– Гм. Я не очень-то искушен в обычаях жителей суши, но могу предположить, что все шансы против тебя, и если ты потерпишь неудачу, твоя смерть от рук людей станет куда ужаснее, чем в океане или в пасти морских монстров. Задумывался ли ты об этом, Нильс? – потребовал ответа Тауно. – Думал ли по-настоящему, серьезно? Я спрашиваю ради Ирии, но и ради тебя тоже.

– Да, думал, – твердо ответил юноша. – Ты знаешь, кому я служу в моем сердце. Так вот, ради нее я готов сделать все, что в моих силах, и каждый свой свободный час я проводил, строя разные планы. Ингеборг станет моей первой советчицей, она лучше меня знает этот мир, но она не останется единственной. Будущее в руках Господа, но все же я храню надежду. – Нильс перевел дыхание. – Ты ведь знаешь, что торопливость погубит нас. И каждый шаг нам следует тщательно продумать.

– Верно. И сколько же времени потребуется? Год?

Нильс нахмурился и подергал жидкую бороденку.

– Пожалуй, больше. Сперва мне потребуется приобрести соответствующее положение… но ты не про это желаешь узнать, верно? Ирия… если все пойдет хорошо, то… мы можем выкупить ее через год. Видишь ли, это зависит от того, каких союзников мы сумеет отыскать. Словом, через год мы лучше будем знать, как обстоят дела.

– Тебе виднее, – кивнул Тауно. – Тогда через год мы с Эйян вернемся узнать новости.

– Вас не будет так долго? – изумился Нильс.

– А зачем нам торчать здесь, если мы можем заняться поисками своего народа?

Нильс судорожно сглотнул. Пальцы его рук переплелись. Через некоторое время он собрался с духом и спросил:

– Где вы станете искать?

– На западе, – ответил Тауно, смягчившись. – Возле Гринланда. Как-то в море, одной лунной ночью, мы с Хоо говорили об этом. У нас было видение будущего, у меня очень расплывчатое и неясное, но Хоо мне сказал, что услышал в голове чей-то шепот, и этот голос сказал, что где-то в тех краях меня ждет часть моей судьбы.

Солнечный луч упал на Тауно, превратив его волосы в янтарь. И, словно вспомнив о насущных проблемах, Тауно пожал плечами и пояснил:

– Это вполне логичное направление. По дороге, возле Исландии, мы сможем узнать кое-что полезное.

– Ты будешь беречь Эйян от опасностей? – страстно спросил Нильс.

Тауно коротко рассмеялся.

– Гораздо труднее не дать ей сломя голову кинуться навстречу опасности. – Пристально вглядевшись в Нильса, он добавил: – Давай не будем накликать беды. Нам их уже с лихвой досталось. Лучше договоримся о том, как встретимся снова.

Словно спасаясь от тоски перед расставанием, Нильс с жаром бросился обсуждать эту проблему, обмениваясь с Тауно всевозможными предложениями. Брату и сестре предстояло сообщить о своем возвращении заранее, а потом дожидаться появления Нильса. Место, где они сейчас находились, плохо подходило для будущей встречи – на берегу почти не имелось укромных мест, а если их заметят вышедшие в море рыбаки, это вызовет опасные слухи. К тому же Нильс будет сильно рисковать всякий раз, возвращаясь за новой порцией золота. Уж лучше ему не совершать непонятных поступков в округе, где его все знали.

Они решили встретиться вновь на острове Борнхольм в Балтийском море. Тауно хорошо знал и любил этот почти необитаемый островок. Нильс, во время одного из своих прежних плаваний, тоже бывал в этом ленном владении Лундского архиепископа и познакомился там со старым моряком – надежным человеком, владевшим лодкой в Сандвиге. Пусть дети морского царя отыщут его, представившись путешественниками, и передадут через него тщательно составленное послание для Нильса. За небольшую плату – брат с сестрой уже надели на запястья витые золотые браслеты, от которых можно при необходимости отрезáть кусочки, – моряк согласится доплыть до Дании, отыскать Нильса и доставить ему весточку.

– Тогда до встречи через год – если будем живы! – сказал Тауно.

И они с Нильсом скрепили договор рукопожатием.

* * *

Ингеборг и Хоо стояли на берегу, окутанные влажными завитками тумана, посеребренного невидимым солнцем. У их ног плескались воды Каттегата.

– Надо уйти до полудня, пока туман скрывает нас, – сказал Хоо. Ему предстояло увести шлюп подальше в море и бросить его там, чтобы он разбился у берегов Швеции или Норвегии, где корабль никому не был знаком. К тому времени серый тюлень уже давно плыл бы к родному Сула-Сгейру.

Ингеборг обняла его, позабыв о рыбной вони, которой пропитается ее платье.

– Увижу ли я тебя снова? – спросила она сквозь слезы.

Грубое лицо Хоо удивленно дрогнуло, массивная неуклюжая фигура напряглась.

– Ах, милая, зачем я тебе?

– Потому что ты… хороший, – пробормотала она. – Добрый, заботливый… А многие ли заботятся о других в этом мире… или потом?

– Ну и олух твой водяной, – вздохнул Хоо. – Нет, Ингеборг. Море ляжет между нами.

– Ты сможешь навещать меня. Если все пойдет хорошо… я куплю себе островок или полоску пляжа, построю себе домик…

Хоо обнял Ингеборг за талию, привлек к себе и долго вглядывался в ее глаза.

– Ты настолько одинока?

– Это ты одинок.

– Ты думаешь, мы могли бы… – Он покачал головой: – Нет, радость моя. У тебя своя судьба, у меня своя.

– Но пока они не сбылись…

– Я ведь сказал «нет».

Хоо замолчал. Вертелись клочья тумана, о чем-то бормотали волны. Наконец очень медленно, словно каждое слово было тяжкой ношей, он произнес:

– Самое дорогое, что в тебе нашел я, – твоя женственность. Но мое второе зрение… точно не скажу, все смутно очень, но… внезапно испугался тебя я. Такую странность почуял в тебе я… в тебе, какой будешь ты завтра.

Он разжал руки и шагнул назад.

– Прости меня, – пробормотал он, подняв руки, словно защищаясь. – Говорить не должен был я. Прощай, Ингеборг.

Хоо повернулся и шагнул в море.

– Зачиная сына, – крикнул он сквозь клубящийся туман, – о тебе я думать буду.

Ингеборг услышала его шаги по воде. Услышала, как он поплыл. Когда туман поднялся, шлюп был уже на горизонте.

* * *

Общего прощания так и не получилось – обе пары попрощались наедине. Нильс и Ингеборг долго смотрели на север, пока их возлюбленные не исчезли в волнах. Небеса распахнулись нараспашку, море сверкало. Вдалеке темным пятнышком пролетела стая бакланов.

Нильс встряхнулся.

– Что ж, – сказал он, – если мы хотим добраться до Элса засветло, то пора идти.

Эту ночь они собирались провести в ее хижине, а если хибарка развалилась за время долгого отсутствия Ингеборг, то, может быть, отец Кнуд пустит их переночевать. Утром они начнут упорную борьбу за спасение Ирии, но по крайней мере начнется эта борьба среди знакомых лиц.

Ингеборг зашагала к деревне. Под ногами похрустывал песок.

– Запомни, – велела она Нильсу, – сначала все разговоры буду вести я. Ты не привык лгать.

– Особенно тем, кто мне верит, – скривился Нильс.

– Зато шлюхи всегда лгут.

Ее тон оказался столь резок, что Нильс сбился с шага и медленно, потому что очень устал, повернул голову к Ингеборг. Та шла молча, не отрывая глаз от тропы.

– Я не хотел тебя обидеть, – пробормотал Нильс.

– Знаю, – равнодушно бросила Ингеборг. – Но все равно попридержи язык, пока не избавишься от своих мечтаний и не сможешь рассуждать здраво.

Нильс покраснел.

– Да, мне будет не хватать Эйян, это очень горькая для меня потеря, но… эх…

Смягчившись, Ингеборг, не останавливаясь, ласково пригладила волосы Нильса и мягко добавила:

– Позднее ты, мужчина, возглавишь наше дело. А сейчас я повела себя так только потому, что знаю одного человека в Хадсунде, который, как я думаю, поможет нам за толику золота, не задавая лишних вопросов… и расскажет кое-что о других, обладающих властью, к которым мы направимся позднее. Мы ведь с тобой уже все обсудили.

– Да, верно.

– Но все же будет лучше, если мы с тобой станем до конца понимать друг друга. – Она сухо усмехнулась. – Хотела бы я знать, была ли у морских людей более диковинная цель, чем та, что стоит перед нами?

И они побрели к югу.

Книга третья
Тупилак

1

В нескольких лигах от побережья Адриатики холмы начинают постепенно превращаться в горы, и эти места, окраина Свилая Планины, служат также границей округа, тянущегося далее к настоящим горным районам, за мир и спокойствие в котором отвечал жупан Иван Субич. Однако замок жупана стоял не в центре округа, а в Скрадине, совсем недалеко от Шибеника, – отчасти из-за того, что деревня эта была самым крупным поселением в жупе, а отчасти для того, чтобы при нужде можно было быстро вызвать подмогу из города. Впрочем, такая необходимость возникала очень редко; почти во всех владениях жупана природа осталась нетронутой, а жители – мирными. Воистину, тут был совсем другой мир по сравнению с побережьем и его многочисленными городами и портами, обращенными к западным странам. Здесь сохранилась седая древность и столь же древние обычаи.

Отец Томислав, шагавший по улицам Скрадина, казался их воплощением. Он перебирал ногами куда быстрее, чем можно было ожидать от человека с его комплекцией. Дубовый посох священника, случись ему столкнуться с лихим человеком, превратился бы в опасное оружие. Заткнутая за пояс сутана, открывавшая запыленные старые башмаки, была сшита из грубой домотканой шерсти, выцветшей и лохматившейся от ветхости. Сбившиеся набок четки с болтающимся на конце распятием сделаны из деревянных бусин, вырезанных вручную кем-то из крестьян. Лицо священника напоминало лица его сельских прихожан – широкое, круглоносое и загорелое. Между высокими скулами помаргивали светло-карие глазки, а редкие седые волосы словно перетекли в размазанный по груди всклокоченный куст бороды, спускающийся до самого пояса. Руки у священника были крупные и мозолистые.

Когда он проходил по улице, с ним все здоровались. Он отвечал прихожанам громким басом, а когда рядом пробегал ребенок, гладил его по голове. Кое-кто из прохожих окликал его, спрашивая, не узнал ли он что-нибудь о чужаках, опасны ли они и что замышляют.

– Вскоре все узнаете, с Божьей помощью, – отвечал Томислав, не замедляя шагов. – А пока ничего не бойтесь. Нас хранят святые угодники.

У ворот замка его остановил стражник:

– Жупан велел передать, что встретится с тобой в Соколиной Палате.

Томислав кивнул и направился через вымощенный булыжником двор к главной башне. Она сама по себе была крепостью. Сложенная из потемневших известняковых блоков, высеченных более века назад, она не могла похвастаться ни застекленными окнами, ни дымоходами и прочими современными удобствами. На ее северном конце виднелась сторожевая башенка, под крышей которой имелось небольшое помещение, откуда было удобно наблюдать за окрестностями или выпускать охотничьих соколов. Там же при необходимости можно было провести и уединенный разговор.

Поднявшись в башенку, Томислав подошел к окну отдышаться. Ему открылась повседневная суматоха замка – беготня слуг и мастеровых, собаки, домашняя птица, звуки голосов, топот ног, позвякивание металла, струйки дыма из труб, запахи навоза и свежевыпеченного хлеба. За пределами стен виднелись поля поспевающей пшеницы, слегка колышущейся под дуновением ветерка, лениво подгоняющего по голубому небу несколько пухлых белых облаков. Мельтешили птицы – голуби, вороны, ласточки, жаворонки. На южном горизонте зеленая стена дремучего леса заслоняла все, кроме поблескивающей глади озера.

Его взгляд скользнул вдоль берегов Крки, которая, протекая мимо Скрадина, вскоре впадала в озеро. В миле от деревни на берегу реки рос яблоневый сад, отгороженный изгородью против свиней, охочих до падалицы, а заодно и мальчишек, столь же охотно чистящих ветви яблонь. Томислав заметил внутри возле ограды блеснувшие на солнце шлем и наконечник копья конного стражника. Другие кольцом окружали весь сад. Там, под листвой яблонь, находились странные пленники.