– Мистер Пачино, да. И по-моему, очень красивая женщина, что сидит напротив него, темноволосая, – его девушка, и она тоже актриса. Прочих за тем столиком я не знаю.

– Подойдешь поздороваться с ним? – спросила Одри.

– Не подойду и не поздороваюсь, – ответил Билли. – По крайней мере, пока мы едим.

Мистер Даймонд, вызывающе равнодушный и к Аль Пачино, и к его спутнице, снова взялся за нас с Джилл:

– А что насчет комедии? Что вызывает у людей смех в наши дни? Вы видели какие-нибудь смешные фильмы?

Я честно попыталась вспомнить, но безрезультатно. Ведь в кино я тогда ходила нечасто. Что касается Джилл, я даже не уверена, слышала ли она вопрос. Я слегка встревожилась: лицо у моей подруги становилось все более и более страдальческим, и казалось, она вот-вот разразится слезами.

– К примеру, вам нравится “Монти Пайтон”? – дал нам подсказку мистер Даймонд.

– Признаться, я не в восторге от “Монти Пайтона”, – вставил мистер Уайлдер, не отрываясь от своей тарелки.

– Ну а “Сверкающие седла”? – допытывался мистер Даймонд. – В целом забавное кино.

Ответил ему опять мистер Уайлдер, поскольку мы с Джилл были немы как рыбы.

– Да, забавное, – согласился он. – Мне нравится мистер Брукс^[14]. Он парень смекалистый. Очень смекалистый и с хорошим чувством юмора. Но даже у него, знаете ли… – Он повернулся к нам с Джилл, словно обращаясь к ученикам в классе: – Та сцена, в которой ковбои, сидя вокруг костра, начинают портить воздух поочередно. Это не то, что я называю тонким юмором, вы согласны со мной? Мы с мистером Даймондом никогда бы не написали подобную сцену. Мы по большей части учились у Любича. (Еще одно имя, ничего нам не говорившее^[15].) Не стоит раскладывать все по полочкам. Достаточно тонко намекнуть. Не надо проговаривать все до конца, пусть зритель сам делает выводы. До знакомства с мистером Даймондом я работал в паре с мистером Брэккетом, и я… мы написали для Любича сценарий под названием “Ниночка”^[16]. Успех был огромный, невероятный успех. Потому что это была первая комедия, в которой снялась Гарбо, понимаете? И рекламщики в “Метро-Голдвин-Майер” сочинили очень хорошую фразу для продвижения фильма и рекламных плакатов: ГАРБО СМЕЕТСЯ. Всего два слова, но их оказалось достаточно, чтобы привадить зрителей. ГАРБО СМЕЕТСЯ – это их заинтриговало. Но заметьте, не ГАРБО ПЕРДИТ. Ибо тогдашние зрители привыкли к юмору более деликатному и чуть более осмысленному. Сейчас ситуация другая, и, возможно, мы с мистером Даймондом идем не в ногу со временем, но, как я уже говорил, мы пишем сценарий о постаревшей кинозвезде, очень элегантной, очень красивой, очень загадочной, поэтому у нас не будет сцены, в которой она выпрямляется в кресле, приподнимает ягодицу и портит воздух посреди диалога с другим персонажем.

– Ох, Билли! – со смехом пожурила его жена.

– Нет, ничего подобного не случится. Мы на такое не способны. – Мистер Уайлдер подлил себе красного вина из графина. – Вдобавок, наша новая картина даже не комедия. Это будет серьезная картина. Мелодрама, близкая к трагедии. Вот почему этот сценарий причиняет мистеру Даймонду столько беспокойства.

Я взглянула на мистера Даймонда, действительно ли он обеспокоен, но по нему было трудно судить. (Всегда трудно, не только в нашу первую встречу.) Вид у него был задумчивый, меланхоличный и в общем непроницаемый, разве что он откровенно наслаждался стейком.

Внезапно Джилл поднялась с кресла:

– Мне нужно в туалет.

Заявление было настолько кратким и бесцеремонным, что Одри на секунду оторопела, но быстро пришла в себя:

– В дамскую комнату? Конечно же, это там, в конце зала.

Мистер Уайлдер также встал на ноги и промокнул губы салфеткой:

– Пожалуй, мне тоже не помешает наведаться в мужскую комнату. Идемте, я провожу вас.

Они удалились вдвоем, но мистер Уайлдер не добрался до мужской комнаты. По пути он остановился у столика, за которым сидел Аль Пачино; надо полагать, он изначально направлялся именно туда и вскоре увяз в продолжительной беседе с кинозвездой. Билли нависал над Пачино, и, разговаривая, они часто смеялись, вроде бы к обоюдному удовольствию.

Минуты через две к нашему столику подошел официант. С клочком бумаги, на котором Джилл нацарапала записку, адресованную мне.

– Ваша подруга просила передать, – сказал официант.

Развернув бумажку, я прочла:

Все плохо, и это невыносимо. Сегодня вечером я уезжаю в Феникс со Стивеном. Прости, мне очень жаль.

Одри с Барбарой пристально наблюдали за тем, как расширяются мои глаза и вытягивается лицо, пока я читаю. Как она могла? Бросить меня в ресторане с четырьмя чужими людьми? Что я им скажу?

Правда виделась наиболее простым и достойным выходом из положения.

– Ей необходимо уехать, – сказала я.

Будучи дамами благовоспитанными, они и виду не подали, что мой ответ их не слишком удовлетворил.

– О боже! – воскликнула Одри. – Надеюсь, ничего серьезного.

– Она объяснила, почему уезжает? – спросила Барбара.

– Несколько дней назад она познакомилась с парнем, – ответила я. – И они безумно влюбились друг в друга. Сегодня вечером он возвращается домой. Она рванула следом за ним.

– Как неимоверно дерзко и романтично, – отозвалась Одри.

– Хотя вам от этого не легче, – заметила Барбара, за что я была ей благодарна.

Вернувшийся за столик мистер Уайлдер воспринял новость об исчезновении Джилл с полнейшим спокойствием (да и жалеть ему было особо не о чем – за весь вечер они с Джилл и словом не перемолвились). Вдобавок ему не терпелось рассказать о своей встрече с Аль Пачино.

– Ну и как прошло? – сухо, как всегда, осведомился Ици.

– Мы приятно побеседовали, – уклончиво ответил Билли.

– Надеюсь, он был польщен, когда ты остановился поболтать с ним, – сказала Одри.

– Насколько он был польщен, с уверенностью сказать не могу, но обо мне и мистере Даймонде он наслышан. И с нашими картинами хорошо знаком. – Повернувшись ко мне: – Вы, конечно, знаете мистера Пачино. Видели его в “Крестном отце”?

– Не видела, – призналась я.

– Замечательная картина. Я имею в виду вторую часть, ту, что вышла недавно. Блистательный фильм, один из лучших, виденных мною. – Далее он обращался ко всем сидящим за столом, при этом своего друга из поля зрения не выпускал, отслеживая его реакцию: – Нелегко было понять, что он говорит, он жевал гамбургер и что-то мямлил с набитым ртом. Мистер Пачино и в жизни говорит так же, как и на экране, а вы не знали? Дайте ему монолог Гамлета “Быть или не быть” – и все равно не поймете ни слова. И кстати, наш ресторан не гамбургерная. Мсье Шомей – наш шеф-повар – не умеет толком готовить гамбургеры. В меню их нет. Следовательно, Пачино пришлось сделать специальный заказ. Гляньте, сколько всего вы можете заказать здесь – буйабес, кассуле, потофе, – а он заказывает гамбургер! Его девушка извинилась за него. Сказала, что он неотесанный.

– Как ее зовут?

– Зовут ее Марта. Марта Келлер. Дама из Швейцарии. – Он недоуменно оглядел присутствующих. – Чудно, не находите? В Голливуде не так уж много швейцарцев. А швейцарских актрис и во всем мире не так уж много. Ни одной другой и припомнить не могу. Эта страна выпускает куда больше часов с кукушкой, чем актеров. – Затем, резко обернувшись ко мне: – Что стряслось с девочкой Фоли? Кто-то сказал ей, что у нас десерты невкусные?

– Нет, нет.

– Рад слышать. Потому что они очень вкусные. Давайте-ка снова заглянем в меню.

Он посмотрел по сторонам, щелкнул пальцами, и к нему подбежал официант. Я опять подумала о моем отце, милом скромном человеке за пятьдесят, который не сумел бы поймать взгляд официанта даже во спасение собственной жизни. А потом я подумала, что, наверное, это удобно, когда все вокруг столь к тебе внимательны. И ты привыкаешь к такому положению вещей, но все меняется, и утрата внимания к твоей персоне может быть очень болезненной.

– Она помчалась вдогонку за парнем, – сообщила Одри мужу, – на крыльях любви.

– Неужто? – Новость, кажется, позабавила его. – Вряд ли мистер Фоли отнесется к ее бегству с пониманием. Он человек исключительно здравомыслящий. Вероятно, она пошла в мать.

Без Джилл я начала ощущать себя незваной гостьей.

– Вы все были так добры, – сказала я, – позволив мне отужинать с вами. Но теперь, когда она уехала, мне неловко оставаться дольше. Я здесь только потому, что Джилл меня позвала за компанию…

Они запротестовали наперебой, громко и единодушно.

– Глупости, дорогая, – сказала Одри.

– Мы и слышать об этом не хотим, – заявила Барбара.

– Давайте-ка, – Билли наполнил вином мой бокал, – прикончите его, ибо мы намерены заказать еще одну бутылку.

– Но вы даже не…

Одри накрыла ладонью мою руку, а ее взгляд заставил меня умолкнуть.

– Пожалуйста, просто расслабьтесь и развлекайтесь. Мы очень рады, что вы здесь с нами. И непременно закажите десерт, какой вам понравится, потому что вы его уже заработали.

– Я? Но как, что я такого сделала?

– Думаю, вы удивитесь, – продолжила Одри, – но сегодняшний ужин – событие из ряда вон выходящее. Билли с Ици никогда не едят вместе по вечерам. Да и с какой стати? Они каждый день проводят в обществе друг друга. С девяти утра до шести вечера всегда вдвоем. Друг с другом они остаются наедине много чаще и дольше, чем со мной и Барбарой. И они куда более преданны друг другу, чем своим женам. (Билли с Ици невозмутимо слушали Одри, изредка кивая и не оспаривая ни единого слова.) Но им обоим очень хотелось познакомиться с вами. И знаете почему?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Все очень просто, дорогая. Потому что вы молоды. Разве вы не заметили, как они весь вечер пытались вас расколоть, выведать, что вы думаете о кино? Билли отчаянно жаждет узнать, чего современная молодежь ждет от кинематографа. Но ему решительно не с кем об этом поговорить. Так, а теперь… я искренне рекомендую шоколадный мусс, за него можно душу продать.

– Я бы не сказал, что я в отчаянии, – возразил Билли, подливая вина в мой бокал, хотя тот был почти полным, – но мне всегда любопытно узнать, что люди хотят увидеть в кинотеатре. Не могу же я просто снимать картины для полдюжины человек из Бель-Эра^[17]. Или для того, чтобы получить… Золотого Бурундучка на кинофестивале в Лихтенштейне. Кино – это бизнес. Победа или поражение определяется кассовыми сборами. Все прочее… пфф! – Он посмотрел на Одри: – Ты не против, если я закурю?

– Валяй. Может, и я последую твоему примеру.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, – в свою очередь обратился ко мне Ици, – но ваша подруга нас слегка подмораживала. Ну а теперь, поскольку у нас с Билли был трудный день из-за того письма от Марлен, лично я намерен напрочь забыть обо всех трудностях разом.

– Отличная мысль. – Барбара наполнила бокалы, сначала мужу, потом остальным. – Пусть вино льется рекой. И я созрела для кусочка лимонного торта. Тебе крем-брюле, полагаю?

Просияв, Ици захлопнул меню.

– Сгодится, – ответил он.

Одри с Барбарой переглянулись и залились смехом; Билли тем временем доверительно склонился ко мне, поясняя: