Быстрый прищуренный взгляд в мою сторону.

– Обязательно посмотрю, – плотоядно улыбнулся Богданов, – но лучше на тебе. – Еще и подмигнул, паршивец такой.

Богданов справился быстро: мы не брали много вещей, ехали ведь всего на два дня. Потом, еще раз чмокнув меня в губы, Игорь принялся создавать в номере красоту. Принес корзину цветов из машины и, снова окуная нас в сказку, зажег бесчисленное множество свечей.

А я действительно лениво лежала в постели и любовалась, как старается принц, не смея до конца поверить, что этот великолепный мужчина мой. Может, мне просто сон прекрасный снится? Боже, я не хочу, я так боюсь проснуться.

Вскоре принесли ужин. Чего тут только не было, Виктор, не зная, как угодить хозяину, расстарался. И нежнейшая телятина с грибами, и семга под сливочным соусом, салат цезарь с креветками, еще какой-то салат с рукколой, посыпанный сверху кедровыми орешками, просто свежие овощи, нарезка изысканных сыров, нарезка тающей во рту вкуснейшей рыбы, а еще свежие фрукты, маленькие пирожные и дорогущее, приятное для языка шампанское. Все-таки быть богатой временами очень приятно.

Одеться мне Богданов не разрешил, пришлось ужинать укутавшись в простыню. А потом мы парились в бане и прыгали голышом в озеро. Необыкновенное единение с природой, красотой и этим мужчиной. Необыкновенное счастье и сказка, случившаяся со мной наяву. Боже, не дай мне проснуться.

Глава 5

Просыпаться в постели с миленькой Золушкой одно сплошное удовольствие. Она такая ладненькая и красивая, миленькая и сладенькая девочка, а сейчас, с распущенными темными волосами, совсем не похожа на строгую училку, скорее, серо-зеленоглазую русалку напоминает, только, слава богу, без хвоста. Причем даже утром, даже без грамма косметики очень красивая. И после вчерашней баньки с купанием голышом в озере совсем позабыла о смущении. Лежит обнаженная и прекрасная рядом со мной, не пытаясь каждую секунду прикрыться. Податливая и послушная, гни ее в любую сторону. И колючки, готовые каждую секунду уколоть, больше не торчат. Мне удалось их пригладить.

Да, поутру Даша Мельникова просто милашка, очень естественная и какая-то по-домашнему уютная. Не выдержал, снова начал покушаться на аленький цветочек девичьих губ. Но ива в моих руках вдруг заупрямилась.

– Богданов, ты обещал покатать меня на лодочке.

Ах, лодочка, какая может быть лодочка, когда от ощущений девушки в моих объятьях сносит крышу и по хребту идут мелкие разряды тока.

– Потом, – лишь отмахнулся я, заскользив ладонями по статуэточному телу.

– Когда потом? – тут же последовал вопрос и легкий тычок женского кулака по моим ребрам. – Ты же не думаешь еще один день провести в постели?

– Почему бы и нет, – прошептал я, наваливаясь сверху на свою девочку, укрощая тонкие запястья своими пальцами, целуя ее бархатистую кожу и раздвигая коленкой ноги.

– Вот же вредный принц, – пыталась вырваться Золушка.

Пожалуй, по поводу приглаженных колючек было немного самонадеянно с моей стороны.

– Ты обещал покатать меня на лодочке. Значит, мне нельзя верить твоим обещаниям? Значит, для вашего высочества значение имеют только его физиологические хотелки, а на мои желания плевать. – Девичий голос дрогнул от обиды.

Ох, Богданов, ты иногда как слон в посудной лавке. Но, блин, Дашенька такая соблазнительная по утрам, что невозможно удержаться от различных приятных для тела интимностей.

Прижал свой палец к пухлым девичьим губам.

– Тсс, все, не ругайся, милая. Немного увлекся, просто ты такая сладкая. А мужчины уж так устроены природой, по утрам особенно озабоченные. Прости, не хотел тебя обидеть, будет тебе лодочка и завтрак, а потом можно устроить конную прогулку.

– Конную прогулку… – Девичье лицо вспыхнуло заинтересованностью и даже восторгом.

– Да. Ты когда-нибудь каталась на коняшках?

– Давно, еще в детстве, тогда мы гуляли всей семьей в областном парке. Сначала маленький кружок, потом родители расщедрились на большой круг. До сих помню, что лошадку звали Сивка-Бурка.

– Вот, а сегодня ты сможешь нарезать сколько угодно больших кругов.

– Какая красота, – улыбалась Золушка. – Чувствую себя так, словно у меня день рожденья и ко мне «прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете».

– Да, – довольно ухмыльнулся, – в свободное от работы время я иногда подрабатываю волшебником. Люблю баловать маленьких послушных девочек. А вчера ночью ты была послушной.

– Бахвал! – Снова маленький, но острый кулачок Золушки ткнулся в мои ребра.

Постарался успокоить свои беснующиеся мужские инстинкты легким чмоком в девичий нос. Вдох, выдох, успокойся, Богданов, и так целую ночь девочку таранил, гнул, как тебе хотелось. Сейчас наступило время не бахвалиться обещаниями, а побыть для Золушки немного голубым вертолетом, точнее, волшебником.

Неохотно переместился с девичьего тела на белоснежное белье кровати.

– Дашунь, ну чего ты разлеглась. Сама же хотела на лодочке кататься. Надо быстро одеваться, чтобы успеть, пока солнце не очень высоко, насладиться прокатом. Иначе мы рискуем сильно обгореть, и окружающие подумают, что нам очень стыдно за те вещи, которые мы с тобой проделывали вчера ночью.

Показывая пример, подскочил с кровати и принялся одеваться.

– Не думала, что ваше сиятельство способно стыдиться.

Ну, почему же, в последнее время некоторые поступки моих родственников вызывают во мне стыдливые угрызения совести. Да и я не всегда поступал красиво.

– Стыдно, у кого видно, а я уже успел натянуть штаны.

Даше Мельниковой тоже пришлось натягивать белую футболку и весьма симпатичные шорты, в которых она смотрелась очень аппетитно, несмотря на целомудренную, почти до колен, длину штанин.

Капли воды в лучах утреннего солнца срывались с весел маленькими брильянтовыми брызгами. Золушка задумчиво водила по воде своими тонкими пальчиками. Голубое небо, сочная зелень, зеркальная гладь воды, загадочно мерцающая своими глубинами, красивая, кажущаяся родной девушка, сидящая напротив. Внутри что-то ёкало, млело и разливалось теплотой.

– Дашунь, расскажи мне о своей маме?

– Маме?! – растерянно моргнула Золушка, не ожидавшая такого вопроса. Серые глаза с зелеными искрами испуганно округлились, а по лицу словно болезненная судорога прошлась.

Н-да, у девочки явная психологическая проблема.

– Да, о маме. Хочу знать, какой она была. Мне кажется, что ты до пор не можешь отпустить ситуацию, в итоге у тебя внутри постоянная боль.

Сейчас у нее глаза олененка Бэмби. В них одновременно испуг, тоска и мука.

– О любимых людях надо говорить, вспоминать, даже если их нет рядом с нами.

– Н-надо, – голос Золушки дрогнул, – но ты прав, мне до сих пор больно, что мама погибла. Мне ее очень не хватает. Очень… – Ярко-зеленые сейчас глаза наполнились влагой, стали еще больше и выразительней.

Бедная моя сиротка. Очень хотелось обнять ее, такую растерянную, ранимую и одинокую. Но весла, будь они неладны…

– Это, видимо, потому, что ты потеряла маму в результате трагедии. Расскажи, какой она была?

– Мама, – голос Даши Мельников продолжал дребезжать, – она была необыкновенной женщиной. Светлой, любящей, очень доброй. Представляешь, я не помню ни одного случая, чтобы она на меня кричала.

– Разве можно на такую миленькую девочку кричать. Думаю, ты была очень послушной в детстве.

– Была, но все равно, как и все дети, шалила, капризничала, проявляла эгоизм. На тот момент я ведь являлась единственным и любимым ребенком в семье. Только мама не ругалась, не злилась, даже не раздражалась особо. Удивительно, но нам всегда было интересно вместе. Мама для меня была не только заботливой родительницей, но и лучшей подругой, я ей все свои тайны доверяла. Да что там, она была моей вселенной, и в ней меня любили, холили и лелеяли.

– И как же наказывали маленькую, в целом послушную, но иногда ужасно упрямую Дашу? – улыбаясь, спросил я.

– Для меня самым страшным наказанием было, когда мама со мной не разговаривала.

– А меня обычно наказывали какими-то ужасными лишениями.

– Ужасными? – вопросительно подняла бровки Даша.

– Да, ужасными. Лишали компьютера, телефона, прогулок с друзьями, картинга и, о ужас, самое страшное, кусочка бисквитного пирога нашей экономки.

– Какие жестокосердные родители, – смеялась Золушка.

А у меня от тихого перезвона ее смеха, теплоты в серых глазах снова внутри бешено вращались лопасти влюбленности.

– О да, я очень страдал. – Даже на миг оставил весла и дурашливо схватился за сердце.

Даша Мельникова снова засмеялась. Такая естественная сейчас, открытая и очень-очень симпатичная. Жаль, фотоаппарат с собой не взял, чтобы запечатлеть красавицу на веки вечные.

– Ты похожа на маму? Она была такой же красавицей?

– Все говорят, что очень похожа. И конечно, для меня мама была красивейшей женщиной на свете. Намного симпатичнее всех признанных голливудских красоток. Она многим нравилась, мужчины вслед оборачивались. Хотя одевалась мама всегда неброско, скромно, она ведь учительница, да и в поселке, не то что в городе, не принято выделяться и слишком сильно наряжаться. А какие она рассказывала сказки, Шахерезада отдыхает, дети – и не только они – слушали разинув рты, а я пыжилась от гордости, что это моя мама.

Пожалуй, теперь нужно приступить к самому интересному, узнать, что Золушка знает о смерти самой дорогой для себя женщины. Сердце тревожно забилось в груди, а лопасти перехватили воздух в легких.

– Расскажи мне, как погибла твоя мама?

От моего простого прямого вопроса Золушка вздрогнула, снова испуганно захлопала вмиг увлажнившимися глазами, невольно показывая ржавую пружину боли, сидящую внутри.

– Ты же знаешь, ее сбил черный БМВ.

Черный БМВ моего отца. По спине прошелся неприятный холодок.

– Как это произошло?

– Мама возвращалась домой от тети Тани, подруги своей. Она недалеко живет, на соседней улице. Было темно, а водитель на черном БМВ очень куда-то спешил, почти в три раза превысил предельно допустимую в населенном пункте скорость. Мы с ней разговаривали в тот момент, когда произошла авария, я до сих пор по ночам слышу ее крик, потом визг шин об асфальт – и молчание, зловещее молчание. Мама больше не отвечала…

– Девочка моя, – сдавленно прошептал я, а сердце сжималось от жалости и боли.

По девичьим щекам, уже не таясь, катились слезы. Золушка всхлипнула и продолжила:

– Я выбежала на улицу в пижаме, босиком, а на асфальте мама вся переломанная лежит. Знаешь, она лежала с открытыми глазами, но они были мертвые, пустые, смотрели в небо и не двигались. Я так кричала тогда, даже голос сорвала, цеплялась за маму, целовала, будто мои поцелуи могли ее оживить, даже не давала медикам забрать тело.

Боже, какую жуткую картину она нарисовала. Невольно вздрогнул.

Слезы еще сильнее побежали по девичьим щекам, на красивом лице, одновременно уродуя и возвышая, застыло страдание.

Мои глаза тоже невольно наполнились слезами, хотя я уже забыл, когда плакал последний раз. Бедная девочка, что ей пришлось пережить по вине моего отца. Теперь понятен этот дикий страх перед черными БМВ, теперь понятно, почему малейшее упоминание о матери вызывает такую острую реакцию.

– Надеюсь, водителя строго наказали? – спросил я, на всякий случай опустив глаза.

Аленький цветочек девичьих губ горько скривился.

– Нет, всего три года колонии поселения… За автомобильные аварии даже со смертельным исходом у нас не наказывают строго. Кроме того, в суде всякую ересь стали нести, будто мама пьяная была. Хотя выпили они с тетей Таней всего по бокалу вина. Но это даже не самое страшное…

– А что самое страшное? – Снова впился глазами в красивое, одухотворенное страданиями девичье лицо.

– То, что обвинен по этому делу был совсем другой человек.