Наследство в Тоскане (страница 8)
Она снова села на стул и, повернувшись, ласково заговорила с адвокатом:
– Джон. Вы, конечно же, понимаете, какая проблема у нас возникла. Если бы я знала, что все так обернется, я пригласила бы своих адвокатов.
– Это ничего бы не изменило, – невозмутимо ответил мистер Уэйнрайт. – Завещание действительно и остается в силе.
Она окинула его искоса почти кокетливым взглядом, как будто надеялась очаровать его, чтобы он изменил дело в ее пользу. Но он продолжал молчать, нисколько не колеблясь.
– А он не говорил вам, почему он так поступил? – спросила миссис Уилсон, раскрасневшись от возмущения. – Не объяснял, почему решил обездолить собственных детей ради ребенка, которого никогда даже не видел?
– Он их не обездолил, – сообщил ей Джон. – Он оставил им по три миллиона фунтов и дом в Лондоне.
Миссис Уилсон резко выдохнула и прижала руку к груди, как будто была оскорблена.
– Для него это была карманная мелочь, – сообщил Коннор всем окружающим. – Винодельня стоит в разы больше этого.
Мне было довольно интересно, насколько же именно больше она стоит, но я не посмела спросить. В настоящий момент было лучше сидеть тихо и держать рот на замке.
Коннор снова уселся за стол.
– Мы будем бороться.
– Я предполагал это, – ответил мистер Уэйнрайт.
Слоан быстро замахала руками.
– Подождите. Я уверена, все это может довольно легко разъясниться. Если я правильно понимаю, в Италии существует закон о наследовании детьми имущества отца. Мой муж проверил это, перед тем как я садилась в самолет. Он сказал, это называется обязательное наследование или что-то подобное, и что мы должны получить как минимум шестьдесят шесть процентов всей его собственности в равных долях. – Слоан указала на меня. – А она не наследница. Она незаконная.
Я начинала ненавидеть звуки этого слова.
– Это верно, – ответил мистер Уэйнрайт. – Гражданский кодекс Италии защищает ближайших родственников, но в 2015 году Европейский Союз принял закон, позволивший вашему отцу, как британскому подданному, составить завещание согласно законам его страны. А в Соединенном Королевстве Великобритании человеку предоставляется гарантированная законом свобода распоряжаться своим имуществом так, как ему будет угодно. Он мог бы при желании оставить все на благотворительность.
Коннор протянул руку в мою сторону.
– Ну, вот вам ваша благотворительность.
– Простите? – сказала я.
Мария под столом взяла мою руку и пожала ее. Я встретилась с ней взглядом, и она покачала головой.
– Чего я не могу понять, – обратился ко мне Коннор, – так это что же произошло между моим отцом и вашей матерью. Она что, шантажировала его? Или это были вы? – И впился в меня глазами.
– Да нет конечно! – ответила я. – Я вообще никогда в жизни с ним не разговаривала!
– Тогда как же мы должны все это понимать? – спросил Коннор. – Мы никогда не слышали о женщине, которую он трахнул тридцать лет назад. Как ее звали?
– Лилиан Белл, – ответил мистер Уэйнрайт.
Коннор повернулся за разъяснениями к Марии.
– Она же не присутствовала в его жизни, верно?
Мария пожала плечами.
– Я об этом ничего не знаю.
Адвокат невозмутимо произнес:
– Согласно утверждению вашего отца, существовали письма.
Коннор нахмурился.
– Письма? О чем вы говорите? Любовные письма?
– Не знаю. Он не говорил, – ответил мистер Уэйнрайт.
Коннор во внезапном приступе ярости вскочил со стула, опрокинув его, и подбежал к окну, где замер, глядя наружу. Все, кроме Слоан, молча смотрели на него.
– Он не передавал эти письма вам на хранение? – спросила она. – Как свидетельство или что-то в этом роде?
– Для написания завещания не требуется свидетельств, связанных с выражением чьей-либо последней воли, – объяснил ей мистер Уэйнрайт. Я подумала, что он изо всех сил старается не показаться снисходительным.
– Но он все хранил, – ответила Слоан. – Верно же, Мария? Я не хочу использовать слово барахольщик, но он же с трудом соглашался выбросить хоть что-то. А эти письма, что очевидно, были ему важны. Они должны где-то быть.
Коннор снова повернулся к адвокату.
– А что, если эта женщина, Лилиан Белл, шантажировала его? Тогда у нас будут основания опротестовать завещание, ведь так?
Мистер Уэйнрайт повернулся на стуле.
– Да, в этом случае так и будет. Но вам придется это доказать.
Коннор наклонился вперед.
– А если не шантаж, то какие еще есть основания, чтобы отменить завещание? Злоупотребление влиянием? Принуждение? Мошенничество?
– Да, все это может быть учтено, – ответил мистер Уэйнрайт. – Но ваш отец ни в чем не проявлял, что находится под воздействием каких-либо манипуляций.
– Может, он сам этого не понимал. Или, в случае шантажа, он хотел по какой-то причине скрыть это.
Мистер Уэйнрайт в упор посмотрел на него.
– Коннор, вы не можете опротестовывать завещание с подобными обвинениями просто потому, что считаете его несправедливым. У вас должна быть серьезная законная причина, а предполагать то, что предполагаете вы… Чтобы доказать подобное, вам нужны свидетельства. Убедительные свидетельства.
– Но вы только что сказали, что были письма, – ответил Коннор, оборачиваясь ко всем, сидевшим за столом. – И я заявляю вам всем прямо сейчас – я собираюсь задавать самые жесткие вопросы. Кто-то должен что-нибудь знать. – Он указал на меня. – Вот хотя бы она.
– Я не знаю, – ответила я.
Он горько хохотнул.
– Да даже если бы знала, ты бы нам не сказала, особенно если собираешься все это унаследовать. – Направляясь к двери, он окинул меня ненавидящим взглядом. – Я иду звонить своему адвокату.
Слоан тоже поднялась.
– Похоже, я должна сделать что-то подобное. – И она вышла из комнаты вслед за братом.
Мария выдохнула.
– Ну вот. – Она выпрямилась на стуле и повернулась к юристам. – Можно спросить, мистер Уэйнрайт, если это завещание будет признано недействительным… существует ли предыдущее завещание, которое вступит в силу вместо него?
– Да, существует, – ответил он. – Оно было написано около десяти лет назад.
– И по нему винодельню получали дети?
– Да.
– Ясно. – Она помолчала, крутя сережку. – Пожалуйста, извините. Я не знаю, как задать этот вопрос, чтобы не показаться эгоистичной, но в той, прошлой версии завещания маленькая вилла тоже отходила ко мне? И эти деньги?
Он помолчал.
– Боюсь, что нет. Это было дополнение, сделанное к настоящему завещанию.
Ее плечи слегка поникли, и в этот момент я подумала, что у меня появился союзник, потому что Мария не захочет потерять то, что ей завещал Антон. Впервые после приезда в Тоскану я почувствовала себя не совершенно одинокой.
Глава 5. Слоан
– Как он мог так поступить? – спросила Слоан, когда Коннор, закончив разговор со своим адвокатом, швырнул мобильный телефон на диван в своей спальне. – Мы его родные дети. А она какая-то чужая, кого он никогда даже не видел. Коннор, он что, ненавидел нас? Дело в этом? Наказал нас за то, что мы недостаточно часто его навещали? Или пытался досадить маме за то, что потерял после развода? Потому что она раздела его до нитки. И всегда хвасталась этим.
Коннор расхаживал по комнате.
– Дело не в том, что эта Фиона приехала сюда доить его. Это не так. Тут происходит что-то другое. Она выглядит слишком уж невинной. – Он некоторое время подумал, а потом, маша руками в воздухе, заговорил тоненьким голосом. – О, только посмотрите на меня. Я чиста и невинна, как ангел, который ничегошеньки не знает о похождениях своей матери до моего рождения. Я и представить не могу, с чего бы ваш отец оставил все маленькой бедной мне. – Коннор сделал гримасу. – Увольте.
– Мне кажется, она чувствует себя виноватой, – ответила Слоан. – У нее виноватые глаза. – Слоан опустилась в кресло, закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. – Я думала, этот день пройдет совсем не так. Я думала, у меня будет теплое местечко, где можно притулиться, если дела с Эланом пойдут неважно. Знаешь, какой он стал в последнее время. Я думала, что смогу забрать детей и перебраться пожить сюда, может, ездить отсюда в Лондон. Начать все заново.
Коннор развернулся.
– Ой, да брось. Ты никогда не бросишь Элана, и сама это знаешь.
Чувствуя, будто ей уже нечего терять, Слоан подняла на него наполняющиеся слезами глаза.
– Я думаю, у него роман.
Поглядев на нее несколько секунд, Коннор рассмеялся.
– Слоан, серьезно? И, типа, это для тебя сюрприз?
– Не будь козлом.
– Я не козел. Но ты знала, что он бабник, когда выходила за него. И ты знаешь, что он женился на тебе из-за этого. – Коннор обвел рукой виноградники за окном. – Так что не изображай невинную девственную женушку, которая ничего не знает.
Он был прав. Даже в день своей свадьбы Слоан была переполнена страхами и сомнениями, и проплакала в ванной все утро до прихода парикмахера. Но она была так влюблена в Элана – богатого, красивого Элана – и так отчаянно хотела быть любимой, выйти замуж, иметь детей и прекрасную, безупречную жизнь, чтобы ей завидовали все друзья. И ее мать хотела ей того же. Мама вошла в ванную, утерла Слоан слезы и убедила ее, что все будет хорошо. Все будет не так, когда они поженятся, сказала мама, убеждая ее пойти и принять участие в церемонии.
С тех пор Слоан постоянно ощущала, как мир сжимается вокруг нее, потому что другие женщины были всегда. На прошлой неделе ей приснилась гроза – в крышу ее дома ударила молния, так, что весь чердак оказался в огне.
– Почему тебе всегда надо быть таким мерзким? – сказала она Коннору. – Даже когда мы были маленькими, ты вечно подсовывал мне пауков.
– Я не мерзкий, – ответил он. – Я просто честный. И если у тебя были планы развестись с Эланом, то какая тебе разница, что отец вычеркнул нас из завещания? Или тебе обидно в принципе? Ведь ты с легкостью получишь миллионов двадцать по соглашению о разводе. Я знаю, сколько стоит Элан.
– Нет, не получу, – мрачно ответила она. – Я подписала брачный договор.
Коннор нахмурился.
– Ты шутишь? Ты мне не говорила. Ты сказала, он этого не хотел.
– Я соврала.
– Слоан! Какого черта?
– Перестань, пожалуйста. Ты не помогаешь. У меня сейчас рушится жизнь, и я думала, это мой спасательный круг. Этим утром я мечтала, как оставлю все сплетни про Элана позади, в ЛА, и перееду сюда, где Мария будет готовить детям тосканскую еду, а они будут каждую осень помогать убирать виноград, научатся говорить по-итальянски, и мне не придется ни слышать, ни видеть, что Элан делает с другими женщинами.
Коннор потер переносицу.
– Слоан, ну пожалуйста. Да ты же и пяти минут не протянешь без своего личного тренера и своего психотерапевта.
– Еще как протяну, – настаивала она. – Я думаю, половина проблемы заключается именно в этом. Я ожидала от себя слишком многого. И платила людям, чтобы они сделали меня безупречной и счастливой. Но, может быть, идеала вообще не существует, и я подумала, что мне просто надо есть пасту, ни о чем не беспокоясь.
Коннор сел, прижимая ладони к глазам.
– Я не могу сейчас об этом разговаривать.
– Ну и ладно, – сказала Слоан, быстро вставая. – Пойду отведу детей еще погулять.
Он смотрел, как она направляется к двери.
– Ты говоришь это, будто угрожаешь. О нет! Я должен остановить свою несчастную сестру от ужасного вреда, который она собирается причинить себе, ведя детей играть на улице!
– Ну я же сказала – козел. – И Слоан вышла.
Вернувшись в свою комнату, она обнаружила Эвана и Хлою сидящими на разных концах дивана и пялящимися в телефоны.
– Эй, дети! – бодро, с улыбкой произнесла она. – Может, сходим со мной на улицу, посмотрим, не поспел ли уже виноград? Может, мы могли бы помочь его собирать?