Фэйри смотрит на меня в упор.

– Это приказ? – у него хриплый, странный голос, слишком высокий для мужчины.

– Да нет. Просто, – я оглядываю его одежду – штаны из формы пограничников, – ну… я б замёрзла. Ну как хочешь.

 Понятия не имею, что с ним делать. Поэтому я фальшиво улыбаюсь, показываю дом, объясняю, что мама в отъезде… в общем, старательно делаю вид, что он гость. Фэйри мне совершенно не помогает – он не сводит с меня пристального взгляда и молчит. Я жмусь – мне очень хочется сделаться незаметной или вообще раствориться в воздухе. Незнакомое чувство – я привыкла к совершенно другим взглядам. Так что я даже наслаждаюсь им с каким-то болезненным удовольствием.

 Живот требовательно бурчит, и я, глянув на фэйри, в который раз кутаюсь в халат. И вежливо интересуюсь, не хочет ли гость завтракать.

 Судя по взгляду, гость раздумывает убить меня сейчас или всё-таки потом.

 На кухню фэйри идёт за мной, встаёт в дверях и внимательно осматривается. Потом так же внимательно следит, как я разогреваю воду и вытаскиваю на стол кувшины с молоком и мёдом. И мамины пирожки. Вот бы с ягодами!

 Встречаюсь с фэйри взглядом. Не отворачиваясь, я осторожно интересуюсь, что едят в Гленне.

– А в Мюреоле? – интересуется в ответ фэйри, и я застываю с блюдом пирожков, не донеся его до стола.

– А при чём тут… Только не говори, что ты тоже из Инесса!

 Фэйри хрипло смеётся. Я смотрю на него и мгновение спустя мы смеёмся вместе.

 Смех фэйри обрывается первым. И неожиданный вопрос повисает в воздухе:

– Как морская дева оказалась в Дугэле?

 Я ставлю пирожки – от греха подальше. Сажусь и смотрю на него снизу вверх.

– Понятия не имею. Какая дева?

– Ты, – спокойно говорит он, и я начинаю понимать, что его, похоже, били вчера исключительно по голове. И дешёвый лекарь не помог.

 Надо будет пригласить нормального, когда мама приедет. Ох, только сумасшедшего в доме мне не хватало.

 Наливаю в свою кружку настой, смотрю на фэйри.

– Может, всё-таки поешь?

 Он не двигается. И, когда я принимаюсь за первый пирожок (с ягодами!), снова спрашивает:

– Зачем помогла мне?

 Я давлюсь пирожком. Настой горячий – обжигаю язык и какое-то время дышу ртом, прежде чем ответить:

– Не знаю.

 У фэйри становится забавное лицо, а я беру второй пирожок и протягиваю ему.

– Хочешь?

 Фэйри отлепляется от косяка и, не спуская с меня странного взгляда, огибает стол. Пирожок дрожит в моей руке. Фэйри приближается, и я не выдерживаю – опрокидываю стул и отшатываюсь к стене.

 Глаза у фэйри жёлтые. Янтарные? Да, но с крапинками зелёного. Красиво, но от этого мне почему-то ещё страшнее, хотя ростом он действительно не выше меня, и на его шее поблескивает ошейник.

– Я презираю тебя, – говорит фэйри, стоя ко мне почти вплотную. – Но ты спасла меня, – его голос дрожит, и я распахиваю глаза от удивления. – За это я должен тебе служить.

 На улице начинается дождь – я машинально отмечаю шелест каплей по стеклу, когда фэйри наклоняется к моему уху и еле слышно шепчет.

 Слова врезаются, как кинжал, и я откуда-то понимаю, что он назвал мне своё Истинное Имя.

 Вот теперь он и правда мой раб.

 Мы смотрим друг другу в глаза. И я действительно вижу в его, янтарных, презрение. Но мне уже всё равно.

 Я тянусь к нему, и он позволяет мне опереться о его плечи. Ему холодно – кожа еле-тёплая. Я машинально отмечаю это и обнимаю руками его шею. Нахожу застёжку…

 Фэйри молча смотрит на упавший ошейник, потом на меня. Вздёргивает бровь и усмехается.

 Но я его уже не боюсь.

***

– Как мне тебя называть? – интересуюсь, осторожно прикладывая к припухшей коже на его шее компресс.

 Фэйри сидит на кровати в гостевой комнате, закутанный в одеяло, и постоянно фыркает. На мой вопрос: «В чём дело?» он пробурчал только что-то про «воняет». Ну да, у лечебных настоев острый запах. Но можно и потерпеть.

 Впрочем, фэйри терпит и не жалуется. Только фыркает очень красноречиво.

– Как хочешь.

 Никак не хочу. Меня раздражает его цепкий взгляд, и чувство опасности уже не щекочет приятно нервы. Я в который раз жалею, что втянула себя в это, но выхода у меня нет. Теперь, когда я знаю его Истинное Имя, я вообще по уши в этом… этой яме. Истинное Имя – суть фэйри. Даже больше – используя его во время приказа, я могу заставить фэйри делать что угодно. Например, могу сказать «умри», и он умрёт.

 Конечно, я никогда этого не сделаю.

– Послушай, ну мне же надо как-то тебя называть, – вздыхаю я, протягивая фэйри кружку горячего настоя. – Ты же не хочешь, чтобы я всегда использовала то имя, которое ты мне сказал?

 Фэйри заметно вздрагивает и глядит на меня. Кружку он словно не замечает.

– Как хочешь.

 Вот так тебя и назову!

– Сильвен, – решаю я, заглушив раздражение. – Лесной. Там же леса у вас, в Гленне, да? Расскажешь?

 Фэйри… Сильвен отворачивается.

 Ну ладно. Я пожимаю плечами и встаю. Оставляю настой, лекарства. Не маленький, сможет о себе позаботиться. А с меня хватит!

 Вздрагиваю, когда фэйри неожиданно ловит меня за руку.

– Что?

 Сильвен рассматривает мой браслет с жемчужиной. Тянется коснуться, но я отдёргиваю руку. Фэйри молчит, я огреваю его возмущённым взглядом и выскакиваю из комнаты.

 Мне хочется сбежать – и подальше. Через час, послушав тишину из гостевой комнаты, решаюсь.

 На улице шумит дождь, он разогнал туман. И намочил меня до нитки, пока я спешила в школу танцев. Забавно, Марк оказывается там же лишь четверть часа спустя. Приходит за мной в класс. Меня не перестаёт удивлять, как он узнаёт моё местонахождение, да ещё и так быстро.

 Танцую, как сумасшедшая. Смеюсь над шуточками Марка, как коршун охраняющего меня от других. Даю проводить, но домой не приглашаю. Целую в щёку – бедняга краснеет – и убегаю, пообещав написать перед сном. Марк долго не уходит, вижу его с крыльца.

 У меня безумно болят ноги. Это и хорошо, помогает забыть о сумасшедшем фэйри. Который, кстати, свободно шатается по дому. По крайней мере, в мою купальню заходит, точно в свою комнату.

– Больно?

– Выйди! – выдыхаю я. В моём голосе слёзы: ноги не просто болят, они – словно подушка, в которую втыкают разом тысячи раскалённых игл.

– Неужели ты отказалась от моря из-за этого? – Сильвен оглядывает купальню. Он и не думает уходить. Я вижу его отражение в зеркале, он смотрит на мои ноги с выражением, чем-то похожим на сострадание.

– Я ни от чего не отказывалась! Выйди! – шиплю я, выгибаясь от боли.

 Сильвен садится рядом.

– Дай мне.

 Его руки – изящные руки женщины, покрытые мозолями воина – ложатся на мои колени. Я не успеваю отшатнуться и даже влепить нахалу пощёчину – боль уходит, точно вода в песок. Фейри встаёт, ловит мой поражённый взгляд и тихо говорит:

– Твоя магия запечатана, русалка?

– Я не русалка, – шевелю пальцами ног. Удивительно: боли как не бывало.

 Сильвен, щурясь, смотрит на меня какое-то время. Потом, ничего не говоря, уходит.

 Следующий день проходит для меня в заботах. Я делаю домашнее задание – тонну, наверное, столько пропустила за время болезни. Сильвен сидит у себя в комнате. Я ношу ему еду, но он почти не ест. И не разговаривает со мной.

 Начинаю понимать, почему фэйри умирают в неволе. Будешь вот так сидеть и делать вид, что ты очень гордый и даже есть не хочешь – конечно, скоро умрёшь. От голода, например.

 А ночью неожиданно возвращается мама.

 Она врывается в мою комнату вместе с ветром и дождём из распахнутого окна. По крайней мере, мне это снится – и остальное тоже кажется сном, кошмаром. Я подпрыгиваю на кровати и стукаюсь затылком об изголовье. Больно.

– Арин! – каркает мама, садясь на кровать, и я отодвигаюсь. За окном громыхает гроза – не такая уж редкость в Дугэле, но сейчас, спросонья, я её боюсь.

 Мамино лицо в блеске молнии искажается.

– Арин, кто подарил тебе янтарную заколку?

 Я молча смотрю на неё и дрожу. Мама, моя родная мама кажется чужой и незнакомой. Ведьмой из мрачных сказок. Мне холодно и очень страшно. Если это правда кошмар, почему я не просыпаюсь?

– Арин, отвечай! – мама хватает меня за руку, больно сжимает запястье.

 Я вскрикиваю.

– Мам, в чём…

– Это инесский принц? Ты видела его? Ты с ним говорила?!

– Нет! – всхлипываю я, дёргая руку. – Мама, пусти, мне больно!

 Ещё одно страшное мгновение мама смотрит на меня, потом неожиданно улыбается, отпускает – и всё возвращается на место.

 Я тихо плачу, и мама машет рукой: окно закрывается. В комнате светлеет – загораются светильники.

– Арин, девочка моя, – она обнимает меня, гладит по спине. – Ты совсем замёрзла. Ну что ты… Что ты… Ты просто скажи… Ты правда не видела инесского принца? Правда?

 Я смотрю на неё, мои губы дрожат.

– Мамочка… Он был инессец, да, но… я не специально… я просто повернулась неловко… и упала… А он меня вытащил… Но он не принц! Конечно, нет! – такая мысль мне даже в голову не приходила. Хотя, если вспомнить его одежду… но не принц, это уж слишком!

– Инессец? – шепчет мама, хватая меня за руки. – Значит, всё-таки… Что он тебе сказал? – мама трясёт меня: – Что?!

– Что я… похожа… на русалку, – лепечу я. – Мама? Мама, что ты делаешь? Мам!

 Она связывает мои руки невесть откуда взявшейся шёлковой лентой и снимает браслет с жемчужиной. Сдёргивает с меня одеяло, чертит в воздухе какие-то руны. Бормочет: «Заклинание… надо обновить… Лучше я, чем королева… Ты будешь со мной, доченька. Ты будешь в безопасности. Так нужно, Арин, моя Арин. Я укрою тебя. Я тебя спрячу».

– Мама, что ты делаешь? – кричу я, когда она поднимает руки. – Мама? Мама!

– Тише! – приказывает она, заламывая мои руки. – Арин, дочка, просто… посиди вот так, хорошо? Я только…

 Договорить она не успевает. Хрипит, безумно глядя перед собой, оседает на кровать, а потом падает на пол. Кончик кухонного ножа торчит в её горле, указывая на меня.

 Под вспышку молнии Сильвен вытирает руки о валяющееся рядом одеяло.

 Мой крик забирает гром.

ГЛАВА 4. Илва

 Эйнийский барс ходил вокруг, кося на меня налившимися кровью глазами. Из приоткрытого рта капала слюна, и даже с расстояния десяти шагов чувствовался исходящий от неё едкий запах.

 Я в который раз дёрнулась, пытаясь освободить руки, но верёвка только сильнее врезалась в запястья. Запах крови заставил барса замедлить шаг и потянуть носом.

 Я зашипела сквозь зубы. Чувствовать беспомощность было не впервой, но последнее время я от неё отвыкла. В конце концов, я достаточно регулярно пугала приближённых, чтобы у них и мыслей не возникало слово мне поперёк сказать.

 А вот мысль убить у кого-то возникла.

 Барс, не сводя с меня безумных глаз, ощерил клыки и хрипло завыл, припадая к земле.

 Впору было выть в унисон.

 Вообще-то, горные барсы никогда не нападают на дугэльских королев. Мы – госпожи этой земли, и все, кто живёт на ней, не могут причинить нам вред. Люди, разве что, составляют исключение – потому что у них хватает ума договориться с теми же гленцами. Но как же надо опуститься, чтобы пойти на сговор с варварами-фэйри? Я знала, что меня не любят, но думала, что до рождения новой королевы бояться нечего – ведь без меня Дугэл падёт.

 Так что эйнийского барса я не ожидала. Его горный родственник уже лизал бы мои руки. Барс из Гленны – дело другое. Особенно если его ещё на всякий случай опоили какой-то гадостью, чтобы уж точно напал.

 А меня – чтобы не колдовала. Интересно, зелье было во вчерашнем успокоительном? «Госпожа, я настояла ваш вечерний отвар как следует – чтобы вам хорошо спалось». Вернусь, четвертую гадину-горничную. Если вернусь.