. Солнце окрашивает вершины холмов алой желтизной.

Заменив спущенное колесо, мужчины кладут его в багажник и убирают инструменты. Они протягивают Йоланде ключи.

– Я хотела бы вас отблагодарить… – начинает она, но английские слова звучат неискренне. Покопавшись в сумке, она вынимает пачку купюр, сворачивает их и протягивает мужчинам.

Коротыш вскидывает руку. Йоланда замечает, что он поцарапался о дорожное покрытие и на его ладони темнеют засохшие кровоподтеки.

– No, no, señorita. Nuestro placer^[21].

Йоланда поворачивается к его высокому товарищу.

– Пожалуйста, – говорит она, пытаясь всучить ему деньги. Однако он тоже опускает взгляд – это жест Илюминады, жест Хосе. Она быстро запихивает купюры ему в карман.

Мужчины поднимают свои мачете и вскидывают их на плечи, словно солдатские ружья. Высокий мужчина показывает в сторону большого дома.

– Directo, Mirandas^[22], – произносит он, четко проговаривая слова.

Йоланда смотрит в направлении его руки. В слабом свете уходящего дня дорога почти неразличима. Гуавовая роща словно разрослась по дороге и распростерла густо переплетающиеся ветви во всех направлениях.

Йоланда пытается пожать мужчинам руки. Коротыш сначала прячет ладонь за спину, как будто боясь испачкать ее руку, но, вытерев ладонь о штаны, протягивает ее Йоланде. Его кожа грубая и сухая на ощупь, как древесная кора.

Йоланда забирается в машину, а мужчины задерживаются на обочине, чтобы убедиться, что колесо держится. Она медленно выезжает на дорогу и на низкой скорости едет прочь. Когда она смотрит в зеркало заднего вида, мужчины уже скрылись в темной роще.

Фары выхватывают из мрака фигурку маленького мальчика. Йоланда перегибается через сиденье и открывает ему дверцу. Включается верхний свет; мальчик, едва сдерживая слезы, баюкает руку.

– Guardia^[23] меня ударил. Он сказал, что я выдумываю. Ни одна dominicana^[24], у которой есть машина, не поедет за guayabas^[25] в такой поздний час.

– Не волнуйся, Хосе, – Йоланда треплет одетого в тонкую рубашку мальчика по костлявому плечу. – Ты все равно получишь свой доллар. Ты свое дело сделал.

Но, похоже, мальчику так стыдно, что он не испытывает от ее предложения никакого удовольствия. Йоланда пытается отвлечь его, расспрашивая, что он купит на свои деньги, о чем мечтает больше всего, решив в следующий раз привезти ему собственный маленький antojo. Но Хосе Дуарте Санчес и Мелла не отвечает. Только когда она высаживает мальчика у кантины, наградив несколькими долларами вдобавок к обещанному, он бормочет невнятное gracias^[26].

Йоланда различает в свете фар фигуру старухи, машущей ей на прощание в черном прямоугольнике дверного проема. На ближайшем столбе, над столом для пикника, светится густой белизной кожа женщины от «Палмолив»; ее голова все так же запрокинута, рот по-прежнему приоткрыт, словно она зовет кого-то издалека.

Поцелуй

София

Даже когда все четыре дочери вышли замуж, завели собственные семьи и не могли часто приезжать на другие праздники, они всегда съезжались в родной дом на день рождения отца. Собирались без теперешних мужей, будущих мужей и взятой на дом работы. Это тоже было частью традиции: дочери приезжали домой одни. Отец был убежден, что квартира слишком мала, чтобы вместить их всех. Неужели мужья не обойдутся без его девочек одну ночь?