Надя неплохая, добрая, готовит хорошо и во всем остальном весьма приятная. Весьма приятная?! Алексей прикрыл рукой глаза. Нет, надо наконец себе признаться – не нужна она ему. Никто не нужен. И Слава прав, так нельзя, надо отпустить ее. Ведь ей действительно замуж пора. А сколько ей лет? Тридцать четыре? Или нет, тридцать три, кажется. А день рождения когда? Надо у Пашкова спросить. А в общем-то и незачем.

Адамов решительно встал и, схватив портфель, пошел к дверям, но тут зазвонил телефон.

– Кира, у тебя что-то важное? – раздраженно спросил он, уже открыв дверь. – Я в суд тороплюсь.

– Буквально два слова, Алексей Сергеевич.

– Давай, только быстро, – разрешил прокурор, снова закрыв дверь.

– Нашел я инфу на сына Самойлова. Ему семнадцать, но дело в том, что его…

Адамов поморщился, что-то ему это напомнило. Ах да, его сыну могло быть примерно столько же, или дочери.

– Кира, что за самодеятельность? – перебил он, с силой сжав ручку двери. – Я же тебе говорил, меня не интересует его семья!

– Да вы послушайте! Это любопытно, – настойчиво возразил подопечный, в очередной раз удивив Адамова своей дерзостью.

– Ну, давай, только быстро, – сдался Алексей, доверившись свежему уму, вдруг и правда что-то стоящее?

– Выполнял я ваше задание и случайно наткнулся на кое-что интересное. В общем, сыну вашего Самойлова семнадцать и с отцом он не ладит, вернее, не ладил.

– Почему?

– Сын у него оболтус, мажор и наркоман. Но подает надежды. Вернее, подавал…

– Угу, – угрюмо отреагировал Алексей, – скоро подрастет и станет таким же уродом, как его папаша. Таким не место в обществе, и просто на земле. Погоди, а почему в прошедшем времени?

– Так я, собственно, по этому поводу и звоню. Не станет он уже никем и по земле ходить не будет.

Адамов тут же вытянулся, заняв стойку.

– Ну, рассказывай.

– Убили недавно сынка его.

– Как это? Говори толком!

– Да так, повздорил с учительницей, она его и грохнула.

Адамов помотал головой, мозг тут же начал анализировать услышанное.

– Погоди. Учительница? Это случайно не Загородняя?.. М-м-м, как ее… Анна Васильевна.

– Она самая. Посадили ее, говорят, дали пятнашку.

– Говорят! Дали! – раздраженно передразнил прокурор. – Я ее засадил, я и высудил пятнадцать лет.

– Да ладно, – усомнился Зарецкий.

– А ты все еще во мне сомневаешься? – рассердился Адамов неизвестно на кого, вероятно на себя. Самойлов – отец убитого? Как же он так оплошал?

– Да нет, я в другом сомневаюсь.

– В чем же? – сердито буркнул прокурор.

– Понимаете, она же всего лишь училка… Я почему-то не поверил, ну и покопался в ее биографии. Вот и решил срочненько вам позвонить. Не сходится у меня кое-что. Кажется мне, дело нечисто.

– Не поверил, говоришь? Не сходится? – задумчиво произнес Алексей, потирая ноющий висок. Вот и у него кое-что не сходилось, но он придушил сомнения, и на профессиональное чутье забил, все равно добился максимального срока. – Твою мать… Ладно, Кира, все понял, кинь мне информацию на почту, я посмотрю. А поговорим после.

Алексей вернулся, сел за стол и уставился в погасший монитор. Ошибся? Напортачил. Дело не изучил. Как же так? А как он не заметил фамилии Самойлова в деле? А парень-то какой молодец! Вот что значит непредвзятый, свежий взгляд.

Ошибаться и ставить свои решения под сомнение он не привык, а потому, тут же набрал номер секретаря.

– Лиля, срочно принесите мне дело Загородней.

– Так я это… Алексей Сергеевич, я его в архив уже сдала.

– Что? – вскипел прокурор, тут же поднялся и, выскочив в приемную, подлетел к столу секретаря. – Лиля, ну когда вы все успеваете?! – прорычал он, упершись кулаками в стол.

– Извините, – вжала секретарша голову в плечи, – но вы же сами сказали, что все, закрыто дело.

– Так. Срочно заберите из архива дело Загородней. Срочно!

– Хорошо, – подскочила секретарша. – Сейчас сбегаю, только вряд ли отдадут. Теперь запрос нужен… Официальный.

– А-а-а! Ну хорошо, хорошо! Сегодня напишу. Я сейчас в суд, потом вернусь, и… А Пашков не звонил? У него в компьютере наверняка есть все данные по делу. Куда он пропал, черт его побери?!

– В понедельник возвращается.

– Ну хоть одна хорошая новость! – рявкнул прокурор и скрылся в кабинете.

***

Судебное заседание затянулось, и Адамов из суда поехал прямиком домой. Бессонная ночь сказывалась, усталость навалилась, он дремал, сидя в старом мамином кресле, и прокручивал в мыслях все, что узнал сегодня. Только поздно вечером вспомнил, что сегодня практически ничего не ел.

Устало поднявшись, пошел на кухню, открыл дверцу холодильника, где по обыкновению повесилась мышь, и тут вспомнил – Надя! Глянув на часы, Адамов ругнулся. Полдесятого. Поздно.

– Надежда, прости, я в суде был…

В трубке раздались короткие гудки.

Алексей снова выругался, но на душе почему-то стало легче. Ладно. Завтра… Нет, в понедельник. Он обязательно спустится в канцелярию и скажет ей, что… А что надо сказать? Что говорят в таких случаях? Надя, прости, мы не подходим друг другу? Или Надя, я тебя не достоин, тебе нужен кто-то подобрей, поласковей? Глупости какие! Надо у Пашкова будет спросить…

На этот раз он провалился в сон, едва коснулся головой подушки. То ли причину своей бессонницы нашел, то ли накопился недосып. Мозг что-то пытался анализировать, планировать, хотелось срочно вскочить и куда-то бежать, но организм распорядился иначе. Ладно, утром, все утром…

***

Все выходные Алексей занимался самобичеванием, мыслями о том, что чувствует Самойлов, потеряв сына, и анализом информации, которую прислал Зарецкий.

– Так-так, почитаем… – бубнил про себя прокурор, читая письмо. – Анна Васильевна Загородняя, тридцать пять лет, педагог со стажем… Ну, это мы знаем, это неинтересно… А, вот! Живет с матерью-пенсионеркой, не замужем, детей нет. А нет, тоже не то… В гимназию устроилась через знакомую, бывшую однокурсницу, Любовь Никоненко… Педагогический институт окончила с отличием, в прежней школе была на хорошем счету, вела благотворительные факультативные уроки для малоимущих детей, на общественных началах организовывала экскурсии, любит детей, дети ее тоже. Та-а-к… Уволилась из-за болезни матери, перешла в гимназию, где зарплата вдвое выше. И это неинтересно.

Адамов чертыхнулся и набрал номер Зарецкого.

– Кира, ну и что ты мне прислал? Что ты тут увидел в защиту Загородней? То, что она детей чужих любит?

– Алексей Сергеевич, а вы второе письмо прочитали? Ну, про этого, про убитого Керкиса.

Адамов открыл еще одно письмо и пробежал глазами текст: «Никита Андреевич Керкис… Лечился от наркотической зависимости, имел несколько приводов за торговлю наркотиками, пьяную драку и поножовщину». Алексей присвистнул, ничего себе биография! В семнадцать-то лет! Так, что дальше… «В каждом приводе освобожден от ответственности за недостаточностью улик или отсутствием состава преступления». Понятно, отец постарался.

– Ну и что? Я же говорил, отморозок, весь в папашу.

– Так вот и не сходится. Она обычная училка, а он отморозок.

– И что? Она и убила, потому что парень отморозок. Не пойму, скажи толком.

– Да что непонятного? Скорее он мог ее убить. И, думаю, вряд ли эта училка вообще умеет пользоваться пистолетом. А в инете пишут, что преступление было спланировано заранее и основано на давнем конфликте. Ладно бы в состоянии аффекта! Только в этом случае она должна была его огреть чем-нибудь тяжелым, ну или ножом пырнуть, а тут пистолет.

– Вот и именно, значит, планировала.

– Нет, – твердо заявил Кирилл, – как-то не вяжется это с ее биографией. Да, ругалась она с ним, да, был конфликт, но спланировать убийство…

– А ты узнал, что за конфликт?

– Обижаете. Самолично вчера сгонял в гимназию, потолковал с его одноклассниками, друзьями и недругами.

– Опять самодеятельность разводишь?

– Так я как лучше хотел…

– Ладно, молоток. Ну и что узнал?

– Да что-что! Урод этот кормил ребят из младших классов наркотой, подсаживал, так сказать. Она увидела и потащила его к директору, но парню все сошло с рук, а вот ей влетело.

– Ну я же говорю, яблоко от яблони… – задумчиво произнес Адамов, припоминая, что про конфликт было кратко написано в деле, но немного иначе: Керкис повздорил на уроке с Загородней из-за плохой оценки, а она оговорила его, рассказав директору небылицу про наркотики. Докапываться до истины, разумеется, никто не стал, потому как отец ученика большой человек. Тьфу ты! Адамов скривился.

– Значит, все-таки были наркотики?

– Были, – уверенно подтвердил Зарецкий, – и думаю, именно поэтому с отцом пацан и не ладил. Вряд ли папаша одобрял такое. А еще ребята рассказали, что после того инцидента Керкис училке прохода не давал, угрожал и всячески издевался.

– Ну вот, чем не повод?

– Да в том-то и дело, она ему двойки ставила и угрожала не аттестовать по иностранному языку. Полагаю, это самое страшное, на что она способна. А потом его папаша, ваш Самойлов, пришел и нанял ее репетитором к сыночку. Сечете момент? Прям как специально.

– Ясно. Надо думать.

Адреналин в крови забурлил, Алексей почти физически ощутил, что близок к чему-то важному…

Глава 8

Анна потерянно смотрела на подругу сквозь мутное, испещренное мелкими царапинами стекло.

– Анюта, ты прости, это я во всем виновата. И зачем я тебя уговорила стать у него репетитором? – шмыгнула носом Люба.

– Перестань, Любаш, я сама принимала решение. И вообще, что теперь об этом говорить?

– Я так надеялась на Дарину Березину! Она лучшая, столько дел выиграла!

– Да, спасибо тебе за адвоката. Прости, возместить расходы вряд ли смогу. – Анна попыталась улыбнуться, но получилась жалкая гримаса.

– Ой, брось, – запричитала Люба, – какие расходы? Это же я во всем виновата. Жаль только, что она не справилась, а ведь мне ее рекомендовали.

– Она действительно неплохой адвокат и человек хороший, но так уж сложилось…

– Ой, это все прокурор! Дарина сказала, он просто зверь! Но она не собирается сдаваться, будет подавать апелляцию, так что ты не отчаивайся, ладно?

Та только кивнула.

– Люба, послушай, я попрошу тебя… Там мама одна, ты можешь найти кого-нибудь, чтобы присматривали за ней?

– Она знает про тебя?

– Нет, она думает, что я в командировке. Может, потом как-нибудь скажешь ей? Ой, не знаю, она этого не вынесет. Тяни, сколько сможешь.

Любаша закивала:

– Конечно, придумаю что-нибудь.

– Послушай, у меня в комоде во втором ящике сверху, под бельем лежит конверт. Найми, пожалуйста, ей сиделку. Там немного, но… Это все, что я успела заработать у… Самойлова, – Анну передернуло, она не могла произносить эту фамилию без содрогания.

– Хорошо, не беспокойся, все сделаю. – Люба вытерла слезы. – Я там тебе передачу принесла, но они не взяли, сказали, все должно быть в прозрачных пакетах, конфеты без фантиков, взяли только одежду.

– Спасибо, – Анна с болью посмотрела на подругу, которая без конца вытирала слезы. А вот сама она не могла проронить ни слезинки. Все еще находилась в ступоре.

– Свидание окончено! – оповестил надзиратель.

Анна тут же встала.

– Ты не плачь, Любаш, и не вини себя. Так сложились обстоятельства. Ты главное верь, это не я. Я не виновата.

– Я верю! Верю, Анюта! Мы будем бороться!

***

В понедельник Алексей мчался на работу, презрев все дорожные знаки и светофоры, ему не терпелось приступить к расследованию. Да-да, он собирался заново провести расследование по делу «Репетитора». Собственно, это его работа: есть сомнения, значит, надо копать, проверять и перепроверять. Главное надо срочно найти серьезное основание для возобновления следствия.