Как была, босоногая, пошла во двор. Мокрая земля холодила пятки, но никакие хвори лесовку сызмальства не брали, что ей сырость осенняя?

Ливень едва утих, мутные лужи ещё малость рябили в предрассветной темноте. Йага пошлёпала прямо по ним. Нагнулась к щёлочке в предбаннике – не видать ни зги. Тихонько отворила дверь, юркнула внутрь. Гость мерно посапывал, свернувшись калачиком. Девка на цыпочках подкралась к нему, наклонилась, разглядывая. Гол как сокол. Ни кошеля при нём, ни сумы со снедью, которой часто пришлецы с ведьмами расплачивались. Чем же он матушке обещал отдарить за помощь? Да что за нужда привела в поздний час в глухой лес?

Девка и не заметила, как слишком сильно приблизилась к молодцу. И как тот сопеть перестал – тоже. А рыжий – хвать! – и стиснул пальцы на её запястье. Йага не испугалась. Не было такого, чтобы в лесу её кто-то обидел. Везде друзья-помощники. За неё и мыши, шуршащие в углу, встанут, и неясыть, следящая с ёлки, прилетит.

– Чего хватаешься? – шёпотом спросила девка.

– А чего крадёшься? – в тон ей ответил Рьян.

– Удушить тебя хотела, да ты проснулся невовремя.

– Врёшь.

– Вру. И что с того?

Молодец отпустил её, сел и хорошенько, до хруста в членах, потянулся. Похлопал по месту рядом с собой: садись, мол. Йага осталась стоять.

– Зачем к матушке явился?

Рьян мотнул головой, отбрасывая от лица спутавшиеся волосы. Маленькие золотые кольца в ушах дрогнули.

– А тебе что? Думаешь, я душегуб какой?

– Коли так, то земля тебе пухом, – спокойно ответила ведьма. – Чего просить собрался? И чем платить?

Молодец упёр локти в колени, положил подбородок на сцепленные ладони. Долго снизу-вверх смотрел на девку и, наконец, признался:

– Проклят я. Ведьма твоя обещала помочь.

– Матушка Зорка. Коли помощи просишь, так зови её с почтением.

– Ну Зорка, – не стал спорить Рьян. – А чем платить ей стану, – он тронул маленький деревянный туесок, висящий на шнурке на шее, спрятал под рубаху и похлопал рукой, – то не твоего ума дело.

Неужто думал, девка любопытная выпытывать станет? Посулит награду, если скажет. Йаге и впрямь любопытно было – сил нет. Но в темноте не видать, как у неё нос сморщился от расстройства. Она сказала:

– Проклят, стало быть. Что ж, знаю, что матушка поутру сделает. Пойдём.

Она не глядела, послушался ли гость. Коли богам он люб настолько, что наново с Йагой свели, то и разума они ему дадут, чтоб не перечил.

Когда Рьян вошёл в избу, Йага уже вовсю топила печь. И, хоть рыжий и делал вид, будто не по велению зашёл, а так, гулял просто, ухмыльнулась.

Огонёк хитро подмигивал из глубины устья, знай дровишек подкидывай. Весёлый дым сначала занавесил кухоньку, но быстро нашёл выход и послушно потёк в трубу.

– Возьми горшок, – велела ведьма. – Воды налей. Да ставь в печь.

– А сама что? Невмоготу? Придумала тоже! Мужику кашеварить!

Йага медленно облизала губы, ни слова не говоря. А то так бы и дала хворостиной промеж лопаток! Молодец скрипнул зубами и начерпал из бочонка воды, поднял горшок, и впрямь тяжеловатый для бабы.

– Куда ставить-то?

Лесовка мотнула головой – копна волос так и заплясала, ровно то пламя.

– Да смотри к огню поближе!

Огонёк поманил Рьяна из самой глубины печи – поди ещё дотянись.

– А ухват где?

Девка вскинула густые брови. И так хороша она была в этой осенней сырой темноте, так её загорелую кожу целовали отблески пламени, что Рьян в кои-то веки передумал препираться. Быть может, молчи он почаще, больше бы друзей себе нажил и меньше врагов.

Он поставил горшок в печь и подвинул, насколько хватало руки.

– Глубже.

Подвинул ещё маленько.

– Вода так до вечера не закипит. Ставь куда положено.

Проклятый зыркнул сердито, но ведьме хоть бы хны. И не так на неё зыркали. Он сильно выдохнул через ноздри, лёг на живот, пачкая рубаху сажей, и как мог растянулся по устью, ажно ступни от пола оторвались!

Печь была хорошая, просторная. Такая, какая устоит, когда от избы ни брёвнышка не уцелеет. В ней и помыться можно, коли баню не истопишь, и еды на большую семью за раз сготовить. Рьяну печи не нравились. Ему больше был по нутру открытый очаг да котёл над ним, как дома. Но даже северянин подивился, каким заботливым теплом обволокли его глиняные стены.

И только хотел выползти назад, как хитрая ведьма схватила его за ноги, и без того висящие в воздухе, да толкнула вперёд. Рьян только что лицом в угли не угодил.

– Ты что удумала, ведьма?!

– Тебе, дурню, помогаю! – крикнула она и приладила к печи заслонку.

Вот тебе и на! Неужто правду усмарь врал?! Сготовит да сожрёт? Такова лекарка?

Рьян быстро перевернулся на спину, подтянул колени к груди и с силой лягнул – улетит до стены от такого удара и заслонка, и девка с нею вместе.

Вот только невдомёк северному наследнику, что ведьма прислонилась к заслонке всем телом с той стороны, распластала по греющемуся железу руки да шептала тайные слова. И слова те крепче любого силача заслонку держали.

Раз Рьян ударил, второй… И смекнул, что не шутит колдовка. Не приведи боги, правда запечёт!

– Ты что творишь?! Выпусти немедля!

– Как готов будешь, так и выпущу! – был ответ.

Проклятый зарычал от бессилия: на мякине провели! Доверился бабе! Пора было вбить в бестолковую голову, что одни беды от них! Раз обжёгся, так снова полез в самое пекло! Ну да ничего! Вот только выберется! Он эту поганку так оттреплет, что лес станет не мил! И пусть старая ведьма хоть всеми карами Света и Тени его стращает!

Рьян схватился за горшок и плеснул воды на дрова. Вот сейчас зашипят, заволокут всё едким дымом… А огонь, ровно живой, возьми да и увернись! Молодец протёр глаза. Вылил остатки – и снова без толку! Алые угли расползлись в стороны, как мошки вспугнутые! Неужто уже дыму наглотался?! Натянул рукав на ладонь, попытался прибить язычки пламени, что водили вокруг него хороводы. Куда там! Угли ползли по стенам, золотыми звёздами свисали с потолка. Рьян колотил по ним, но никак не мог погасить. Неужто так вот бесславно жизнь его и закончится?!

– Выпусти, дура! – заорал он. – Сгорю ведь!

А ведьма знай шепчет. Шёпот её, как шелест листьев осенних, как скрип древесных стволов в ночи – далеко разносился, до самого нутра пробирал.

– Выпусти, не то пожалеешь!

Он зажмурился. Ну же, ну! Где то проклятье, когда оно так нужно?! Хоть раз же должно вовремя явиться и отодвинуть чёрным крылом человечий разум!

Нет. Проклятье молчало. Справляйся сам.

Золотые мушки носились взад-вперёд. Точно издеваясь, цапали за нос, касались кожи. Рьян отмахивался, ругался, колотился в заслонку, будто намертво вросшую в глину.

А ведьма всё шептала. Слова её убаюкивали. Неведомый язык, чужой, колдовской. Он стелился, как туман. Успокаивал, как песня материнская. Приглашал живые угли в пляс, как праздничная музыка. Угли повиновались. Они менялись местами, извивались языками пламени, разгорались. Скоро тёмного угла в печи не осталось. От яркого света тянуло зажмуриться. И не погасить было тот огонь, не спрятаться от него. Рьян свернулся клубком и закрыл глаза. Бесславный конец, глупый. А и сам дурак, что бабе доверился.

Посветлело до того, что опущенные веки не спасали. Стало тесно и больно. И свет уже не вокруг был, а от заслонки. Не то железо раскалилось добела, не то ведьма наконец сжалилась и открыла выход. И так стало Рьяну страшно! Так не по себе! Век бы лежал в тепле да слушал колыбельную, век бы плавал в бесконечном забвении. Но неведомая сила тянула его к свету.

– Нет! Нет, не надо! – заорал молодец, ногтями цепляясь за покрытые копотью стены. – Не хочу!

И вдруг вывалился из печи прямо на пол. Лишь дымная пуповина соединяла его с горячей печью, но и ту Йага безжалостно перерезала серпом.

Ведьма заботливо коснулась его лба, и на мгновение будто бы вернулся материнский печной жар, но рука исчезла, и жар, такой желанный, с нею вместе.

– Тепло ли тебе, молодец? – задорно спросила она.

Тут Рьян разом вспомнил, что случилось. Вскочил, оттолкнул ведьму.

– Ты что это удумала?! Убить меня решила?

Ресницы дрогнули, но хитрого взгляда жёлтых звериных глаз не спрятали.

– А разве ты мёртвый?

– Мог бы и быть!

– Коли я захотела, был бы, – спокойно кивнула Йага. – Но я тебя перепекла.

– Что сделала?

– Перепекла. – Йага отряхнула одёжу молодца, и зола, кажется, намертво въевшаяся в ткань, отстала, будто её и не было. – Ровно дитё хворое. Издревле так делали, чтобы нечисть не привязывалась. Знаю я, как матушка проклятья снимает. Отправит тебя в чащу, где тёмная сила великую власть имеет. И лучше бы тебе от неё хоть так защититься.

– Ты… Что же? Помогла мне выходит?

– Выходит, помогла.

– А сказать, что задумала, никак нельзя было?

– А что, – Йага сощурилась, – ты б по своей воле в печь полез?

– Я б тебя туда сунул…

Она фыркнула: вот бы на такое поглядеть! Да рыжий тогда нипочём из лесу живым бы не выбрался! Однако ж вслух того не сказала. Села за стол, молча отрезала краюху хлеба, подала гостю.

Тот помедлил, но хлеб принял. Присолил, укусил и, наконец, спросил:

– Для чего помогла-то? Если твоя ве… Зорка худое задумала, так скажи сразу.

Девка ажно простоквашей поперхнулась. Выдумал тоже! Матушка – и худое!

– Коли матушка помочь обещала, поможет. В лесу никто не лжёт – себе дороже. А я всего-навсего оберег тебе на шею повесила.

– Зачем?! Я никто тебе. Человек пришлый, может ещё и злой! Зачем помогла?!

Йага глядела на него поверх чашки. На рыжие кудри, на золотые кольца в ушах, на диковинные рисунки, виднеющиеся в вырез рубахи. Задумалась. Нет, нет ответа!

– Того пока сама не ведаю. Как узнаю – скажу.

Глава 4
Дымом пахнет!

Задала старуха задачку! Едва они с Йагой перекусить успели, ввалилась в избу, обругала обоих, швырнула на сундук пучок свежесрезанных трав и заявила:

– Иди-ка, милай, хоть водицы принеси для мого зелья. А то ишь, умный выискался! Бабушка, стало быть, ни свет ни заря поднялась, все ноги сбила, а этот… сидит!

Рьян быстро смекнул, что злилась она не на него вовсе. И даже не на то, что пришлось по сырости да мокроте травы собирать. Злилась она на дочь, что та без её ведома колдовала над пришельцем.

Зорка втиснулась на скамью меж молодыми, ещё и пихнула Рьяна острым локтем, поторапливая.

– Что тебе, старая, воды в избе мало?

Проклятый кивнул на бочонок, из которого, по велению Йаги, наливал в горшок.

– А может и мало! Явился, гость незваный! Баню ему, пожрать ему тоже, зелье свари… Хорошо устроился, царевич!

Рьян горько фыркнул. Царевич… Вот скажет бабка так скажет! Ударил ладонями по столу, поднимаясь, взял ведро и совсем было уже вышел…

– Постой!

– Ну чего ещё?

– Не из колодца набирай. К роднику иди!

Рьян едва не швырнул ведёрко оземь.

– Где я тебе тут родник найду?!

– Коли захочешь…

Но Йага перебила старуху.

– А вот! – Метнулась к печи, достала метлу, походя смахнув в углу паутину, вырвала один прутик. – Куда он укажет, там и родник.

– Ты никак смеяться вздумала?

Но Йага смотрела серьёзно. И смешинок в её жёлтых звериных глазах было не боле обычного. Рьян взял прутик, коснувшись горячих загорелых пальцев. И девка смутилась.

Довольный собою, молодец издевательски поклонился старухе и хлопнул дверью.

– Карга старая! – бормотал он, сбивая прутом остатки листьев с ветвей. – Вода ей не такая…