Глава 8

Ради расследования приходится иногда переступать через старые обиды.

Не то, чтобы Буан, один из моих многочисленных поклонников, сильно мне нравился. Примерно так же, как и все остальные. Но когда я узнала, что одновременно со мной он обхаживает и мою подругу, так сказать, подстилает соломку – кто первая согласится, на той и женюсь – он мне резко разонравился.

Учитывая, что моя лучшая подруга Экка была очень даже в курсе двойного ухаживания, и совершенно не возражала, общаться я перестала сразу с обоими.

И если бы не производственная необходимость, и на пистольный выстрел к их дому не подошла.

Но вот незадача – старых кланов оборотней в нашем городке всего два. Экка принадлежала ко второму, и без разговора с ее родителями расследование бы встало. Отца семейства дома не оказалось, но мать была на месте. Нола любила меня чуть ли не как собственную дочь, что, возможно, и послужило еще одной причиной нашей с подругой размолвки. Она приревновала ко мне собственную мать.

Это с высоты прожитого и повиданного мне легко судить, а тогда мне казалось, что весь мир против меня, и все как один меня ненавидят.

Подростки-оборотни. Гормоны сильнее логики и вообще разума.

Я постучала в калитку знакомого с детства дома. Чистая формальность, если бы не платье, я бы ее запросто перешагнула, как и низкий, витой металлический заборчик.

– Кахи? – в вышедшей на крыльцо статной молодой женщине вряд ли кто-то признал кокетку и модницу Экку. Простое, застиранное домашнее платье, волосы убраны под платок – хоть сейчас на плакат, агитирующий ехать в глушь, в пасторальные человеческие поселения. На руках у нее сидел бутуз лет двух, и старательно выковыривал серьгу из маминого уха. На боку и подоле платья под ним расплывалось желтоватое пятно, которое объясняла застиранность одежды. Если так раз по десять за день, то никаких нарядов не напасёшься.

– Мама, это к нам? – высунулось из-за юбки круглое личико сестренки бутуза. На Экку в детстве она походила как две капли.

– Нет, мелочь, я к бабушке или дедушке. Кто дома? – любезно пояснила я. И чуть не оглохла от жизнерадостного вопля:

– Баба Нола, к тебе!

Вестник умчался куда-то в глубину дома, а мы с Эккой неловко замерли по обе стороны от калитки.

– У тебя это…там. – доступно объяснила я, тыкая пальцем в мокрую одежду. Экка ойкнула, прошипела что-то не особо предназначенное для детских ушей, и скрылась в доме, приглашающее махнув мне рукой. Мол, проходи.

Не успела я отворить калитку, на крыльце появился мой бывший ухажёр.

За прошедшие десять лет он оброс бородищей, брюшком и самомнением, потому что с порога мне подмигнул.

– Привет, Кахи. Давно не виделись. Ты все еще конфетка! – развязно поприветствовал меня Буан.

– Кахайя. А тебя, кажется, кто-то пожевал. – я ткнула в надорванный лацкан пиджака, и не слушая объяснений «ну это старшенький перекинулся, погрыз вот только что» – проскользнула мимо него в дом. Где кабинет Нолы, я и без проводящих спиногрызов знала.

Мельком увиденное чужое счастье грело душу.

Как же хорошо, что не я в своё время за Буана замуж вышла. Сидела бы сейчас вот так, с выводком детей, ни тебе кладбищ, ни тебе вампиров в начальниках. Плечи непроизвольно передернулись.

Нет, я ни в коем случае не против детей. Когда-нибудь. Но не в самый же расцвет молодости! Сначала хочется посмотреть мир, сделать себе имя, доказать будущим потомкам, что мама у них в своё время ого-го, что наворотила. А потом можно и остепеняться.

Ну, этот вопрос меня может больше не волновать. Дети у меня вряд ли появятся. Оборотнями они не будут, поскольку их мать лишена ипостаси, поэтому свои, с ипостасями, ко мне свататься не подумают, а с людьми мы практически не размножаемся. Если только истинную пару не найдём.

Постучав в исцарапанную ниже уровня колена – детишки, что с них взять – дверь, я слегка приоткрыла ее, демонстрируя, кто именно пришел. Хотя, после громогласного представления мелюзги можно было и не стараться.

– Кахайя! – Нола вскочила из-за стола, и порывисто меня обняла. Я похлопала ничуть не изменившуюся за десятилетие женщину по спине. Все такая же стройная и жесткая, как наощупь, так и в решениях, Нола Панджи считалась негласным лидером клана питонов, и весьма в свое время жалела, что я не родилась с родственной ипостасью.

Ведь намешано кровей в наших обеих семьях было немало.

У Экки было три брата, которые тоже, в свое время, за мной ухаживали. Кто знает, может я бы и стала преемницей Нолы, если бы не сбежала в свое время в Лоусон.

А теперь уже поздно.

– Девочка моя, я так переживала, когда узнала…извини, не будем об этом. – поспешно оборвала она сама себя, заметив мое вытягивающееся лицо.

Мать семейства проводила меня в уютную гостиную, в которой из мебели были только диванчики и низкие круглые столики у подлокотников.

Нола налила густой чёрный чай в крохотные стаканчики. Она старалась хранить дайтарийские традиции, даже посуду выписывала с исторической родины.

Согласно нашим обычаям, сидеть бы надо вообще на полу, подложив подушку разве что, но мода накладывала свой отпечаток. В платье для визитов особо не поприседаешь.

Я икнула, глядя на своё отражение в коричневатой жидкости, и порадовалась, что стаканы такие маленькие.

Повторение вчерашнего угощения я бы, наверное, не пережила. Лопнула.

– Ты же по делу, так ведь? – изогнула губы в усмешке Нола, наливая нам по второй чашечке. Погоду, природу и моду мы уже обсудили, пора и к сути переходить. – Крепко тебя моя дочь обидела, так и не кажешь больше к нам носа.

– Простите. Буду заходить, обещаю. – повинилась я. В самом деле. То, что простительно категоричному подростку, совершенно не пристало матёрому полицейскому почти на пенсии. Старшая Панджи-то ни в чем не виновата, ни в предательстве поклонника, ни в покрывательстве со стороны Экки.

Тем более, что оба уже достаточно жизнью наказаны неизбывным семейным счастьем.

– Выкладывай. – деловито потребовала Нола, деликатно отпивая обжигающую жидкость. Чай она заваривала ядреный, чёрный в синеву, и пить его без тренировок можно было только зажмурившись, как виски.

– Вы наверняка в курсе творящегося на нашем кладбище безобразия. – я с облегчением отставила чашку под предлогом беседы. На посиделках с тетей Ратой хоть вода рядом стояла, запивать можно было. А тут раз глотнёшь – и дыши. – Расследование, признаться, топчется на месте. Не хотелось бы раскрывать тайны следствия…

Нола фыркнула, чудом не в чашку.

– Какие тайны, милая. Об этом весь город судачит. Как непобедимый вампир сел в лужу.

– А может ли быть такое, что кто-то преднамеренно вводит следствие в заблуждение? – осторожно уточнила я. Вот тут нужно очень аккуратно, бережно, как с тухлым яйцом. Самолюбие и честь клана – штуки такие, хрупкие.

Нола оставила чашку, чуть звякнув ею о стол. Плохой знак.

– То есть, не покрываем ли мы преступника? – обманчиво-спокойно переспросила она. Я замахала руками, вопреки всем правилам приличия.

– Нет-нет, что вы. Я всего лишь хочу знать, не прячет ли кто из наших древний артефакт, за которым могут гоняться преступники. Кто и какой – это дело личное, внутриклановое. Мне бы хоть намёк, в какую сторону копать. Извините за каламбур. – подумав, добавила я.

Нола снова взяла чашку. Я незаметно перевела дух. Вроде пронесло.

– Семья Панджи ничего и никого не скрывает. – вопреки ожиданию, она не чеканила слова, а тянула, будто задумалась. – За новых не поручусь. Много семей и мелких кланов переехали сюда за последние семь-восемь лет. Если хочешь, я могу поспрашивать для тебя.

А не для понаехавшего вампира, додумала я окончание фразы. Что ж, пусть Коулман радуется, что подключил меня к расследованию. Даже от неполноценного полицейского может быть польза, хотя бы в плане знакомств.

Долго посидеть с Нолой не вышло. Прибежали дети – их оказалось даже не трое, а пятеро, и наперебой начали требовать сказку. Матриарху оставалось только развести руками, а мне – побыстрее ретироваться, пока детишки и новой тете задания не придумали.

Вы знали, что крокодилы, как и кошки, просачиваются в любые щели?

Вот и я не знала.

Пока один такой не выскочил прямо из-под моей кровати.

Хорошо, тумбочка вовремя подвернулась. Я прямо на нее и присела от неожиданности.

Крокодил разявил пасть и злобно зашипел.

– Ладно, ладно. Не буду больше из окна лазить. – повинилась я, в защитном жесте выставляя перед собой расправленный халат и зажмуриваясь.

– Так я тебе и поверила. – фыркнула обернувшаяся человеком маменька, забирая у меня махровую ткань и закутываясь ею в два оборота.

Это по общим меркам я щуплая. А в семье считаюсь чуть ли не мужиком по телосложению. Мелати в моей одежде три раза поместится. Зато крокодильчик у нее внушительный. Чуть ли не с меня ростом, вместе с хвостом.

– Садись. – маменька устроилась на моей кровати, подобрав под себя ноги, и похлопала себя по коленям. Я села рядом, и как в детстве, устроила голову на ее бедре. Ласковые пальцы тут же зарылись в мои волосы, перебирая и ероша. – Рассказывай.

– Что именно? – сонно пробормотала я, и тут же ойкнула от неожиданной боли. Маменька поправила прядь, за которую дернула, и уточнила:

– Как первый день на работе, не обижают ли, не дразнят, наградили ли?

– Мам, ну когда бы меня успели наградить, я в участке один день была, и то неполный. – вздохнула я и принялась рассказывать.

Обо всем, кроме меня на кладбище.

Чем спорить с маменькой, я лучше клятву о неразглашении расследования нарушу. Быстрая смерть предпочтительнее. Она ведь как вцепится, так не отпустит. Вылитая ипостась.

Тем более, что и нарушать-то нечего.

– Помню, у прабабушки был какой-то амулет. – помолчав, решила уточнить я собственные воспоминания. А то ребёнком была совсем, мало ли, что не так запомнила. – Может, его ищут? Вроде старый был, древнего вида.