– Да? И где же? Ох, я имею в виду… – торопливо добавил Грей, заметив по ее глазам, что она потрясена до глубины души.

А вот это уже интересно: откуда бы совершенно неопытной юной леди знать, что можно целовать не только губки или ручки?

– В каком месте географически, – пояснил он.

Румянец на щеках Дотти стал ярче: она не хуже Грея понимала, что сейчас выдала себя.

– В саду у леди Уиндермир. Мы оба пришли к ней на музыкальный вечер, и ужин еще не подали, поэтому Уильям пригласил меня немного прогуляться и… и я пошла. Был такой прекрасный вечер! – простодушно добавила она.

– Да, Уильям тоже это отметил. Раньше я не осознавал дурманящего воздействия хорошей погоды.

Дотти бросила на него неприязненный взгляд.

– Как бы то ни было, мы любим друг друга. Хоть это он вам сказал?

– Да, – ответил Грей. – Собственно, Уильям с этого и начал, прежде чем пуститься в скандальные откровения насчет твоей добродетели.

Глаза Дотти округлились.

– Он… что именно он вам сказал? – требовательно спросила она.

– Достаточно, как он надеялся, чтобы убедить меня немедленно пойти к твоему отцу и объяснить ему, почему он должен согласиться отдать тебя в жены Уильяму.

– Ох!

Дотти глубоко вздохнула, как будто с облегчением, и отвела взгляд.

– Значит, вы собираетесь это сделать? – спросила она, вновь посмотрев на Грея огромными голубыми глазами, а потом с надеждой добавила: – Или вы уже?

– Нет, я еще не говорил с твоим отцом о письме Уильяма. Решил, что для начала нужно поговорить с тобой и выяснить, разделяешь ли ты его чувства в той мере, как он думает.

Дотти моргнула и одарила дядю ослепительной улыбкой.

– Ох, дядя Джон, вы такой внимательный! Многих мужчин нисколько бы не заботило женское мнение в подобной ситуации. Вы же, как всегда, очень деликатны. Мама не устает превозносить вашу доброту и отзывчивость.

– Не перестарайся, Дотти, – сдержанно сказал Грей. – Значит, ты утверждаешь, что согласна выйти замуж за Уильяма?

– Согласна? – вскричала она. – Да я хочу этого больше всего на свете!

Он посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом.

– Неужели? – произнес Грей со всей иронией, на которую был способен. – И почему же?

Дотти дважды очень быстро моргнула.

– Почему?

– Почему? Я имею в виду, что особенного ты нашла в характере Уильяма, – терпеливо повторил он и уточнил, понимая, что юные девушки не слишком хорошо разбираются в людях: – Или, скорее, в его внешности, что хочешь выйти за него замуж, к тому же так скоропалительно?

Грей уже был готов поверить, что в одном из них или сразу в обоих развиваются нежные чувства, но зачем так спешить? Даже если Уильям боится, что Хэл согласится на предложение виконта Максвелла, сама-то Дотти наверняка знает, что заботливый отец никогда не выдаст ее замуж насильно.

– Ну, мы ведь любим друг друга! – произнесла она, хотя ее голос прозвучал несколько неуверенно для такого страстного признания. – А что касается его… его характера… как же, дядя, вы же его отец и, конечно, не можете не знать о его… его уме!

Дотти победоносно выдала это слово и торопливо продолжила, набирая обороты:

– Его доброте, его веселом нраве… его кротости…

Теперь настала очередь лорда Джона ошеломленно моргать. Несомненно, Уильям отличался умом, веселым нравом и разумной добротой, но вот определение «кроткий» к нему никак не подходило. Более того, дыру в обшивке столовой его матери, через которую Уильям нечаянно выбросил собеседника во время чаепития, еще не заделали, и этот образ был свеж в памяти Грея. Возможно, что в компании Дотти Вилли вел себя более сдержанно…

– Да он же само воплощение истинного джентльмена! – провозгласила Дотти, похоже, закусив удила. – А его внешность… конечно, все женщины, кого я знаю, от него в восторге! Такой высокий, стройный…

С холодным беспристрастием лорд Джон отметил, что, хотя Дотти и назвала несколько свойственных Вилли особенностей, она ни слова не сказала о его глазах. Ведь кроме роста, который, разумеется, трудно не заметить, самой примечательной чертой в образе Уильяма были его глаза: ярко-голубые и с необычным, кошачьим разрезом. Вообще-то, это были глаза Джейми Фрэзера, отчего у Джона сжималось сердце всякий раз, когда Вилли смотрел на него с определенным выражением.

Сам Вилли прекрасно знал, как действует его взгляд на женщин, и беззастенчиво этим пользовался. Посмотри он хоть раз с вожделением в глаза Дотти, она бы завороженно замерла на месте, и не имело бы значения, влюблена она или нет. А трогательный рассказ об очаровании сада… После музыкального вечера или на балу… у леди Бельведер или у леди Уиндермир…

Грей настолько погрузился в собственные размышления, что не сразу заметил молчание Дотти.

– Приношу свои извинения, – учтиво произнес он, – и благодарю за восхваление характера Уильяма, которое не могло не согреть отцовское сердце. И все же, к чему такая спешка с женитьбой? Через год или два Уильяма наверняка отправят домой.

– Его могут убить! – воскликнула Дотти, и в ее голосе прозвучал неподдельный страх, такой искренний, что Грей насторожился.

Она сглотнула и прижала руку к горлу.

– Я этого не вынесу, – проговорила Дотти внезапно ослабшим голосом. – Если его убьют и мы никогда… у нас никогда не будет шанса…

Она посмотрела на Грея заблестевшими от чувств глазами и с мольбой коснулась его руки.

– Я должна, – твердо сказала Дотти. – Правда, дядя Джон. Я должна это сделать и не могу больше ждать. Я хочу поехать в Америку и выйти замуж.

У него отвисла челюсть. Одно дело хотеть выйти замуж, но такое…

– Дотти, скажи, что ты шутишь, – произнес он. – Ты же не думаешь, что твои родители – а особенно твой отец! – когда-нибудь это одобрят.

– Он бы согласился, если бы вы изложили все должным образом, – возразила Дотти. – Ваше мнение он ценит выше, чем чье бы то ни было.

Она стиснула руку Грея и настойчиво продолжила:

– А вы, как никто другой, должны понимать, какой ужас я испытываю при мысли, что с Уильямом… может что-то случиться, прежде чем мы снова увидимся.

Действительно, подумал он, единственным доводом, что перевешивал в ее пользу, было чувство пустоты в его собственном сердце, которое возникало всякий раз при одном упоминании о возможной смерти Уильяма. Да, его могли убить. Как и любого другого во время войны, а особенно солдата. Это риск, на который идешь – а совесть не дала бы ему помешать Уильяму выбрать этот путь, – хотя, стоило ему представить Уильяма разорванным на куски пушечным ядром, или лежащим с простреленной головой, или умирающим в мучениях от дизентерии…

У лорда Джона пересохло во рту, он сглотнул и с некоторым трудом запихнул малодушные образы назад, в закрытый мысленный чулан, где они обычно и хранились под замком.

Грей глубоко вздохнул.

– Доротея, – твердо произнес он. – Я выясню, что ты задумала.

Она долго и задумчиво глядела на него, словно оценивая шансы. Уголок рта Дотти медленно приподнялся, глаза сузились, и он прочитал ответ на ее лице так же ясно, как если бы она произнесла его вслух: «Нет, вряд ли.

Впрочем, это выражение исчезло так же быстро, как появилось, и Дотти вновь посмотрела на него с негодованием, смешанным с мольбой.

– Дядя Джон, как вы смеете обвинять меня и Уильяма, своего собственного сына, в том… в том… а в чем, собственно, вы нас обвиняете?

– Понятия не имею, – признался он.

– Вот и отлично! Так вы поговорите с папой, ради нас? Ради меня? Пожалуйста? Сегодня?

Дотти была прирожденной кокеткой: говоря с ним, она придвинулась ближе, чтобы он почувствовал нежный аромат фиалок от ее волос, а пальчиками очаровательно теребила лацканы его мундира.

– Не могу, – ответил Грей, пытаясь высвободиться. – Только не сейчас. Он уже испытал из-за меня ужасное потрясение, еще одно наверняка его добьет.

– Тогда завтра, – уговаривала она.

– Дотти!

Он взял ее ладони в свои. Его удивило и тронуло, что ее руки похолодели и дрожали. Похоже, девочка говорит серьезно, что бы она ни пыталась сказать.

– Дотти, – повторил лорд Джон уже мягче. – Даже если твой отец согласится отправить тебя в Америку, чтобы ты вышла там замуж – а лично я считаю, что это может произойти только в том случае, если ты ждешь ребенка, – то все равно нет никакой возможности отплыть туда до апреля. И поэтому пока не нужно ничего рассказывать Хэлу и загонять его в могилу раньше времени. Пусть хотя бы оправится от нынешней болезни.

С недовольным видом Дотти признала, что его доводы вполне разумны.

– Кроме того, – добавил лорд Джон, выпуская ее руки, – ты знаешь, что в зимнее время кампания прекращается. Боевые действия скоро приостановят, и Уильям будет в относительной безопасности. Тебе незачем бояться, нет никаких поводов для беспокойства.

«Кроме несчастных случаев, дизентерии, лихорадки, заражения крови, несварения желудка, потасовок в питейных заведениях и более десятка других смертельно опасных угроз», – мысленно добавил он.

– Но… – начала было Дотти, потом замолчала и тяжело вздохнула. – Да, полагаю, вы правы. Все же… дядя Джон, вы поговорите с папой в ближайшее время, правда?

Он тоже вздохнул.

– Поговорю, если ты действительно этого хочешь.

Сильный порыв ветра сотряс часовню, и витраж с изображением святой Варвары задрожал в своей свинцовой раме. Внезапно начался ливень, забарабанил по кровле, и Грей плотнее закутался в плащ.

– Подожди здесь, – велел лорд Джон племяннице. – Я велю кучеру подъехать к дорожке.

Пока он шагал против ветра, одной рукой придерживая шляпу, чтобы та не улетела, ему на ум пришли его собственные слова, сказанные племяннице чуть раньше: «это может произойти только в том случае, если ты ждешь ребенка». На душе стало тревожно.

Дотти бы так не поступила. Или поступила бы? Нет, ни в коем случае, уговаривал себя Грей. Забеременеть от одного мужчины, чтобы убедить отца позволить ей выйти замуж за другого? Весьма сомнительно. Хэл выдал бы ее за виновника, она бы и рта не успела открыть. Хотя, возможно, она выбрала кого-то непригодного для женитьбы, например, уже женатого или… Но это же полная чушь! Что бы сказал Уильям, явись Дотти в Америку, беременная от другого мужчины?

Нет, даже Брианна Фрэзер Маккензи, самая прагматичная (до ужаса!) женщина из всех, кого он когда-либо знал, не сделала бы ничего подобного. Он слегка улыбнулся, вспомнив, как грозная миссис Маккензи пыталась шантажом женить его на себе, будучи беременной, но совершенно точно не от него. Грей постоянно задавался вопросом, а действительно ли этот ребенок от ее мужа? Вот она, возможно, смогла бы. Но не Дотти.

Наверняка нет.

Глава 16
Невооруженный конфликт

Инвернесс, Шотландия. Октябрь, 1980 г.

Старейшая в Инвернессе церковь, так называемая «Старая Высокая церковь Святого Стефана», невозмутимо стояла на берегу реки Несс, выветренные камни ее погоста свидетельствовали о благочестивой безмятежности. Роджер знал об этом спокойствии, но сам его не чувствовал.

Кровь все еще пульсировала в висках, и, хотя день выдался довольно прохладный, воротник рубашки взмок от физических усилий. Роджер шел пешком от парковки на Хай-стрит, шагал торопливо и яростно, как будто пожирал расстояние с каждым шагом.

Господи, Брианна назвала его трусом! Она много еще чего наговорила, но уязвило именно слово «трус», и она это прекрасно знала.

Ссора началась вчера после ужина, когда Брианна поставила пригоревшую кастрюлю в старую каменную раковину, повернулась к нему и, сделав глубокий вдох, сообщила, что идет на собеседование, чтобы получить работу в Управлении гидроэлектростанциями Северной Шотландии.

– Работу? – тупо переспросил он.

– Работу, – повторила она, сощурив глаза.