В конверте была толстенная засаленная старая тетрадь и отдельно листок дорогой плотной бумаги кремового цвета. Решив, что тетрадь толстая и ее я прочитаю потом, я отложил тетрадь в сторону и взял в руки отдельный листок, исписанный дорогими чернилами фиолетового цвета, какими обычно пользовался дед. Почерк без сомнения тоже принадлежал деду. Начал читать – и почувствовал, что помимо моей воли волосы встают дыбом на моей голове…

…

Дорогой Эдриан.

Если ты это читаешь, значит, меня уже нет на этой земле. И дело моей жизни не завершено. Я не могу заставлять, но я от всей души надеюсь, что ты стал жителем свободной страны, истинным американцем, в душе которого не угасает стремление к добру и справедливости. Именно поэтому я завещал тебе этот конверт.

Ты никогда не был ни в Родезии, ни в Южно-Африканской Республике. Все что ты знаешь об этих странах ты, наверное, узнал из телепередач и газет. Знай, что это ложь. Господь наш наказал меня – я потерял свою родину, Родезию, а потом был вынужден бежать и из Южной Африки. На старости лет я стал изгнанником, человеком у которого нет места на земле, которое бы он мог назвать своим родным домом. Я потерял свою родину – но я надеюсь, что ты сможешь ее возродить.

Знай же, что летом одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, мы подняли самолет С130 с одной из баз ВВС ЮАР. Мы сделали это тогда, когда поняли, что последнее государство белых в Африке, наш последний бастион – обречено. Мы – это те люди, которые не захотели отдавать богатства, накопленные десятилетиями упорной работы в руки чернокожих дикарей. Мы не смогли спасти страну – но мы, по крайней мере, сделали все, чтобы вы начинали возрождение не с чистого листа. На борту этого самолета находилось десять тонн высокопробного золота в слитках, а также необработанные алмазы, которые по сегодняшним ценам стоят не менее десяти миллиардов долларов США. Место посадки самолета знаю один я.

Все эти богатства принадлежат истинным хозяевам Южно-африканской республики. Они принадлежат потомкам тех, кто много веков назад высаживался с кораблей на пустынные берега и десятилетиями возделывал эту землю. Ты же вправе распорядиться всем этим так, как подскажет тебе твоя совесть. Показывать ли это письмо твоему двоюродному брату – решай сам, но без него самолет найти будет сложно.

Оставить тебе точные координаты места, где мы спрятали самолет, я не могу – знай только, что я принял все меры к тому, чтобы этот самолет не нашли. Это письмо вполне может попасть и в недобрые руки. Но я оставил несколько подсказок, которые помогут тебе его найти. Спроси у отца, где он прятался, когда я хотел его выпороть.

Не держи на меня зла. Твой дед

Дэвид де Вет

…

Не знаю, сколько я лежал в оцепенении и не слышал стука в дверь. До меня дошло, что стучат только тогда, когда кто-то саданул со всей силы по двери ногой. Спрятав письмо под одеяло, я пошел открывать.

– Мир, братишка? – на пороге, лыбясь на тридцать два зуба, стоял Ник, держа в руках бутылку дорогого французского шампанского «Боллинджер» – я так подумал, что делить нам нечего, а то, что мы в одночасье стали миллионерами, отметить стоит. Как думаешь?

…

Ну, что тут делать? Родная кровь, как никак.

…

– Заходи, – я отступил в сторону, – только имей в виду. Будешь выступать – получишь!

– Аналогично, братишка, – Ник прошел в номер, расположился у журнального столика. – У тебя бокалы для шампанского тут есть?

– Внизу, – я показал на мини-бар. – Имей в виду, я особо не употребляю.

– Ах да… – ехидно ухмыльнулся Ник. – Ты же у нас Эд-девственник…

– Давно не получал по мордасам? – нахмурившись, двинулся на него я.

– Мир! – Ник, улыбаясь шутливо поднял руки – Мир, дружба, жвачка… У нас перемирие, ты забыл?

– Тогда держи язык за зубами! Иначе и в самом деле получишь по морде лица. Шутник…

– О,кей – Ник обезоруживающе улыбнулся, разлил шампанское в бокалы, поднял свой – ты, кстати, не расскажешь мне, чего такого оставил тебе дедушка, о чем нельзя никому рассказывать?

…

Примерно минуту я думал, вертя в руках бокал с шампанским. Доверять Нику… он, конечно, раздолбай еще тот, но это единственный родной мне человек во всем мире, не считая отца. Кому еще довериться в таком деле, если не брату. Да, минуту назад я ему морду хотел набить – но это же брат мне. Да и Африку он на самом деле хорошо знает… Надо решать.

– Знаешь… – я прошел к кровати и вытащил из-под покрывала письмо деда – я и сам не знаю, правда это или нет. Читай сам.

По мере того, как Ник читал письмо, на его лице изумление сменялось недоверием. Наконец, он отложил бумагу в сторону.

– Ну, старый, ну дал твой дед… Ах, мать его… – заявил он, глотнув из своего бокала.

– Слушай, – вспылил я, – между прочим, он такой мой дед, как и твой! Я понимаю, что ты свинья еще та, но разговаривать про деда в таком тоне я тебе не позволю! Он подарил тебе пятьдесят лимонов, забыл!?

– Прости – на сей раз Ник был серьезен – я действительно перегнул палку. Ты прав. Но согласись, вся эта история попахивает старческим маразмом. Или дурацким розыгрышем. Пойди туда не знаю куда, найди то, не знаю что.

– Не согласен – сказал я – насколько мне известно, дед, конечно, был еще тем … деятелем, но вот маразматиком он не был никогда. И если это розыгрыш – какой в нем смысл?

– Видимого смысла нет, согласен, – сказал Ник, – тут ты тоже прав – и что мы теперь будем делать?

– А что ты предлагаешь?

Ник задумался.

– Честно говоря, не знаю что и сказать, братишка… С одной стороны – опасное это дело. Опасное и мутное. С другой стороны – а если и на самом деле в Африке где-то стоит самолет, забитый золотом и бриллиантами? Ты представляешь, какие это деньги?

– Представляю, – сказал я, – и что мы с ними будем делать?

– Сначала их надо найти, брат – задумчиво сказал Ник – сначала их надо найти…

Через несколько часов

Двигатели «Боинга-747» компании «Свиссэйр» приглушенно гудели, самолет уже набрал высоту одиннадцать тысяч метров и теперь летел над Атлантикой, с каждой минутой все больше и больше приближая меня к дому, к Вашингтону. Я сидел, развалившись в удобном кресле бизнес-класса (тратить деньги на первый класс я смысла не видел, летишь то с одинаковой скоростью, что в бизнес, что в первом), пытался заснуть – но сон не приходил. Из головы не шло то письмо деда. Как же он жил? Внезапно я себя поймал на мысли, что совсем не знал деда. Человек, потерявший безвозвратно страну, в которой родился и вырос, потерявший свою родину. Человек, ставший изгоем. То, что он написал – правда ли это? И если это правда – где искать самолет-призрак?

Не спалось. Достав из сумки, которую я держал всегда при себе пакет, я вытащил толстую засаленную тетрадь в черной кожаной обложке. И открыл ее…

Картинки из прошлого. Северный Матабелелэнд, район Истнор. 1972 год.

– Купил?

Невысокий крепкий средних лет мужчина, просто и скромно одетый, с мозолистыми крестьянскими руками смотрел на стоящего перед ним человека, выше ростом, одетого в щегольской черный итальянский костюм, лет двадцати пяти на вид.

– Не купил – с досадой ответил тот – Смэтсы ставку перебили. Сволочи…

– Эх, Джон… – со вздохом сказал старик, которого звали Дэвид де Вет, сколько я тебя учу, а толку… Заранее бы подошел к Шульцам, договорился бы с ними, сказал бы что участок напополам поделим. Им тоже Смэтсы много раз дорогу переходили. И вместе бы договорились против Смэтсов. А теперь что?

…

– Ладно… Иди отбери быков на субботнюю ярмарку на продажу. Двести голов продадим…

…

Джон де Вет, младший сын Дэйва де Вета, известного землевладельца и скотовода, владельца нескольких десятков тысяч гектаров пастбищ и несметных стад скота вышел из кабинета своего отца на фамильной ферме «Кинг Хилл», расположенной в самом сердце Матебелелэнда. Прямо напротив двери в отцовский кабинет стояло чучело огромного льва. Его застрелил вот на этом самом месте, где сейчас стоял дом, дед Дэвида и сейчас чучело стояло на почетном месте в самом центре холла дома. Его грива была даже не рыжей, а почти черной. Сам лев был огромным, каких сейчас уже не водится. Джону показалось, что лев издевательски подмигнул ему.

– У-у-у-у-у, зараза рыжая! – Джон щелкнул чучело льва по носу и отправился отбирать быков на продажу.

…

Этой ночью Джону не спалось. Марина вместе с сыном Эдрианом уехали в Италию и он сегодня спал один в своей комнате на отцовском ранчо. Просто не спалось и все, он сам не мог понять почему. Быков он отобрал, постарался, сделал все как надо. И все-таки не спалось.

Джон встал, спросонья нашарил шлепанцы под кроватью, натянул их на ноги. Полная луна ярким белым светом светила в окно, серебром заливая пол спальни. Зевнув, Джон сделал шаг вперед, к двери ведущей на веранду – и тут запнулся за чего-то и с шумом грохнулся об пол.

И в следующую минуту дом содрогнулся от залпа. Град пуль обрушился на усадьбу из темноты, с серебристым звоном полетели стекла. Сразу несколько автоматчиков, подбираясь к дому все ближе и ближе, вели огонь из автоматов Калашникова. Пули с противным визгом рикошетили от стен, уносились во тьму.

Уже через пару секунд Джон пришел в себя. Такие нападения хотя и были еще редкими – но все же уже были. И хотя в доме не было армейского оружия – охотничьего было в избытке в каждой комнате.

Джон перекатился ближе к кровати. Поморщился – осколки от разбитого окна больно впились в спину. Не вставая, потянулся рукой, открыл шкаф, стоящий рядом с кроватью – и тут дверца шкафа со свирепой силой вырвалась у него из рук, полетели щепки. Пуля от АК-47 ударила десятью сантиметрами выше рукоятки, за которую держался Джон.

Черт! Джон снова потянулся к двери, дернул ее на себя – и тут прямо на него упала его любимая винтовка, с которой он провел сотни часов в буше – охотничий Маузер, сделанный вручную под патрон 30-06. Самый универсальный патрон, можно охотиться на дичь, при сноровке и на некоторую птицу. И даже на людей.

Ощупью пошарил по дну шкафа, пальцы наткнулись на знакомые картонные коробки – патроны. Вытащил две, разорвал упаковку пальцами, рассыпал патроны по засыпанному стеклянными осколками полу. Порезав пальцы об мелкие осколки стекла, затолкал один за другим шесть патронов в винтовку. Снял кожаные колпачки, предохраняющие оптику прицела.

Готов.

Снова перекатился, приходя в позицию для стрельбы лежа. Точно в такой же позиции он выпустил тысячи пуль – и сейчас был уверен что не промахнется. Горячая кровь из изрезанных пальцев попадала на ложе винтовки, на спусковой крючок, редкими каплями падала на пол – но Джон не обращал на это никакого внимания. Весь мир для него сейчас свелся к перекрестью оптического прицела, своему спокойному дыханию, открытой двери на веранду, через которую было так удобно целиться и вспышкам на дульных срезах автоматов впереди, которые словно язычки пламени мелькали во мраке африканской ночи.

Бах!

Винтовка привычно и жестко отдала в плечо, изображение в оптическом прицеле смазалось под воздействием отдачи – но чутье и опыт подсказали Джону, что он попал.

Бах!

Ага… Кажется и брат тоже добрался до винтовки. Теперь держитесь, гады…

Вверх – на себя – от себя – вниз. Классическое, отработанное годами тренировок движение, опытные стрелки затрачивают на него меньше секунды. Желтоватого цвета гильза, выброшенная из винтовки, запрыгала по полу – а Джон уже перевел винтовку на новые, ясно видимые в ночи вспышки выстрелов, нахал спуск. Винтовка отдала в плечо, грохнул выстрел.

Еще один огонек погас, а Джон только успел перекатиться по полу под защиту стены – как град автоматных пуль разнес в щепки остатки перил на веранде и вонзился в противоположную стену. Разъяренные потерей своих сотоварищей, боевики патронов не жалели.

Тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р.....