Богданов на секунду замирает с вилкой, поднесённой ко рту. Хмурится, не сразу понимая, о чём речь. Кажется, мыслями он был далеко. Проглатывает то, что жевал, и вытирает губы салфеткой. У него довольно крупный рот, и вообще, если уж рассматривать придирчиво, очень интересная, нестандартная внешность. Не могу сказать, что он красив. Напротив. Вот Леонидас – он очень красив, любая бы, листая ленту в соцсети, задержалась на его фотографии.

А Кирилл… нет, но он и не страшен… теперь. Скорее, необычен. Наверное, его можно было бы даже полюбить, будь в его глазах хоть капля теплоты.

– Да прекратите вы уже, Лада Алексеевна. Вы решили этим вечером каждые две минуты напоминать мне о том, что в Москве меня звали тупым гоблином?

– Нет, я просто… Фух. Да, давайте закроем эту тему. А вас так звали? – Меня пробивает ужас от мысли, что прозвище могло к нему прилепиться.

– Я думаю, меня по-разному называли и называют, – произносит он спокойно.

Я пытаюсь распознать в тоне, интонациях или во взгляде обиду или хотя бы намёк на уязвлённость, но не нахожу ничего подобного. Он потрясающе владеет собой.

– Поймите, – продолжает Кирилл, – я не имею намерения нравиться. Каждый день я принимаю с десяток сложных решений, которые, возможно, меняют жизни некоторых людей. Я топлю за правду, а она редко кому по вкусу. Я наелся, а вы? – кивает на мою почти нетронутую тарелку.

– Да, спасибо. Хороший ресторан, отличный повар. Замечательное вино.

– Десерт?

– А вы?

– Нет, я пас.

– Может быть… хотя бы мороженое? – Мне кажется, что неправильно расходиться на такой ноте. Нет, я не жду, что он вдруг раскроет мне душу, но… не буду лгать, что это не было бы идеальным завершением дня.

– Сладкое я люблю только с кофе, – он снова смотрит на часы. – А для кофе уже слишком поздно. Мы можем попросить завернуть вам десерт с собой.

Слишком поздно.

Его тон прежний, но я успела немного привыкнуть к своему непростому собеседнику и его манере говорить, поэтому чувствую, что он начинает раздражаться. Возможно, он просто слишком устал, чтобы лишние полчаса пялиться на то, как я жую чизкейк.

Я понимаю, что ужин закончился и настало время решать, что делать дальше. Он просит счёт, расплачивается сам, не мешкая и не спрашивая, собиралась ли я разделить чек. И это снова не жест галантности, скорее, он просто хочет быстрее с этим закончить. У него есть деньги, и он готов купить себе время.

Оставив щедрые чаевые, Кирилл поднимается и идёт к выходу. На улице уже совсем темно. Тёплый летний воздух приятно окутывает после холодного зала ресторана. Кажется, я немного замёрзла под кондиционерами, и сейчас мне хорошо.

– Вы не против, если я вызову вам такси? – произносит Кирилл. И снова безапелляционно, словно давно всё решил. Вечер закончился, и точка. Устного предложения от меня не поступило, разговаривать ему со мной больше не о чем. А мы так ни к чему и не пришли.

– Кирилл Богданович… – выпаливаю я, грубо оговорившись, – Ой! Кирилл Платонович, – и жутко краснею. Какая глупая оплошность! По его губам пробегает тень снисходительной улыбки, он бросает нетерпеливый взгляд на часы. – Ещё раз спасибо за вечер. Могу ли я быть уверенной, что мы всё решили и вы больше не будете мне мстить?

– Что? – он хмурится. – Мстить? – его удивление так искренне, что я теряюсь.

– За последний месяц вы рассмотрели с десяток моих дел, и все решения были приняты не в мою пользу. А дело «Молокозавода» вы в очередной раз отложили, хотя там всё очевидно.

– Вы считаете, что проигрываете, потому что я на вас обижен? – он окидывает меня внимательным взглядом. – И решили меня задобрить? – на его лице отражается понимание.

– По первоначальному плану платить за ужин должна была я, – пытаюсь свести всё к шутке, но ему не весело. – Для меня очень важно помириться с вами, поймите.

Он мгновение мешкает, потом улыбается.

– Ладно, идёмте, – кивает мне следовать за ним и спускается с высокого крыльца. Огибает здание, направляясь в сторону парковки, вот только дорогу выбирает почему-то пролегающую через тёмный хозяйственный переулок. Посетители ресторана здесь не гуляют. Я зачем-то иду за ним, полагая, что он хочет продолжить разговор уже в машине.

На полпути Кирилл вдруг останавливается и оборачивается. От неожиданности я вздрагиваю, едва не врезавшись в него. Отскакиваю назад, а он идёт прямо на меня, быстро сокращая разделяющую нас дистанцию. Я инстинктивно пячусь, внезапно понимая, что нахожусь в небезопасном месте вдвоём с едва знакомым мужчиной. Делаю пару шагов назад, на шпильках совершенно неудобно, они высоченные, сантиметров десять. Тонкие каблуки вязнут в земле, не упасть бы.

Глава 7

Богданов решительно подходит, берёт меня за запястье и тянет на себя. Здесь плохое освещение, его глаз не видно, но я ведь помню, сколько там чертей пряталось. Да, он изменился внешне, но внутри-то всё тот же самый! И одному дьяволу известно, что у злопамятного гоблина в голове.

Пульс заметно учащается. Я немного паникую, потому что он впервые касается меня. Вообще впервые в жизни. Упираюсь ногой, сохраняя между нами дистанцию.

Пытаюсь освободить руку, но хватка стальная. Мы смотрим друг другу в глаза, но видим лишь бледные лица и чёрные пятна.

– Ко мне? «Или здесь?» – спрашивает он низким голосом, в котором сквозит недвусмысленный интерес. Во рту мгновенно пересыхает. – Ты ведь не думала, что ужина будет достаточно? Почему сразу не поехала, когда предлагал? Голодная была?

– Кирилл…

– Ты суд хочешь выиграть или нет? – спрашивает он, по-доброму так, с участием. Я делаю шаг назад.

Он не пускает, я дёргаюсь, и он заламывает мою руку за спину, толкает лицом к стене, наваливается сверху, лишая возможности двигаться.

Я замираю, задержав дыхание. Мир суживается до стука собственного сердца в ушах. В голове проносится: «Он сейчас отымеет меня здесь, у кирпичной стены, а потом напишет решение в мою пользу».

Адреналин подгоняет кровь, я снова дёргаюсь, но у меня не получается отпихнуть Богданова даже на сантиметр. Напротив, после моей попытки освободиться Кирилл ещё плотнее вжимается в меня. Его мышцы словно каменеют, а я… на миг я ощущаю себя абсолютно беспомощной!

Стена шершавая, я не хочу о неё поцарапаться, поэтому больше не пытаюсь дёргаться. Просто жду, что будет дальше.

Его лицо приближается к моему, и я чувствую аромат его туалетной воды. Его много. Слишком много чужого запаха вокруг меня. Почему-то шокирует именно это, я отвыкла от близости других мужчин за пять лет «дружилок» с Леонидасом. Хочу отвернуться, но не решаюсь.

– Послушай меня, вертихвостка, – его голос у самого уха. – Ш-ш-ш, не брыкайся ты, иначе будет больно. Ты можешь просто слушать? – дождавшись моего кивка, он, наконец, освобождает мою руку, и я тут же упираю её в стену. Он продолжает низким шёпотом: – Это был первый и последний раз, когда ты обвинила меня в пристрастности и попыталась вертеть задницей в целях свести решение в свою пользу.

Его пах вплотную прижат к моим ягодицам. Я прерывисто и жадно дышу, от гипервентиляции кружится голова.

– Отпусти немедленно, – мы с ним оба переходим на «ты». В текущей ситуации не до изысканных манер. – Мой парень… он влиятельный. Я ему расскажу.

– А я, ты считаешь, нет? В тридцать лет судья в золотом составе, да ещё и в самом вкусном в стране крае. Никогда не пытайся меня купить, соблазнить или напугать. Со мной это не работает. Если ты хочешь что-то предложить, будь готова к тому, что предложение будет принято, – он толкается в меня бёдрами, плотнее прижимаясь пахом к моей заднице, и я округляю глаза.

К своему ужасу, я отчётливо ощущаю его эрекцию. Не могу пошевелиться. Мои губы дрожат. Я чувствую его учащённое дыхание у самого уха. Его поза, тон, стояк – всё кричит о сильном вожделении к моему телу. Я всё же добилась его реакции. Только не совсем той, на которую рассчитывала.

Он проводит своей щекой по моей, царапая вечерней щетиной.

– Я… больше не буду, – выдавливаю из себя.

– Пора определиться: ты юрист или шлюха?

Киваю ему много раз. Я готова сказать всё что угодно, лишь бы он прекратил. Неужели он не понимает, как сильно пугает меня?

– Прогнись, – слышу тихий голос у самого уха.

– Я буду кричать.

– Ты слишком испугана. Прогнись в спине, и всё закончится, – повторяет он, накрыв мою ладонь своей.

Я киваю и исполняю команду.

– Хорошо, умничка, – одобрительно шепчет на ухо.

От его голоса и тона волоски на теле встают дыбом. Впервые за месяц общения я различаю что-то похожее на похвалу из его уст. Морально готовлюсь к тому, что он начнет лапать, гладить, трогать, задирать платье, как действовал Леонидас в туалете перед обручением, но он этого не делает. Лишь дышит чуть глубже, чем раньше.

Одна его рука сжимает мою ладонь, вторую он подносит к моему лицу и проводит пальцами по подбородку, затем касается рта. Я чувствую запах табака и закрываю глаза, концентрируясь на ощущениях.

Он не спешит. Указательным пальцем задерживается на моей нижней губе, чуть сминает её, смачивая подушечку в моей слюне. Промедление и скупая ласка действуют на меня совершенно странным образом. Он словно ждёт знака, а я застыла и не могу пошевелиться. Такого со мной ещё не было.

Его пальцы почти нежно гладят мои, переплетаются с ними, дразнят. Эрекция же становится твёрже, я чуть подаюсь ему навстречу, и он усиливает напор бёдрами. В этот момент что-то меняется, и я… я послушно приоткрываю рот и сама обхватываю его указательный палец. Сначала прикусываю, потом губами. Провожу по нему языком, втягиваю в себя.

Инстинктивно я чувствую, что ему хочется именно этого, и начинаю играть по его правилам. Разумеется, чтобы спастись… или вновь заслужить одобрение?

Моё сердце сейчас выскочит из груди.

Он меня почему-то не лапает! А ещё не пытается стянуть бельё, принудить к поцелую… ничего подобного, и я не чувствую себя униженной. Хотя должна. По всем параметрам должна!

Он даёт мне немного времени поласкать его добровольно, после чего проникает в мой рот еще одним пальцем. Я принимаю оба и начинаю сосать. Пошло, влажно. Он пихает их глубже.

– Расслабь горло, – говорит мне почти ласково, и я слушаюсь, как самая настоящая шлюха. Пытаюсь максимально успокоиться. Он трахает пальцами мой рот, а потом пихает их так глубоко, что у меня едва не срабатывает рвотный рефлекс. Я отшатываюсь, и он отпускает меня. Я складываюсь пополам и начинаю кашлять.

– Боже! – шепчу, хватаясь за горло. – Какой же ты мудак!

Теперь его взгляд опускается на мою грудь, и я понимаю, что вырез сдвинулся и открылся вид на чёрное кружево. Поспешно прячу бельё, пытаюсь натянуть ткань и максимально уменьшить вырез. Вытираю глаза от подступивших слёз.

– Так кто ты? – повторяет он вопрос. Подносит те же два пальца к лицу и касается их костяшек языком, глядя мне в глаза. Это так… странно и извращённо. Я пытаюсь сплюнуть, но получается не слишком красиво: никогда не умела этого делать. Быстро вытираю руками губы. Всё это время он наблюдает за мной, не двигаясь с места. И прекрасно понимая, как выгляжу со стороны, я бросаю ему:

– Юрист, – стискиваю зубы.

– Хорошо. Как скажешь, Лада, – его голос неожиданно смягчается. – Судя по ошибкам, которые я замечаю в твоей работе, ты пока весьма посредственный юрист, но всё же юрист. Если же ты придёшь ко мне ещё раз для личной, – выделяет последнее слово голосом, – беседы, то имей смелость признать свой истинный статус. – Пару мгновений он мешкает, потом добавляет: – Ко мне или к кому-то другому.

Я вскидываю на него глаза.

– Все решения были вынесены так, как я посчитал нужным. Пора бы поумерить своё самомнение. Вы**ываться будешь перед греком.